"Часто пишется казнь, а читается правильно — песнь…"

"... Может быть, простота — уязвимая смертью болезнь?"

75 лет назад в СССР утверждался новый величественный эпос:
"Против космополитизма и формализма в поэзии
Советская литература после исторического постановления ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград" вступила в полосу нового под'ема и расцвета. Социалистическая действительность, творческий труд народа-созидателя стали содержанием лучших наших произведений, советский человек, носитель коммунистической морали, является любимым ее героем. Это особенно сильно проявилось в произведениях—"Белая береза" М. Бубеннова, "Счастье" П. Павленко, "Знаменосцы" А. Гончара, "Кавалер Золотой Звезды" С. Бабаевского, "Далеко от Москвы" Ажаева, "Алитет уходит в горы" Т. Семушкина, в поэмах—"Флаг над сельсоветом" А. Недогонова, "Рабочий день" М. Луконина, "Новое русло" А. Кулешова и т. д.
Что ни год, у нас создается все больше отличных и хороших книг, значительнее становятся их содержание, монументальнее и яснее художественная форма. У нас утверждается новый величественный эпос.
Обращение к важнейшим событиям социалистической действительности, продолжение и развитие лучших традиций классической русской литературы — вот что характеризует наш литературный процесс и обеспечивает нашей литературе бурный рост. Советская литература заняла ведущую роль в прогрессивной литературе мира. Но именно поэтому она должна особенно заботиться о чистоте своих рядов, должна быстрее стряхнуть с себя космополитическое, формалистско-эстетское охвостье.
Разоблачена антипатриотическая группа театральных критиков. Но атаки велись не только на драматургию.
Формалистско-эстетская, космополитическая группа критиков в литературе нанесла немалый вред творчеству некоторых старых и молодых писателей.
Под прикрытием разговоров о форме безродные космополиты, которым чужда любовь к нашей великой Родине, чуждо чувство национальной гордости советского человека, ведут атаку на лучшие патриотические произведения советской поэзии. Во главе критиков-формалистов — буржуазных эстетов стал Д. Данин, унаследовавший гнусные методы космополитов, в свое время травивших Маяковского и возвеличивавших Б. Пастернака и А. Ахматову, а во главе позтов, насаждающих и охраняющих декаданс, стал П. Антокольский.
Одна из обязанностей советского критика — помочь всякому новому таланту прочно встать на ноги, закрепить драгоценные коммунистические черты в творчестве писателя. Именно по тому, насколько справляется критпк с этой задачей, а также насколько правильно об'ясняет ои читателям новое произведение, в первую очередь следует судить о принципиальности и партийности его позиций.
Между тем Д. Данин, этот от'явленный космополит, критик-формалист, всякое новое имя встречал критической зуботычиной. В статье "Мы хотим видеть его лицо", напечатанной в "Литературной газете" и подводящей итоги поэзии за 1947 год, Данин облил черной краской всю поэзию, зачеркнул, в сущности говори, все шесть поэм советских поэтов, напечатанных за год, только по отношению к одной сделав барски-пренебрежительное допущение, что она может заинтересовать читателя (а может и не заинтересовать, по логике, вещей). Это была поэма Недогонова "Флаг над сельсоветом", уже получившая к тому времени широкое признание читателя. Вот как, по Данину, выглядела поэзия 1947 года: "И всюду одна и та же черта: человек без лица, человек, охарактеризованный только признаками его профессии, его действования (!) ,— сиюминутошными (!) обстоятельствами его жизни".
Между тем именно в области поэзии за 1947 год было присуждено больше Сталинских премий, чем за какой бы то ни было другой. Из шести поэм, опороченных Даниным, две были удостоены Сталинской премии первой степени. Но даже это не остановило ретивого критика-космополита: менее чем через год он снова атаковал эти поэмы и, прибегая к заумному, птичьему языку, извиваясь ужом в туманных формулировках, попытался вторично охаять и опорочить их. Почти вслед за тем Данин ошельмовал не лишенную некоторых недостатков, но безусловно талантливую первую поэму молодого автора—поэму "Тула" Г. Горностаева.
Динин всячески подчеркивает, что искусство интереснее и важнее самой жизни,  что жизнь — штука серая, она сама по себе, а искусство — само по себе.
В статье "Преодоление страданий", появившейся в журнале "Знамя" через год после победы над Германией, Данин докатился до чудовищной клеветы на героических защитников города Ленина. Говоря о легендарных днях блокады, когда ленинградцы проявили мужество и непоколебимую стойкость, которые поразили весь мир, беспредельную любовь к советской Отчизне, великую высоту помыслов и чувств, присущих людям, воспитанным большевистской партией и советским строем, критик-космополит посмел обливать грязью светлый подвиг ленинградцев. Он писал, что ленинградцы вели "пещерную борьбу за существование", которая "выпускала на волю все темные инстинкты человека, была готова уничтожить все..."
Он истолковывает войны, в том числе и Великую Отечественную войну советского народа, как "очищение души" человека, по существу протаскивая на страницы советского журнала бред фашиствующих мракобесов, бормочет о "втором рождении человека, обретающего в чужой доброте и новой любви, казалось бы, утраченный источник жизненной силы и мужества".
Так может писать о священной для советского народа войне против извергов рода человеческого только "беспачпортный бродяга", человек, лишенный не только любви к советскому народу, к отчизне, но элементарного уважения к народу, совершившему великий благородный подвиг, — разгромившему фашизм, освободившему народы Европы от фашистского рабства, спасшему цивилизацию мира от фашистских погромщиков.
Данин нагло извращает гениального русского критика Белинского. Он пишет: "Хочу заметить, что определение "эпическая поэма" носило в устах Белинского крайне недружелюбный, чтобы не сказать— презрительный характер". Это наглое обращение с литературным наследством великого критика может допустить только безродный космополит. В действительности же Белинский называл эпическими произведениями "Тараса Бульбу" Гоголя, "Бориса Годунова" Пушкина и многие поэмы Пушкина и Лермонтова. Презирал же Белинский в действительности разные "Петриады", лишенные национального колорита, оторванные от жизни, рабски подражательные.
Для чего же понадобилась Данину клевета на эпос, как не для того, чтобы ошельмовать, охаять лучший произведения классической и крупнейшие произведения советской литературы.
Космополит Данин требовал от писателей изображения в их произведениях "конфликта в сознании", раздвоенности сознания, морально-идейной неполноценности советского человека. В последнее, время от'явленные реакционеры американские "критики-философы", об'явив Теодора Драйзера "натуралистом", проповедуют распад личности, оплевывают человека. Наиболее ярким выразителем такого течения является Сартр. А Данин попросту перепевает клеветников и их клевету переносит на советского человека!
Лапин избивает и извращает все передовое, новое, здоровое в нашей литературе. А кого он защищает?
В той же статье, напечатанной в журнале "Новый мир" (№ 10, 1948 г.),— "Страсть, борьба, действие" —Данин, пользуясь иезуитским трюком, как бы задавая вопрос от имени студентв 2001 года, пытается, в частности, поставить поэзию М. Алигер в один ряд с самыми лучшими произведениями советских писателей. А так ли идейно-политически цельна поэзия М. Алигер?
В 1943 г. вышел сборник стихов М. Алигер "Лирика". Что это за стихи? Поэт в Казани, вдалеке от фронта, перед керосиновой лампой пишет:
                Ходят ходики, шепчутся мыши,
                шевелятся мысли мои...
                Я живу за волжской водою.
                Подо льдом не шумит вода.
                Я когда-то была молодою.
                Я не помню уже, когда.
                А теперь поминутно старюсь,
                и от юности гонит меня
                этот маленький рыжий парус
                керосинового огня.
Стихи помечены 1941 годом. Над Родиной тогда нависла смертельная опасность. Рабочие, профессора, художники идут в народное ополчение, чтобы защищать Москву. И в это время поэт, забыв о народе, о Родине, обо всем, что свято для советского человека, копается в своей мелкой душонке! Когда в одном из выступлений автор этой статьи упомянул о декадентских мотивах в творчестве М. Алигер, ее покровитель поэт П. Антокольский метал громы и молнии. Но разве не знал П. Антокольский стихов Анны Ахматовой, в точности схожих со стихами М. Алигер?
С предельней ясностью осуждено подобное ковыряние в собственных душонках постановлением ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград" в 1946 году. А в конце 1947 г. переиздается в юбилейной серии поэма М. Алигер "Твоя победа", в которой много декадентских, упадочных мотивов. Вот что автор пишет о своей судьбе:
                  День прожить—пустыню перейти.
                  Бьет в лицо пустыня ветром  резким.
                  Замело, засыпало пути.
                  Некуда итти и спорить не с кем.
                  Что же делать? Голову сложить?
                  Замолчать в бессильи человечьем?
                  Даже с этим свыкнуться и жить?
                  Все равно ведь защищаться нечем.
                  Не к кому метнуться: — Помоги!
Итак поэтесса оказалась в советском обществе, как "в пустыне". В чем же огна видит свое будущее?
                  Что оазис! Даже если нет
                  ни воды, ни деревца, ни тени,
                  изнуренного обманет свет,
                  и мираж доставит облегченье...
Вот куда завело М. Алигер подражание Ахматовой — к чудовищному извращению советской действительности, к пониманию будущего, как миража. Повторяем, поэма со всеми этими "перлами" переиздана в издательстве "Советский писатель" в конце 1947 года (редактор А. Тарасенков).
Мы не можем забыть, что М. Алигер написала поэму "Зоя", широко известную советским читателям, ряд по-настоящему хороших стихов, что она талантливый поэт. Приняв, однако, медвежьи услуги критиков-эстетов, под защитой П. Антокольского она начала терять связь с подлинно советской поэзией и скатываться в болото декаданса.
Ее стихи "Фотография", "Летние стихи" и другие, напечатанные в 1948 году в журналах, лишь подтверждают это. Чем скорее поймет М. Алигер глубину своих ошибок, чем скорее покончит она с ними, тем лучше. Пусть она осознает, что путь, на который ее толкали критики-эстеты, гибелен для ее дарования!
Критик В. Рунин, поэт П. Антокольский также насаждали космополитизм, формализм, эстетство, стремились тащить советскую поэзию в болото формализма и суб'ективизма. И при всем этом П. Антокольскому было целиком доверено дело поэтического воспитания кадров в Литературном институте Союза писателей. Пользуясь бесконтрольностью, П. Антокольский насаждал снобизм, прививал молодым поэтам буржуазные, чуждые взгляды на поэзию. Вот, например, какие темы давал П. Антокольский для практических работ студентов: сонет на тему "бессонница", французскую балладу; сонет "Хлестаков" и т. п.
Что это, как не издевательство над здравым смыслим?  Никто из студентов не помнит, чтобы он давал задании писать на современную тему в традициях русской поэзии. Не случайно ряд поэтов ушел из семинара Антокольского — они поняли, куда может завлечь подобное поэтические "воспитание". Антокольский создаст поэтические группки по нездоровому признаку.
Не случайно духовные воспитанника П. Антокольского начинали вхождение в
литературу с гнилых декадентских или формалистских книг — М. Алигер, А. Межиров ("Дорога далека"). Не случайно воспитаники Антокольского С. Гудзенко и В. Урин не видят или не хотят видеть героических дел советского народа. Когда П. Антокольский написал поэму "Сын", советский читатель по достоинству оценил ее, но многие стихи, написанные поэтом, скорее напоминают переводы с иностранного, почти не связаны с поэтической культурой русского народа.
Космополитизм, формализм, эстетство тормозят развитие нашей литературы. Но свежие силы ее настолько могучи, ее устремления настолько ясны, глубоко патриотичны, благородны, что все попытки безродных космополитов обречены на провал. Советская литература, одержавшая крупнейшие победы, советская литература, занимающая ведущее положение в мире, литература, которой обеспечены каждодневная помощь партии и любовь всего народа,—советская литература находится на новом под'еме, она выполнит свой долг перед партией и народом!
Н. Грибачев".
("Правда", 1949, № 47 (16 февраля), с. 3).