"Орешник тебя отрешает от дня…"

"…И мшистые солнца ложатся с опушки

То решкой на плотное тленье пня,
То мутно-зеленым орлом на лягушку".

60 лет назад в СССР раздавались призывы беречь идейную чистоту советской литературы:

"Гнев и возмущение

Советские люди осуждают действия Б. Пастернака

                                                              ***

Вчера состоялось многолюдное собрание писателей Москвы, обсудившее постановление президиума правления Союза писателей СССР, бюро Оргкомитета Союза писателей РСФСР и президиума правления Московского отделения Союза писателей "О действиях члена Союза писателей СССР Б. Л. Пастернака, не совместимых со званием советского писателя". После вступительного слова С. С. Смирнова развернулись прения, в которых приняли участие Л. Ошанин, К. Зелинский, В. Герасимова, В. Перцов, А. Безыменский, А. Софронов, С. Антонов, Б. Слуцкий, Г. Николаева, В. Солоухин, С. Баруздин, Л. Мартынов, Б. Полевой.

Все ораторы единодушно отметили, что своим антисоветским, клеветническим произведением, своим предательским антипатриотическим поведением Б. Пастернак поставил себя вне советской литературы и советского общества, и одобрили решение об исключении его из числа членов Союза писателей СССР.

С чувством презрения и негодования говорили выступавшие о том, что пасквильный роман "Доктор Живаго" принят на вооружение международной реакцией, а его автор, поправ лучшие традиции классической русской литературы – гуманизм, народность, гражданственность, стал на защиту грязных интересов инициаторов "холодной войны".

Участники заседания призывали беречь идейную чистоту советской литературы, укреплять связи нашего искусства с жизнью народа, еще теснее сплотиться вокруг Коммунистической партии.

Собрание единогласно приняло резолюцию.

                                                              ***

Правильное решение

Только один наш колхоз продал государству в этом году 1 250 тысяч пудов хлеба и 200 тысяч пудов маслосемян. Лишь за 9 месяцев от каждой коровы мы надоили по 2 070 литров молока. Со всей площади зерновых колосовых в 17 тысяч гектаров собрано в среднем по 24 центнера с гектара. Доход артели от животноводства уже достиг 41 миллиона рублей…

Иному эти цифры могут показаться скучными, а для нас они звучат, как замечательная симфония. В них заключены небывалые в истории нашего села победы тружеников полей и животноводов, наших агрономов, зоотехников, инженеров, механиков, ветеринарных работников, нашей сельской интеллигенции, которая воспитана Коммунистической партией и служит верой и правдой своему народу, своей любимой Отчизне.

И вот в эти дни до нас дошла весть о том, что Пастернак в своей книге оболгал нашу страну, наш народ, первым в истории построивший новое, социалистическое общество. Мы любим нашу литературу, любим своих писателей, гордимся их успехами. И поэтому с радостью встретили сообщение о том, что Пастернак лишен высокого звания советского литератора и исключен из числа членов Союза писателей СССР.

Г. Ситало,

председатель колхоза имени Ленина

Село Гуляй-Борисовка, Мечетинского района, Ростовской области.

                                                              ***

Лягушка в болоте…

Что за оказия? Газеты пишут про какого-то Пастернака. Будто бы есть такой писатель. Ничего о нем я до сих пор не знал, никогда его книг не читал. А я люблю нашу литературу - и классическую, и советскую. Люблю Александра Фадеева, люблю Николая Островского. Их произведения делают нас сильными и благородными. С детства читаю и люблю Михаила Шолохова.
Много у нас хороших писателей. Это наши друзья и учителя.
А кто такой Пастернак? По цитатам из его произведений видно, что Октябрьская революция ему не по душе. Так это же не писатель, а белогвардеец. Мы-то, советские люди, твердо знаем, что после Октябрьской революции воспрянул род людской.
Мой отец, знатный животновод совхоза № 18, Ростовской области, не был призван в Отечественную войну, - броню имел. А как нажали гитлеровцы, он ушел добровольцем на фронт. Нам, детям, он сказал: надо защищать Октябрьские завоевания, без них мы никто и ничто.
Я ещё был мальчишкой, а хорошо понимал это. С войны отец вернулся домой тяжело раненный. Но ведь не зря пролил кровь, а за свое родное дело. Мы, три брата, работали механизаторами в совхозе. Потом я поехал строить Сталинградскую электростанцию. Шесть лет тружусь я старшим машинистом на кране-экскаваторе № 681. Мы достраиваем великое сооружение на Волге. Я работаю на перекрытии русла. Вот ночью была буря, много наделала бед. Трудная была ночь. Сегодня все исправлено.
А какая там буря в луже у Пастернака? Как у лягушки в болоте. Бывает, такое болотце вместе с лягушкой мой ковш зачерпнет да выкинет. Допустим, лягушка недовольна, и она квакает. А мне, строителю, слушать ее некогда. Мы делом заняты.
Нет, я не читал Пастернака. Но знаю: в литературе без лягушек лучше.
Филипп Васильцов,
старший машинист экскаватора.
Сталинград".

"Литературная газета", 1958, № 131 (1, ноябрь), с. 3).

"Быть верными партии нашей всегда…"

"…Наш долг и священное право.

Тому, чьим доверием юность горда, -

Великому Сталину слава!"

                      

70 лет назад в СССР брали равненье на партию советские поэты:

"Юрий Левитанский

Комсомольская юность

Это зрелости нашей дата,

и рождения нашего дата,

это юности дерзкий взлёт.

Снова память нас –

                                          как когда-то

запыленный комбат солдата –

по дорогам большим ведет…

               1

Над своим комсомольским билетом

ты склонился, приятель мой,

и за ленинским силуэтом

на обложке его простой,

за почётными орденами,

за шуршаньем его страниц

разглядишь,

                          как бушует пламя                               

грозовых,

                     боевых зарниц.

Это молодость удалая

надевает впервой шинель,

это юность коней седлает,

чтобы с песнею,

                                       сквозь метель

проноситься под свист картечи

с трехлинейкою на ремне,

словно в песне –

                                       заре навстречу…

И уже в дыму и в огне,

как легенда,  

                                   встает Триполье

сквозь глухой орудийный гром.

Это славы нашей предполье

распростерлось по-над Днепром.  

       2

 Комсомолец!

                               Друг мой и ровесник!
Боевая, верная семья!

Нынче стала самой лучшей песней

юность комсомольская твоя.

И когда перебираю главы

летописи Родины моей,

я повсюду вижу отблеск

                                                 славы

комсомола верных сыновей.

Шелестят бессмертные знамёна,

и горнисты сбор трубят опять.

Я б хотел сегодня поимённо

всех моих товарищей назвать.

Но пройди по всей родной державе -

не сочтёшь большие их дела:

нет границы комсомольской славе,

сильным и бесстрашным –

                                               нет числа.

       3

Прошли, пролетели годы

в дыму гражданской войны.

О молодость комсомола!

О юность моей страны!

Ударной бригады песня,

опять надо мной звени!..

В Магнитке и над Кузнецком

огни зажжены,

                                         огни.

И у Днепра,           

                              где первые

шли комсомольцы в бой,

встает,

           как памятник юности,

сверкающий Днепрострой.

В рабочих спецовках юноши

кончают кладку стены

на Сталинградском тракторном,

где в вихре другой войны

лавиною наступления

мы двинемся на врага,

где вновь моё поколение

прославится на века.

       4

Я помню песни той поры

и строек звонкие названья,

и пионерские костры,

и комсомольские собранья.

С ребячьих, самых первых лет

Мы не искали лёгкой жизни.

Был комсомольский мой билет –

как клятва верности Отчизне.

Когда в колоннах

                                      в ранний час

мы шли, знамёнами алея,

как радостно глядел на нас

наш вождь с трибуны мавзолея!

Творя,

                   работая,

                                    любя,

и весело живя на свете,

мы чувствовали все себя

перед Отечеством в ответе

и перед Сталиным в долгу…

Но как ровесники мужали,

я вспомнить с гордостью могу:

тогда,

              под Выборгом

                                       в снегу

мои ровесники лежали

не зря.

                             Не зря нам с юных лет

даны бесстрашье и отвага…

И комсомольский мой билет

был, как солдатская присяга.

       5

Вспомни грохот жаркого боя,

Подмосковья лихую ночь.

Вот уходит в бессмертье Зоя –

комсомола родная дочь.

Сквозь железную злую вьюгу

Вечно юный,

                         вечно живой,

вот протягивает ей руку

брат по мужеству –

                                  Кошевой.

Небосвод от пожаров розов,

и встают в нерушимый строй

Лиза Чайкина

                                   и Матросов.

Комсомолец.

                   Боец.

                   Герой.

Имена их не тронуты пылью,

и сегодня они встают

боевой, неумершей былью,

вместе с нами в одном строю.

       6

Жизнь твоя не вместится в анкете –

так она огромна и красива.

В комсомол уже вступают дети

комсомольцев первого призыва.

  Академик видный

в кабинете,

знатный токарь

в городском Совете,

и пилот,

парящий в стратосфере,

и артист Народный

на премьере,

старый инженер

в рабочей блузе

и поэт,

прославленный в Союзе,

вспоминают молодость свою.

А мое

родное поколенье,

залечив,

военные раненья,

раскрывает

мудрые тома,

воздвигает

светлые дома,

поднимается

под купол неба,

собирает в поле

тонны хлеба,

изучает в школе

теоремы,

сочиняет песни

и поэмы,

прославляя снова, как в бою,

юность комсомольскую свою…                  

Так взвивайся,

сердце обжигая,

песня комсомола

молодая!

Снова, взяв на партию равненье,

нам в поход, родное поколенье.

Шире шаг!

Вдали уже –

                   взгляни –

коммунизма светлые огни".

("Восточно-Сибирская правда", 1948, № 214 (29, октябрь), с. 2).

"Даем нерушимую клятву свою от имени всей молодежи…"

"…Упорны в труде и отважны в бою,

Мы путь к коммунизму проложим".

70 лет назад в СССР вся юность мечтала стоять на учете:

"Александр Яшин

Комсомольская песня

Мы Лениным подняты к жизни,

К величию Сталин привел.

В сраженьях за счастье Отчизны

Сплочен и окреп комсомол.

Мы – Комсомол!

Партия нас взрастила,

Партия нас ведет,

Партия – наша сила,

С Партией весь народ.

Не знают усталости руки

На стройках заводов и сел.

Умельцы в труде и в науке,

В боях мы орлы: Комсомол.

Мы – Комсомол!

Партия нас взрастила,

Партия нас ведет,

Партия – наша сила,

С Партией весь народ.

Отважней сердец не найдете,

Мечтает вся юность со школ

Стоять на партийном учете;

Готовит борцов комсомол.

Мы – Комсомол!

Партия нас взрастила,

Партия нас ведет,

Партия – наша сила,

С Партией весь народ.

Всех стран молодежь поднимая,

Наш клич рубежи перешел.

История с нами шагает,

Знамена вперед, Комсомол!

Мы – Комсомол!

Партия нас взрастила,

Партия нас ведет,

Партия – наша сила,

С Партией весь народ".

("Красный Север", Вологда, 1948, № 215 (29, октябрь), с. 3).

"Ну, и надо ж было, тужась, каркнуть и взлететь в хаос…"

"…Чтоб сложить октябрьский ужас

Парой крыльев на киоск".

60 лет назад в СССР даже горячие обсуждения проходили в обстановке полного единодушия:

"Единодушное осуждение

Вопрос о действиях члена Союза писателей СССР Б. Пастернака, не совместимых со званием советского писателя, обсуждался вчера на совместном заседании президиума правления Союза писателей СССР, бюро Оргкомитета Союза писателей РСФСР и президиума правления Московского отделения Союза писателей.

После вступительного слова председательствовавшего на заседании Н. Тихонова и выступления секретаря правления Союза писателей СССР Г. Маркова развернулось горячее обсуждение, в котором приняли участие С. Михалков, В. Катаев, Г. Гулиа, Н. Зарян, В. Ажаев, М. Шагинян, М. Турсун-заде, Ю.Смолич, Г. Николаева, Н. Чуковский, В. Панова, М. Луконин, А. Прокофьев, А. Караваева, Л.Соболев, В. Ермилов, С. Антонов, Н. Грибачев, Б. Полевой, С. С. Смирнов, А. Яшин, П. Нилин, С. В. Смирнов, А. Венцлова, С. Щипачев, И. Абашидзе, А. Токомбаев, С. Рагимов, Н. Атаров, В. Кожевников, И. Анисимов и другие писатели.

Все участники заседания единодушно осудили предательское поведение Пастернака, с гневом отвергнув всякую попытку наших врагов представить этого внутреннего эмигранта советским писателем. Выступавшие призывали всех советских литераторов еще теснее сплотиться вокруг Коммунистической партии, быть еще более бдительными и непримиримыми борцами за чистоту советской идеологии.

"Президиум правления Союза писателей СССР, бюро Оргкомитета Союза писателей РСФСР и президиум правления Московского отделения Союза писателей РСФСР, - говорится в единогласно принятом постановлении, - лишают Б. Пастернака звания советского писателя, исключают его из числа членов Союза писателей СССР".

("Литературная газета", 1958, № 129 (28, октябрь), с. 3).

"Родной семье народов нужен чекистов острый, зоркий взгляд..."

"…Они отточенным оружьем

Свободу Родины хранят".

45 лет назад советские люди понимали, что письмо в Лондон – это рубеж, который переступать не стоит:

 "А. Зубов

Л. Леров

Вне игры

(Продолжение. См. "Огонек" № 37-41)

…Бутов листает фотокопии страниц глебовского досье, вспоминает сообщения Михеева о беседе с Ириной, ее рассказ о Глебове. Бутов прослушивает записи этих бесед, перечитывает материалы, изъятые при обыске автомашины покойного Глебова и его комнаты, анализирует ход событий по времени - именно в то утро, когда доктор Рубин узнал о гибели инженера, он и отправился в КГБ. Случайное совпадение? Возможно. Но теперь Бутову ясно: он не ошибся, когда протянул нить от Глебова к Рубину. Пусть тонкую, сомнительной прочности нить, но нельзя было не включить ее в запутанную схему запутанных связей Захара Романовича. И вот фотокопия досье инженера Глебова. И комментарии Егенса…

Что известно противнику о нем, что его связывало с Рубиным и почему он попал в сферу внимания Дюка? А неотправленное письмо к другу? Кто он, его друг?.. Эти и многие другие вопросы возникали у Бутова, пока он листал досье.

… Инженер-строитель Василий Глебов был еще молод, но о нем уже говорили как о специалисте вдумчивом, дерзающем. После вуза направили в проектный институт. Проработал он там недолго и попросился на стройку.

Отец, крупный геолог, большую часть года проводил на Севере, в экспедициях. Сын оставался под опекой матери, потомственной учительницы. В доме Глебовых полный достаток. Отец Василия зарабатывал много, но воспитание сына передоверил супруге.  А мать Василия верила в талант сыночка и в те нравственные начала, что были заложены в нем с детства. Увы!.. Она не учла, что и на хорошем фундаменте иногда поднимается убогое здание. Отличный педагог в школе, мать оказалась беспомощной воспитательницей сына… Татьяна Петровна по-матерински снисходительно относилась к болезненному самомнению, самовлюбленности горячо любимого Василька, к тому, что в кругу своих сверстников ее Вася считал себя выше всех...

Ко времени описываемых событий отец умер, а мать стала пенсионеркой и коротала свой век с холостым сыном в богатой трехкомнатной квартире.

От отца Василий Глебов унаследовал кипучую энергию и трудолюбие, а от матери — интерес ко многому, что лежит за пределами его узкой специальности. Василий оказался не только одаренным инженером... Он писал стихи, хорошо знал современную литературу. Разбирался и в музыке и в живописи… Как и его покойный отец, покупал картины. Любил потолкаться в магазинах, берущих на комиссию картины из частных собраний.

В кругу друзей Глебов слыл человеком увлекающимся, легко поддающимся эмоциям. Молодому жизнелюбцу явно не чуждо желание прихвастнуть, блеснуть в обществе особым, идущим вразрез с общепринятым, взглядом на какие-то социальные события, явления. Эту "особую" точку зрения он формулировал туманно, но с претензией на многозначительность, подчеркивая своё превосходство над "серой толпой стандартно мыслящих". В компании Глебов любил доверительно, шепотом, этак небрежно, невзначай обронить: "Читал, братцы, повесть… В рукописи… Ни в одном журнале не приняли… А написано-то как!.."

С Веселовским, однокашником по институту, Глебов встретился случайно, в ресторане, на свадьбе общего знакомого.

— Что строишь, друг? Где промышляешь? — небрежно спросил Вася.

Веселовский сначала "напустил тумана"… Понять, где он работает, нельзя было. Но после четвертой рюмки водки стал словоохотливее и внес ясность: с дипломом инженера промышлял сначала в каком-то промкомбинате техноруком, а сейчас числится техническим директором комбината, процветающего на рекламном поприще.

После цыплят-табака гости шумно поднялись с мест — потанцевать, размяться… Оказавшись вместе с Владиком Веселовским в кругу молодежи, Глебов по обыкновению вышел на любимую орбиту: "Читал, братцы, повесть…" И пошло… Интереса к "повести" не проявили, и лишь Владик, кажется, по достоинству и весьма высоко оценил его высказывания…. Он отвел Глебова в укромный уголок и, оглянувшись по сторонам, шепнул: "Есть о чем потолковать… Я, между прочим, тоже за такую литературу. Вместе пойдем домой... Договорились? О’кэй!" И тут же отошел в сторону, примкнув к шумной компании, обсуждавшей перипетии вчерашнего большого футбола.

Было уже совсем поздно, когда они возвращались со свадьбы. Владик предложил не спешить с поиском такси. Сдержанно, но уже без всяких туманных намеков, он поведал свою тайну: интерес к "пикантной", как он выразился, литературе свел его с неким Дюком, иностранцем, аспирантом МГУ...

— Занятный тип. Учится у нас в порядке культурного обмена. Любит весело провести время, имеет деньги и считает, что на нашей грешной планете все можно купить и продать. И то самое чтиво… Говорит, что политика его не интересует. Однако учти: он не такой уж добрый малый. Услуга за услугу.

Расстались они почти на рассвете, договорившись встретиться у Владика дома в ближайшую субботу вечером.

- Приходи, познакомлю с Дюком. Может, что и оторвешь.

Дальше события развивались не очень быстро. Ни Владик, ни Дюк не форсировали их. Обработка новичка велась исподволь, и сначала Глебову казалось, что и Владик и Дюк действуют на чисто коммерческих началах. Он как должное принял, когда однажды ему пришлось уплатить Владику солидную сумму денег за "пикантную рукопись", а что касается "услуги за услугу", то в меру своих возможностей он, конечно, готов ответить. Хотя возможности у него ограничены. Как-то один из сослуживцев тайком, из рук в руки, с тысячью всяких предупреждений и оговорок, дал ему кое-что почитать на вечер. Но Владик позаботился о технике быстрого размножения рукописи… "Это уж не твоя печаль, старик", - говорил он Васе. Так в руки Владика попали рукописные опусы не очень-то известного литератора и стенограмма какого-то закрытого диспута. У Глебова и в мыслях не было, что Дюк за все это щедро расплачивается с Владиком дорогими сувенирами. Иногда, правда, у него возникали смутные догадки: фирма "Дюк — Владик", видимо, предприятие не только коммерческое... И хотя он тотчас отмахивался от таких догадок, Владик то и дело возвращал его к ним. Однажды он дал Глебову листок бумаги с двумя адресами: "Подарок от Дюка. Если пожелаешь получить Авторханова, пошли по одному из этих адресов открытку".

— А кто такой Авторханов?

— Вася, как тебе не стыдно?.. Считай, что ты и не задавал такого вопроса… Эрудит первого класса, и вдруг — кто такой Авторханов…

Веселовский восторженно говорил о «гениальном теоретике», но в «детали» не стал вдаваться. "Детали" — Авторханов предатель Родины, расстреливавший советских людей, бежавший вместе с эсэсовцами на Запад, - остались "за кадром".  

— Тебе надо обязательно почитать его «Технологию власти». Только не вздумай действовать в открытую. Напиши по этим лондонским адресам, что напоминаешь об обещанном лечебном препарате. И подпишись — Афанасий Крылов. Дальше не твоя печаль. Все будет о-кэй! А листок этот подальше спрячь.

Листок с адресами Глебов спрятал подальше и тогда же решил, что в Лондон писать не будет: "Есть рубеж, переступать который все же не стоит…"

(Продолжение следует)".

("Огонек", 1973, № 44 (27, октябрь), с. 28-30).

"Но утром одним туманным под гневный призыв тамтама..."

"...С оружием на плантаторов поднялся народ Вьетнама. 

И в самом сердце восстания знамя взвилось упрямо:
То был подарок Сталину от девочки из Вьетнама! "

50 лет назад советские люди уже предчувствовали появление через четверть века на территории г. Мытищи шести организованных преступных группировок:

"Анатолий Орлин

                         *  * *

Я в личном плане записал:

Два дня труда отдать Вьетнаму.

И вот клепаю по часам

Свою всемирную программу…

Такие нынче времена –

Вьетнам в огне,

В цепях Эллада…

И где б ни вспыхнула война –

Как будто бы в Мытищах, рядом".

("Огонек", 1968, № 44 (26, октябрь), с. 18).

"Мы домой звонили Мите, нам ответил телефон... "

 "...Вы звоните в вытрезвитель,

Чаще там бывает он".

30 лет назад не всякого советского человека полностью удовлетворяла работа в паспортном столе:

"О чем мечтает начальник вытрезвителя?

Валентина Свириденко перевоспитывает пьяниц в своем небольшом городке Новочебоксарске. И дело делает, видимо, неплохо, если некоторые из клиентов городского вытрезвителя, едва ее завидев, спешат сказать: "Здравствуйте, начальник". А иные и цветы ей дарят в знак благодарности. Многим завсегдатаям

этого учреждения Свириденко помогла избавиться от пагубной привычки.

- Валентина Александровна, как вы оказались на такой работе? Что вас в ней привлекает?

- Действительно, привлекательного мало. Да и героического тоже не много. Но с другой стороны, без нас пока не обойтись. Многие горожане звонят, просят помочь. Кто звонит? Жены, матери. И даже, не поверите, сами выпивохи. И мы спешим на помощь. Со встреч с нами для таких людей, по сути, начинается возвращение в семью, к трезвой жизни. При этом надо быть психологом, чтобы понять другого человека, суметь разобраться в человеческой душе. А это бывает ох как непросто, учитывая наш контингент. Более всего не по нутру выпивохам,

когда их фотографии помещаем в специально оборудованной в городе витрине. Сообщаем их фамилии в городской газете. Иной раз попадает какой-нибудь начальник и начинает угрожать: "Вам позвонят, вас завтра же выгонят с работы, если сейчас же не отпустите…" Но держимся. Спокойствие и твердость в нашем деле очень важные качества.

- Расскажите, пожалуйста, немного о себе.

Закончила медучилище в Ленинграде. Муж работает в органах милиции. Со временем и я примерила милицейскую форму. Ношу ее и сейчас. Воспитываем сына. Он перешел в пятый класс. Одно время работала в паспортном столе. Но через восемь месяцев относительно спокойной жизни поняла: это не по мне. И вернулась. Сейчас учусь в Чебоксарском госуниверситете на филологическом. Хочу получить педагогическое образование.

- Интересно, о чем мечтает начальник городского медвытрезвителя?

- Чтоб у нас не пили и я осталась без работы, чтоб не распадались из-за пьянства семьи".

("Работница", 1988, № 10 (октябрь), с. 27).