"… Чтоб
никто порушить не посмел
Ни границы,
ни в семье покоя,
Ни великих
наших дум и дел".
35 лет назад
в СССР ненадолго завершилось невероятное напряжении сил и нервов моряка
Вольдемара Хольма:
"Режиссеры
и исполнители
Рассказывает
бывший связной эмигрантского "центра помощи политзаключенным Эстонии"
Вольдемар Хольм
около двадцати лет ходит на судах Эстонского морского пароходства. Видимо, примелькался
в зарубежных портах Балтики, появились знакомые из числа эстонских эмигрантов. И
вскоре почувствовал, что его обрабатывают.
Наконец предложили познакомиться с настоящим эстонцем в Стокгольме — с Антсом Киппаром.
Это имя, не раз
звучавшее в передачах "Свободной Европы", "Голоса Америки",
подсказало Хольму, куда его втягивают. Он обратился в республиканский Комитет государственной
безопасности. Его попросили не отказываться от знакомства и от тех предложений,
которые последуют. Так Вольдемар Хольм стал "связным" находящегося в Швеции
"центра помощи политзаключенным Эстонии". И " выполнял" все его задания семь лет.Сейчас эта сторона
его загранплавания перестала быть тайной. Пресса и телевидение республики с помощью
Хольма показали подлинное лицо и деятельность центра. Подробности шокирующей "борцов
за свободу" истории по просьбе собственного корреспондента "Известий"
рассказывает Вольдемар Хольм.
Начну с того,
что меня по будило взяться за выполнение столь трудного поручения. Мой дед, красноармеец,
погиб под Нарвой в 1918 году. Мама воевала в партизанском отряде. После освобождения
Эстонии — вновь на партийной
работе. Несколько раз бандиты пытались ее убить. Так что о врагах и друзьях эстонского
народа знаю не понаслышке. И когда настала моя пора, я не колебался.
Первые поручения
Антса Киппара были несложные. Он, как председатель центра, просил постоянно информировать
его обо всем, передал пачку различных клеветнических документов. По его осторожным
намекам-вопросам стало ясно, что он хорошо обо мне осведомлен. И проверяли меня
позже самым серьезным образом. Потом последовали задания, и, вероятно, я неплохо
"справлялся". Постепенно, где-то через год, Киппар проникся ко мне доверием.
Мы отработали конспиративные методы связи. Моя аккуратность и пунктуальность были
оценены, и я узнал подробнее закулисную жизнь центра, кто его поддерживает, обеспечивает,
финансирует.
Разумеется, постепенно
и я познакомился с биографией Киппара, деятельностью "центра помощи политзаключенным
Эстонии". Коротко о его председателе. Перед освобождением Эстонии от фашистов
Киппар бежал в Швецию. Сперва занимался заброской лазутчиков в нашу страну. С годами
пробился в руководство эмигрантской организации "эстонский национальный совет".
Погорев на финансовых махинациях, в третий
раз восстал из пепла уже в роли председателя центра, который был создан на деньги
западных спецслужб для идеологических диверсий против
Эстонской ССР, сбора политической, военной информации и координации действий отдельных
антисоветчиков. Вывеска гуманитарного характера была нужна для внешней респектабельности.
Иначе вряд ли бы позволили расквартироваться центру в нейтральной Швеции, создать
филиалы в Финляндии.
Для Киппара центр
превратился в неплохую кормушку и способ возвыситься над другими, как он доказывал,
"ненужными" эмигрантскими организациями. Он сумел практически монополизировать
поставку информации своим покровителям — западным радиостанциям, агентствам, газетам,
взял на себя и режиссуру крупных и мелких антисоветских провокаций в столицах скандинавских
стран. Это, конечно, требовало немалых средств.
Вначале он уверял
меня, что центр существует на пожертвования эмигрантов. Вскоре я убедился: им давно
уже надоели политические поборы. На одни пожертвования
центр и неделю бы не просуществовал. Я видел финансовые отчеты — большие суммы списывались
на освободительную борьбу, на "борцов".
В основном же
деньги оседали у самих деятелей центра, преимущественно у самого председателя. Иногда
про себя улыбался: знал бы щедрый "американский дядя" (слова
Киппара) или финансисты из "радиоголосов", что чаще всего они оплачивают
высосанную из пальца информацию.
Всего один пример.
Несколько лет назад центр пытался организовать в Эстонии заранее разрекламированные
"забастовки молчания". Безнадежная затея провалилась. Но не признаваться
же в этом. И по всем каналам пошли материалы об успехе забастовок. И заверещал по
всем каналам "Голос Америки". А стокгольмское телевидение со ссылкой на
центр показало — это я сам видел — репортаж с места
событий, спутав при этом Таллин с Ригой: демонстрировали панораму Риги, говорили
же о Таллине.
Киппару позарез
были нужны документальные доказательства националистической деятельности в Эстонии.
— Пусть твои
товарищи,— советовал он,— вывесят на заброшенном хуторе флаг буржуазной Эстонии.
И сфотографируют. Или наш лозунг на стене напишут — и тоже снимут.
Инструкции, которые
передавал Киппар своим единомышленникам, он из-за тщеславия, амбиций надиктовывал
на магнитофонные кассеты, где поучал, чтобы отправляемые в центр письма шли за подписью
"эстонские ученые... ", "деятели культуры",
"партия независимости". Так на Западе формировался миф о якобы имеющемся
в республике значительном националистическом, антисоветском подполье. Видел я и
списки "эстонских политзаключенных". В них было лишь несколько человек,
действительно осужденных за антисоветскую деятельность. Остальные — уголовники,
бывшие бандиты послевоенной поры.
Меня все время
поражало циничное, безразличное отношение Киппара к судьбам тех, кого он втянул,
подтолкнул словами, подачками к антисоветской деятельности. Он и не скрывал своего
пренебрежения к так называемым диссидентам. Да, они полезны, дают пищу западной
пропаганде, будоражат общественное мнение. Но еще полезнее они в роли "пострадавших"
(а в действительности осужденных в соответствии с советскими законами за конкретные
преступления, а не "убеждения") .
— Чем больше
их будут сажать, тем лучше для дела и для центра,—повторял он. — Смена и замена
им найдется. Это уж ваша проблема получше сыграть на настроениях людей, недовольных
жизнью, разозленных нехваткой товаров, обиженных
властями. Вам теперь надо только не бояться и не лениться.
Очень жалел Киппар
об упущенной возможности столкнуть сразу после войны Америку и Советский Союз в
Эстонии. Вот если бы эстонцы поддержали "лесных братьев" (бандитов из
националистического подполья), то и Америка войска бы двинула.
Легко, сидя в
нейтральной Швеции, обрекать на гибель других. После такого разговора я не ждал
уже от него слов сочувствия к тем, кого незадолго до этого Верховный суд Эстонии
признал виновыми в антисоветской деятельности. Зато сенсацию об аресте
Лангле Парек, "выдающейся женщины-архитектора", Киппар мастерски (что
умел, то умел) распродал многим радиостанциям.
Расскажу о ней
подробнее, поскольку и сегодня ее выдают за несгибаемого борца. Парек окончила техникум,
работала в проектной организации в Тарту. Вместе со своим племянником — техником-строителем
по специальности— Хейки Ахоненом и другими готовила
и через зарубежных корреспондентов переправляла в центр клеветнические материалы.
Там их печатали и нелегально перебрасывали назад вместе с другими антисоветскими
брошюрами для распространения в республике.
Назывались сборники
намеренно вызывающе: "Дополнение к свободному распространению мыслей и новостей
в Эстонии". Так, кстати, именовали свои издания, выпускаемые во время оккупации,
пособники нацистов.
Центр не очень-то
заботился о своих подшефных: их попрошайничество злило Киппара. Одно из писем Парек
заканчивала так: "Мои данные: рост 170 сантиметров. По журналу "Бурда"
размеры одежды —42. Сапоги —39, туфли —38,5". И не всякие там сапоги. "Они
не должны быть светлого цвета, ведь у нас ужасно грязно".
Отбывая наказание,
Парек обратилась в Президиум Верховного Совета Эстонии с просьбой о помиловании:
"Мое прошение содержит и твердое обещание не вступать более в противоречие
с действующими в нашем государстве законодательствами и не устанавливать связей
с антисоветскими эмигрантскими организациями". Ей поверили, и она была помилована.
Но и сегодня Л. Парек, спекулируя на "белых пятнах истории", бедах времен
культа личности, подбивает людей, особенно молодежь, на прямые конфликты и с законом,
и с законной властью.
Тесна ее связь
с центром. Правда, теперь она с ним разговаривает увереннее и требует неизмеримо
большего, чем одежда и сапоги. Все в мире дорожает, антисоветчина —тоже. Нужны жертвы
и с той стороны, хотя бы финансовые. "Направляем благодарность за весть о помощи
активистам освободительного
движения и пострадавшим.
(В 1986 году центр передал своим сподручным в Эстонии 35 тысяч рублей. Создал фонд
под кодовым названием "растворимый кофе" — фонд для финансирования националистических
акций). Это первый шаг по оказанию
помощи, без которой ни одно освободительное движение в оккупированных странах (терминология
заимствована у центра) существовать не способно. Мы сможем освободиться от дилетантства,
перейти от работы в стадии ползанья на коленях к более планомерной, активной и массовой
деятельности". Далее идут объяснения, для чего нужны деньги: чтобы освободить
время и энергию от заработка на жизнь, покрыть расходы на технические средства,
дорогостоящие звонки за границу, поездки, на оборудование конспиративных квартир,
мест хранения и размножения клеветнической литературы, на оплату риска. Я кратко
пересказываю письмо в центр, направленное группой, с которой связана и Л.
Парек. На письме пометка: не для оглашения.
В передаваемых
со мной инструкциях Киппар постоянно приказывал, требовал, просил: делайте хоть
что-нибудь, сообщайте о чем-нибудь. "У меня тяжелое положение. Мне нечего сказать
западным странам о борьбе в Эстонии. Мы просим информацию, чтобы
отвечать на вопросы западных журналистов, радиостанций, телецентров".
Вот почему приходилось
центру расщедриваться. В последние годы намного возросла пересылка денежных средств,
аппаратуры. Вручали мне деньги, миниатюрную фото- и записывающую технику, видеокамеры,
магнитофонные и видеокассеты. Всего —на десятки тысяч рублей. В чьи руки это попало
—думаю, вполне понятно.
Я допытывался
у Киппара:
—Швеция —нейтральная
страна, мои действия нарушают ее нейтралитет, действия центра —тем более, вдруг
меня задержат с солидными суммами советских рублей,
практически шпионской аппаратурой?
Киппар успокаивал:
у центра есть покровители в спецслужбах, выручат. Называл он и фамилии сотрудников
западных разведок. Больше того, настойчиво пытался превратить меня, связного, и
в шпиона по совместительству. Вручил мне крупномасштабную карту Эстонии, отпечатанную
для американской армии, с нанесенными военными и оборонными объектами. С маленькой
просьбой —проверить на месте, все ли точно нанесено, то есть проехать по районам
республики с миниатюрным фотоаппаратом, специальным дозиметром и т. д. Техникой
он меня снабдил новейшей, первоклассной.
Мои слова, вероятно,
вызовут бурное негодование политиков за пределами Эстонии, поэтому сошлюсь на инструкцию
(есть и мини-кассета с ее записью, а голос Киппара
известен):
—Мы внесли значительные
изменения в карту советских военных баз в Эстонии —военно-морских, ракетных, танковых,
аэродромов. Есть еще артиллерийские войска, радарные установки.
Во все времена
и во всех странах это называлось военным шпионажем. Но и на этом поприще Киппар
не удерживался от греха придумать что-нибудь пострашнее. Не без его усилий родилась
очередная лже-сенсация о якобы военном назначении Новоталлинского порта. Правда,
она долго не продержалась.
Ее опровергли
финские специалисты, широко привлекавшиеся к строительству. Но тогда Киппар был
доволен. Еще бы —западные хозяева даже похвалили его за дезинформацию.
Он все мечтал
о полулегальных и нелегальных националистических группах в Эстонии. Не дождался
— умер в начале прошлого года. Пока командует его заместитель, Юриаадо. Замечу,
сам Киппар считал его ленивым и нерасторопным. Такое впечатление, что Юриаадо занимается
всей этой деятельностью скорее из-за амбиций, стремления быть заметным в эмигрантских
кругах. Да и эстонцем его, как и других руководителей центра, трудно назвать. Выросли
в Швеции, эстонским владеют неважно, говорят с большим акцентом. Смущает их и настроение
большинства эмигрантов, которые с интересом следят за переменами в нашей стране,
за перестройкой и демократизацией всей нашей жизни. Не нравятся им и перебежчики,
"страдальцы за свободу". Сколько раз у меня допытывались: почему ваши
диссиденты не хотят и не умеют работать? Что ответишь на такой вопрос...
Но "центр"
все еще остается центром подрывного проникновения в Советскую Эстонию. Ему нужны
любые провокационные выходки в республике. Их режиссура по-прежнему отрабатывается
за рубежом.
—Почему вы ничего
не предпринимаете? Литва, Латвия готовятся к демонстрациям, а вы пассивны,—не выдержал
Юриаадо и сам позвонил в Таллин Мадиссону, создавшему группу, "по преданию
гласности пакта Риббентропа—Молотова" (так западные пропагандисты называют
договор о ненападении, заключенный в
1939 году между СССР и Германией). Мадиссон —давний ставленник центра,
ранее он был судим за антисоветскую деятельность. Позже стал маскировать ее таким
вот прикрытием.
Звонок Мадиссону
был сделан в августе прошлого года. И, он немедленно взялся исправлять оплошность.
Сообщил центру, когда и в каком месте лучше проводить митинг. А уж
"голоса" стали упорно и навязчиво уговаривать таллинцев, куда, в какой
час им надо идти на митинг. И опять в эти февральские дни не умолкают провокационные
призывы "голосов". Стандартный прием, рассчитанный на привлечение больше
любопытных, чем сочувствующих антисоветчикам и демагогам.
После 23 августа,
выполнив "спецзадание хозяев", Мадиссон выехал в Израиль, но оказался
в Стокгольме. Там, говорят, он добивается как более "молодой кадр" вакантного
места председателя центра.
Перемена в руководстве
центра —это лишь, так сказать, техническая причина, по которой я решил прекратить
все дела с центром, главное же —это необходимость рассказать о
нем всю правду.
Надеюсь, мои
слова —слова очевидца, семь лет видевшего закулисные махинации этой шпионской и
антисоветской организации, послужат предостережением для тех, кто
поверил фальшивым речам и уговорам.
*
* *
Спокойный рассказ
о невероятном семилетием напряжении сил и нервов. Семь лет непрерывного риска. Как
выдержал? Краткий ответ: очень хорошо понимал, во имя чего рискует.
Л. Левицкий".
("Известия",
1988, № 57 (25 февраля, московский вечерний выпуск), с. 6).