"И такое сочинить,
Чтобы причинило
Счастье
сразу многим
Людям,
Человекам.
Только так шагать мы
будем
В ногу
с веком".
65 лет назад
количество забот, выпавших на долю начальника, можно было легко представить по
количеству стружек и пепла:
«В приморском
городе.
Повесть.
Михаил Маклярский.
Глава первая.
Осень, как всегда в
этих краях, была великолепна...
Впрочем,
подполковнику Никонову – записному охотнику и рьяному любителю природы – сейчас
было не до осенних красот. Он находился сейчас во власти одной мысли: «Кто
подменил ампулу?»
У Никонова была
давняя привычка: в минуты глубокого раздумья заниматься какой-нибудь, хоть
самой пустяковой, физической работой. Если он размышлял, сидя за своим
письменным столом, то работа эта обычно сводилась к одной и той же
автоматической операции: с удивительной ловкостью он оттачивал один за другим
карандаши, десятка полтора которых торчало из высокого массивного стакана
зеленовато-желтого стекла.
Аккуратные, чуть
согнутые стружки падали в пепельницу, а мозг подполковника, словно отгороженный
от всего внешнего, функционировал в это самое время с интенсивностью не
меньшей, чем руки.
Секретарь Никонова
Артемьев по количеству стружек и пепла довольно точно представлял себе, сколько
забот выпадало на долю его начальника в тот или иной рабочий день.
... Карандаши давно
уже были очинены, и руки пребывали в вынужденном бездействии, мозг все еще
трудился над загадкой, которую принесли с собой вчерашние события.
Никонов напряженно
раздумывал над фактами, имевшими, как ему казалось, отношение к свершившемуся
вчера преступлению. Он пытался в этой груде фактов разглядеть связующие звенья,
найти естественный порядок, потому что только в естественном порядке
расположенные факты могли привести к ответу на вопрос о том, кто виноват в
подмене ампулы.
Стремясь воссоздать
эту объективную картину, подполковник мысленно вернулся к тому июльскому
воскресному дню, когда впервые возникла убежденность, что инженер Дмитриев
привлек к себе внимание иностранной разведки...
... Никонов сидел за большим письменным столом мореного
дуба. Электрический вентилятор гнал в его сторону струю воздуха. Это не
приносило заметного облегчения – воздух был слишком нагрет, и подполковник
временами доставал из кармана платок, вытирал им лицо и шею, глубоко залезая за полурасстегнутый воротник
чесучового кителя.
По другую строну
стола в одном из двух глубоких кресел сидел старший лейтенант Киселев, высокий
блондин с осанкой спортсмена. Лицо его выражало крайнюю степень внимания.
- Так и не
догадываетесь? – спросил Никонов собеседника.
На лоб Киселева,
увенчанный шевелюрой непокорных волос, набежали мелкие морщинки.
- А знаете почему? –
продолжал подполковник.- Потому что в своих рассуждениях вы ограничили себя
узким кругом фактов. И притом фактов, так сказать, близлежащих. Между тем, в
нашей работе важно уменье широко мыслить, уменье связывать факты, которые на первый
взгляд кажутся совершенно не зависящими друг от друга...- Никонов вынул из стола
небольшую папку и положил ее перед собой.- Вам известно о врачебном консилиуме?
О его результатах?
- Известно.
- Что ж, и это не
навело вас ни на какие размышления?
Киселев недоумевающе
пожал плечами.
- Вам известно,-
терпеливо продолжал полковник,- что на консилиуме обсуждалось предложение
приезжего профессора направить инженера Дмитриева на курортное лечение за
границу?
- Но ведь Дмитриев
серьезно болен... Вы же это знаете.
- Это-то и заставляет
меня задумываться. Предположим на минуту такую нелепость: Дмитриев симулирует
болезнь. Тогда все ясно, и я бы не стал предлагать вам решать этот ребус... Да
еще в такой жаркий день... Чорт бы ее побрал, эту жару!
Никонов снова вытер
лицо платком, бросил его на стол и развернул папку. Перелистав несколько
бумаг, скрепленных скоросшивателем, он нашел протокол консилиума.
- Дмитриев
действительно серьезно болен. К тому же он категорически отказался ехать за
границу... и вообще ехать куда бы то ни было... – Подполковник перевел взгляд с
протокола на собеседника.- Мы с вами знаем, что состояние работы, безусловно,
требует постоянного присутствия Дмитриева в ОКБ, хотя дела идут успешно.
Никонов снова
перевел взгляд на бумагу.
- Наумова поддержала
своего пациента, заявив, что любое длительное путешествие плохо отразится на
его здоровье. Вакулов тоже высказался против, причем к аргументации Наумовой
прибавил, что наша медицина и наши курорты ничем не хуже заграничных... Таким
образом, приезжее светило медицинской науки осталось в одиночестве...
Подполковник
замолчал.
- Вы еще не
понимаете?
- Не понимаю, товарищ
подполковник, - с искренним огорчением признался старший лейтенант.
- Плохо... Плохо,
товарищ Киселев!- огорчение звучало теперь в голосе Никонова.- Давайте
танцевать от печки... Работа Дмитриева, как вы знаете, имеет исключительно
важное значение, и раскрытие планов инженера причинило бы нашей Родине огромный
ущерб. Следовательно...
Никонов взглянул
поверх головы Киселева куда-то вдаль, точно в этой дали хотел разглядеть нечто
ему самому еще не вполне ясное.
-...Следовательно,-
продолжал он, размышляя вслух,- нельзя сомневаться в том.., что охотники
раскрыть.., то, что нам поручено сохранять в тайне,
несомненно, имеются... и охотники энергичные, матерые, не останавливающиеся ни
перед чем...
Никонов замолчал.
Взор его все чаще блуждал где-то далеко за пределами кабинета. Киселев замер в
ожидании слов, которые наконец должны были принести разгадку. Правильней
сказать, он уже начал – так, во всяком случае, ему показалось – понимать ход
мыслей подполковника, и тем не менее вопрос последнего застал его врасплох.
- Вы сталкивались с
ними? – спросил Никонов.- Я хочу сказать: ощущали по каким-нибудь конкретным
фактам, по каким-нибудь хотя бы неясным намекам, что они уже шныряют поблизости
от Дмитриева?
–Нет, Леонид
Федорович, я... конечно, я понимал, что рано или поздно...
- Ну, так вот! –
перебил подполковник старшего лейтенанта и встал.- Сидите, - сказал он
Киселеву, намеревавшемуся вскочить с кресла,- считайте, что «рано или поздно»
уже наступило!.. Я не утверждаю. Но мы обязаны предположить, что за советом
профессора-консультанта скрывается отнюдь не забота о здоровье Дмитриева... И
тогда следует попросить Москву, чтобы она заинтересовалась, не подсказывал ли
кто-нибудь профессору... Повторяю, это не утверждение, а предположение, но мы
его слелать обязаны...
Никонов нагнулся над
столом, взял карандаш и что-то записал в блокноте.
- Теперь взгляните на
все это с другой точки зрения. Вполне можно себе представить, что наши местные
эскулапы, лечащие Дмитриева, несколько терроризированы его властным
характером... – подполковник почесал затылок и с комической растерянностью
посмотрел на собеседника.-...Этот чудный характерец мы, кажется, оба испытали
на своей шее?.. Так вот, может быть, они идут на поводу у своего пациента.
Может быть, нужно насильно заставить его прервать работу именно в интересах
дела? Может быть, режим, который они установили.., эти систематические инъекции
только на время оттянут необходимость санаторного лечения, и еще неизвестно...
Стоявшие в углу
кабинета часы своим громким и торжественным боем перебили речь полковника.
Киселев с
беспокойством сказал:
- Уже пять...
- Ну и что?- удивился
полковник.
- А жара все не
спадает. Подумайте, Леонид Федорович, какое будет пекло на стадионе.
Никонов улыбнулся.
- Я и забыл!- сказал
он.- Вы ведь сегодня судите матч?
- Я,- не без гордости
ответил Киселев.
- Ну, так вам,
пожалуй, пора, а я еще часок поработаю и тоже махну на стадион.
Киселев встал:
- Какие будут
приказания, товарищ подполковник?
- Телеграмму в Москву
составлю я сам. Вам же придется в число своих объектов включить также и
заводскую поликлинику. Завтра мы это обсудим.
После ухода Киселева
подполковник Никонов занялся просмотром свежих
иностранных газет.
Перелистав десятка
полтора страниц, он увидел статью Болдуина, обозревателя газеты «Нью-Йорк
таймс». Это была вторая его статья из серии, посвященной послевоенной
деятельности американской разведки. Подполковник отчеркнул толстым цветным
карандашом следующие строки:
«В числе сотрудников
всех американских посольств за границей имеются агенты, состоящие на службе у
недавно созданного центрального разведывательного органа...»
Само собой
разумеется, для Никонова это не было новостью, как не было для него открытием и
сообщение автора статьи о том, что «для пересылки шпионских материалов
американские разведчики широко используют средства дипломатической связи». Его
поразила откровенная наглость этих циничных признаний...»
("Огонек",
1950, № 46 (12, ноябрь), с. 21-22).