"… Мы хорошо проживем без
парторгов!"
"Кино
Талант человечности
В фильме "На завтрашней улице", несомненно, лучший эпизод, окрашенный грустной и сердечной улыбкой, — тот, где (в ответ на расспросы парторга о погибших родителях) дочь пограничника Настя Буланова, застенчиво отвечает: "Петуха только помню!". И парторг Большаков молча задумывается, смотрит понимающе, серьезно, озабоченно: отныне все, что бы ни происходило с этой девушкой, с ее непростой судьбой — доброго и плохого — он берет на себя.
Не случайно самое интересное, самое задевающее в новой работе киностудии "Мосфильм" касается этих двух людей. Все самые человечные перепетии фильма касаются именно Насти Булановой и парторга Большакова — несомненно, не только по сценарию, но, главным образом, благодаря игре артистов — Г. Куликова и Л. Овчинниковой.
Пожалуй, без этого, очень "сегодняшнего", обогащенного тонкой наблюдательностью и правдой исполнения, фильм во многом проиграл бы — с его вчерашними конфликтами (уже в изобилии затронутыми и кино, и литературой),
"приблизительными" характерами иных героев, которые, как неловкую, неудобную одежду, не могут "обжить" даже сильные актеры.
...Но вот на экране появляется парторг Большаков — человек очень большого внутреннего диапазона, внутреннего наполнения: и думающий, и наблюдательный, и деликатно негромкий, и взыскательный до непримиримости, и сердечный до полного понимания, а главное, чрезвычайно простой — той простотой, которая идет не от бедности натуры, а от ума и демократизма.
И сразу подумалось, что такое прочтение роли — не случайно и симптоматично и для времени, и для актера. Современный актер, чувствующий время, — что бы он ни играл — сегодня любовно сыграет, прежде всего, ум и демократизм (будь это Гамлет, принц датский, или парторг большой ГЭС)...
Георгий Куликов — именно такой актер, и пришел он в кино именно с такой — "сегодняшней" — темой... Его герой, прежде всего, чрезвычайно демократичен — таким он запомнился нам и в фильме "Человек, который сомневается". Отсюда и остальное — тот ум, такт и органичное, идущее от самой сути внимание и уважение к человеку, которые воспринимаются в героях Куликова, как талант человечности.
Может быть, для нас и прозвучали бы холодно и мертво все те "правильные", прописные словесные сражения — "за чуткость", за "внимание" к отдельному человеку, которые ведутся между разными героями фильма — если бы время от времени мы не видели глаза парторга Большакова — небезразличные, заинтересованные, думающие глаза.
Георгию Куликову удалось счастливо разрешить споры о том, каким быть на экране или в литературе партийному работнику — со "слабостями" (для "живинки") или "монолитным"... И споры эти вдруг показались не нужны и наивны, — где-то далеко в стороне от единственной столбовой дороги правды...
Он может быть "усталым и сонным", парторг Большаков, он может сердиться и досадовать на непутевую Настю, он может болеть и пить чай с медом, — ничто человеческое ему не чуждо: кто это выдумал, что он — "монолит"!.. Разве в этом дело!
Но он един и неделим — в главном и в мелочах, когда дело касается человека... Он един и неделим, когда речь идет о деле: и пусть (в отличие от некоторых громкошумящих картин давних лет) настоящее сражение за истину идет скорее не на масштабных собраниях, а в дружеском, домашнем разговоре между начальником строительства Платоновым и Большаковым, — это все-таки сражение! И оттого, что "домашний" бой лишен медной громкости и кимвального бряцания, он не перестает восприниматься как бой — за душу каждого человека, который живет сегодня и хочет называться человеком завтрашнего дня!
Если б в фильме были одни удачи! Одни находки и обаяние Георгия Куликова! Если б фильм не становился местами холодным и досадно риторичным! Если б теплая, живая, симпатичная личность Большакова не приходилась в картине на целую вереницу безличных и вялых характеров!
Правда, есть в картине и еще одно первооткрытие — исполнение роли Насти Булановой артисткой Люсьеной Овчинниковой.
Люсьена Овчинникова — актриса умная и наблюдательная — как бы смеется над навязчивой схемой: да, все так, как мы привыкли представлять, — "королева стройки", Настя Буланова — действительно сирота военных лет, и от жизни "без присмотра" идут ее беды: и, действительно, с ней суровы товарки, которым "с такой и говорить-то совестно...", а она и вправду жаждет теплого слова. Но понятно, как обидно и боязно актрисе идти проторенной тропкой чужих первооткрытий: ведь были уже все эти страдающие, недоуменные и забубенные, на чужой взгляд, девочки, которым просто-напросто не хватает тепла!
И вдруг вы замечаете, что характер — вовсе не простой со своей лихостью и не то нарочитым, не то взаправдашним шумным весельем,— который вам предлагает Овчинникова,— вовсе не тот знакомый объект воспитательских раздумий и правильных, озабоченных, слегка ироничных газетных статей на "моральные темы"!.. И мысли, которые вызывает маленькое открытие Люсьены Овчинниковой, касаются многих и многих вещей, куда более сложных!
И вот уже заиграла, заговорила в фильме до сих пор мертвая тема преодоления инерции "культовского" отношения к человеку — как к винтику. Оказывается, что забубенная головушка Настя Буланова умеет не только егозливо и лихо переодеваться в робу при всем честном народе — но она и умеет не признавать безличных "мер" (добрых или карательных — все равно!) в подходе к ней, личности, отдельному живому человеку.
Не требуя доброты, она и не примет доброты автоматической: слишком долго она жила как бы на самообслуживании со всем своим добром и злом! Потому так не сразу — усмешливо и достойно — принимает она заботы и расспросы парторга Большакова. Вероятно, ее ранит и страшит одно предположение: а вдруг это автоматическая, "по должности" чуткость, отмеряемая направо и налево, — а ей, Насте, нужна чуткость индивидуальная, и индивидуальная в нее вера — личности нужно уважение, вот что!
Но зато, когда она поверила в искренность хлопот парторга, — какая отдача, какая преданность, какой свет открываются в этой славной девахе! Какое жестокое кислородное голодание даже не по доброте — по дружественности — вдруг открылось за всей Настиной призрачной веселой свободой! Какое легко ранимое существо обнаружилось за несколько истеричной агрессией развязного буйства: ведь эта разбитная манера, оказывается, — СОС! — жажда внимания, которую Настя просто-напросто не умеет иначе выразить.
...Вот, оказывается, как много оттенков, наблюдательности, человеческого умного сострадания может вложить актриса в скупое понятие "сирота военных лет"...
К. Эпова".
"Кино
Талант человечности
В фильме "На завтрашней улице", несомненно, лучший эпизод, окрашенный грустной и сердечной улыбкой, — тот, где (в ответ на расспросы парторга о погибших родителях) дочь пограничника Настя Буланова, застенчиво отвечает: "Петуха только помню!". И парторг Большаков молча задумывается, смотрит понимающе, серьезно, озабоченно: отныне все, что бы ни происходило с этой девушкой, с ее непростой судьбой — доброго и плохого — он берет на себя.
Не случайно самое интересное, самое задевающее в новой работе киностудии "Мосфильм" касается этих двух людей. Все самые человечные перепетии фильма касаются именно Насти Булановой и парторга Большакова — несомненно, не только по сценарию, но, главным образом, благодаря игре артистов — Г. Куликова и Л. Овчинниковой.
Пожалуй, без этого, очень "сегодняшнего", обогащенного тонкой наблюдательностью и правдой исполнения, фильм во многом проиграл бы — с его вчерашними конфликтами (уже в изобилии затронутыми и кино, и литературой),
"приблизительными" характерами иных героев, которые, как неловкую, неудобную одежду, не могут "обжить" даже сильные актеры.
...Но вот на экране появляется парторг Большаков — человек очень большого внутреннего диапазона, внутреннего наполнения: и думающий, и наблюдательный, и деликатно негромкий, и взыскательный до непримиримости, и сердечный до полного понимания, а главное, чрезвычайно простой — той простотой, которая идет не от бедности натуры, а от ума и демократизма.
И сразу подумалось, что такое прочтение роли — не случайно и симптоматично и для времени, и для актера. Современный актер, чувствующий время, — что бы он ни играл — сегодня любовно сыграет, прежде всего, ум и демократизм (будь это Гамлет, принц датский, или парторг большой ГЭС)...
Георгий Куликов — именно такой актер, и пришел он в кино именно с такой — "сегодняшней" — темой... Его герой, прежде всего, чрезвычайно демократичен — таким он запомнился нам и в фильме "Человек, который сомневается". Отсюда и остальное — тот ум, такт и органичное, идущее от самой сути внимание и уважение к человеку, которые воспринимаются в героях Куликова, как талант человечности.
Может быть, для нас и прозвучали бы холодно и мертво все те "правильные", прописные словесные сражения — "за чуткость", за "внимание" к отдельному человеку, которые ведутся между разными героями фильма — если бы время от времени мы не видели глаза парторга Большакова — небезразличные, заинтересованные, думающие глаза.
Георгию Куликову удалось счастливо разрешить споры о том, каким быть на экране или в литературе партийному работнику — со "слабостями" (для "живинки") или "монолитным"... И споры эти вдруг показались не нужны и наивны, — где-то далеко в стороне от единственной столбовой дороги правды...
Он может быть "усталым и сонным", парторг Большаков, он может сердиться и досадовать на непутевую Настю, он может болеть и пить чай с медом, — ничто человеческое ему не чуждо: кто это выдумал, что он — "монолит"!.. Разве в этом дело!
Но он един и неделим — в главном и в мелочах, когда дело касается человека... Он един и неделим, когда речь идет о деле: и пусть (в отличие от некоторых громкошумящих картин давних лет) настоящее сражение за истину идет скорее не на масштабных собраниях, а в дружеском, домашнем разговоре между начальником строительства Платоновым и Большаковым, — это все-таки сражение! И оттого, что "домашний" бой лишен медной громкости и кимвального бряцания, он не перестает восприниматься как бой — за душу каждого человека, который живет сегодня и хочет называться человеком завтрашнего дня!
Если б в фильме были одни удачи! Одни находки и обаяние Георгия Куликова! Если б фильм не становился местами холодным и досадно риторичным! Если б теплая, живая, симпатичная личность Большакова не приходилась в картине на целую вереницу безличных и вялых характеров!
Правда, есть в картине и еще одно первооткрытие — исполнение роли Насти Булановой артисткой Люсьеной Овчинниковой.
Люсьена Овчинникова — актриса умная и наблюдательная — как бы смеется над навязчивой схемой: да, все так, как мы привыкли представлять, — "королева стройки", Настя Буланова — действительно сирота военных лет, и от жизни "без присмотра" идут ее беды: и, действительно, с ней суровы товарки, которым "с такой и говорить-то совестно...", а она и вправду жаждет теплого слова. Но понятно, как обидно и боязно актрисе идти проторенной тропкой чужих первооткрытий: ведь были уже все эти страдающие, недоуменные и забубенные, на чужой взгляд, девочки, которым просто-напросто не хватает тепла!
И вдруг вы замечаете, что характер — вовсе не простой со своей лихостью и не то нарочитым, не то взаправдашним шумным весельем,— который вам предлагает Овчинникова,— вовсе не тот знакомый объект воспитательских раздумий и правильных, озабоченных, слегка ироничных газетных статей на "моральные темы"!.. И мысли, которые вызывает маленькое открытие Люсьены Овчинниковой, касаются многих и многих вещей, куда более сложных!
И вот уже заиграла, заговорила в фильме до сих пор мертвая тема преодоления инерции "культовского" отношения к человеку — как к винтику. Оказывается, что забубенная головушка Настя Буланова умеет не только егозливо и лихо переодеваться в робу при всем честном народе — но она и умеет не признавать безличных "мер" (добрых или карательных — все равно!) в подходе к ней, личности, отдельному живому человеку.
Не требуя доброты, она и не примет доброты автоматической: слишком долго она жила как бы на самообслуживании со всем своим добром и злом! Потому так не сразу — усмешливо и достойно — принимает она заботы и расспросы парторга Большакова. Вероятно, ее ранит и страшит одно предположение: а вдруг это автоматическая, "по должности" чуткость, отмеряемая направо и налево, — а ей, Насте, нужна чуткость индивидуальная, и индивидуальная в нее вера — личности нужно уважение, вот что!
Но зато, когда она поверила в искренность хлопот парторга, — какая отдача, какая преданность, какой свет открываются в этой славной девахе! Какое жестокое кислородное голодание даже не по доброте — по дружественности — вдруг открылось за всей Настиной призрачной веселой свободой! Какое легко ранимое существо обнаружилось за несколько истеричной агрессией развязного буйства: ведь эта разбитная манера, оказывается, — СОС! — жажда внимания, которую Настя просто-напросто не умеет иначе выразить.
...Вот, оказывается, как много оттенков, наблюдательности, человеческого умного сострадания может вложить актриса в скупое понятие "сирота военных лет"...
К. Эпова".
