"Дайте ж в руки мне гармонь..."

"... Чтоб сыграть страданье.
Парень девушку домой
Провожал с гулянья".
 

60 лет назад о состоянии умов некоторых советских людей их родные и знакомые порой узнавали из газет:
"Религиозный праздник "заговенье" праздновать не будем
Мы, члены колхоза "1 Мая" У-Печенгского сельсовета, не будем отмечать религиозный праздник "заговенье", о чем оповещаем своих родных и знакомых, проживающих на территории Тотемского района.
17 июня в деревнях Осовая, Павловская и Березники состоится гулянье в честь окончания сева.
Колхозники сельхозартели "1 Мая".
("Ленинское знамя", Тотьма, 1958, № 66 (4 июня), с. 3).

"Весь край этот, милый навеки..."

"... В стволах белокорых берез,
И эти студеные реки,
У плеса которых ты рос.
И темная роща, где свищут
Всю ночь напролет соловьи,
И липы на старом кладбище,
Где предки уснули твои".
  

60 лет назад буржуазная печать Запада вновь поднимала шумиху по вопросу о так называемом антисемитизме в СССР:
"О Родине и о себе
Обзор писем
Известно, что в последние месяцы буржуазная печать Запада вновь поднимала шумиху по вопросу о так называемом антисемитизме в СССР. На этот раз "поводом" было избрано то обстоятельство, что среди лиц, наказанных по законам Советского Союза за совершенные преступления, именуемые в западной печати  "экономическими", имеются люди еврейской национальности.
Товарищ Н. С. Хрущев в ответном письме английскому философу Бертрану Расселу убедительно показал, что это грубый вымысел, злобная клевета на советских людей, на нашу страну. В Советском Союзе не было и нет политики  антисемитизма, так как сам характер нашего многонационального социалистического государства исключает возможность такой политики.
Злобная антисоветская шумиха буржуазной печати вызвала гневную отповедь советских людей. В редакцию поступило много писем читателей разных профессий и возрастов, коммунистов и беспартийных.
О том, что побудило их обратиться в газету, хорошо сказал офицер Советских Вооруженных Сил Л. Цейтлин: "С большим интересом я читал содержательный, очень убедительный и правдивый ответ Никиты Сергеевича Хрущева. Безусловно, этот ответ не нуждается в дополнениях. И тем не менее я посчитал своим гражданским долгом — долгом советского человека, коммуниста и еврея по  национальности обратиться через газету к тем людям на Западе, которых могла ввести в заблуждение буржуазная пропаганда. Я убежденно заявляю: в Советском Союзе нет абсолютно никакой почвы для антисемитизма или несправедливого отношения к какой-либо другой национальности".
Эта мысль красной нитью проходит через все письма. А. Гуревич, заместитель управляющего Гороблагодатским рудоуправлением Нижне -Тагильского металлургического комбината имени В. И. Ленина, подчеркивает, что евреи в Советском Союзе пользуются такими же правами, как и остальные советские граждане других национальностей. Пенсионер Л. Слободской из Ленинграда напоминает, что нет такой области производства, науки, искусства, общественной деятельности, в которой бы ограничивалось участие евреев. Этому, добавляет он, служат подтверждением высокие правительственные награды, Ленинские премии, которыми наряду с другими и на совершенно равных основаниях поощряются советские граждане еврейской национальности. А Д. Аксель из Баку прислал в редакцию газету "Вышка" со списком депутатов Бакинского городского Совета. Среди них инженер Б. Лейтман, директор фабрики А. Гарбер, учительница Ф. Кретинген, главный врач больницы Р. Загускина и другие. В иное врем я никому бы и в голову не пришло как-то выделять их из общего списка. Сейчас же тов. Аксель счел уместным и необходимым сделать это. Факты —упрямая вещь. А они решительно опровергают буржуазных пропагандистов.
Впрочем, некоторые несусветные глупости противно даже опровергать. Так, французская "Фигаро" обвиняет Советский Союз —ни мало, ни много —в расизме и колониализме! Непонятно, чего здесь больше: непроходимой тупости или злонамеренного расчета, позаимствованного из геббельсовского арсенала,—чем грандиознее ложь, тем, дескать, скорее в нее поверят. Но простаков в мире становится все меньше.
Печать сообщает о разгуле расизма, все усиливающейся дискриминации евреев в Соединенных Штатах Америки. Пропагандисты "американского образа жизни" из кожи вон лезут, чтобы прикрыть его неприглядность. Пользуясь затасканным приемом мелки жуликов —"Держи вора!"— они клевещут на Советский Союз, стремятся всячески раздуть несуществующую в нашей стране "еврейскую проблему", отвлечь этой шумихой внимание общественности. Тщетны их потуги.
"Я никогда не задумывался над тем, что я еврей, —пишет подполковник Д. Гейфман. —Я окончил военное училище, стал коммунистом, мне доверили самый почетный пост —стоять на страже Родины". Именно это —отказ от национальной замкнутости и ограниченности, чувство семьи единой, монолитная идейная сплоченность, социалистическое братство советских народов —и не дает покоя буржуазным идеологам, сионистам и другим националистам всех мастей. Поэтому-то они и выискивают всякие "вопросы", "проблемы", "кризисы" там, где их нет. Как говорят, голодной курице просо снится...
У всех советских людей одна Родина —могучий, великий Союз Советских Социалистических Республик. "Я знал, что мне нужна только Советская власть, и с оружием в руках пошел ее защищать", —заявляет Л. Матульский из Симферополя. А вот что пишет Б. Шкляр: "Антисемитизм заставил меня бежать из буржуазной Литвы. Я долго скитался по белу свету, побывал в разных странах, но нигде не нашел себе приюта, не чувствовал себя свободным и нужным. К концу 1939 года я, наконец, обрел Родину. В Советской стране я получил работу, среднее, а затем и высшее образование, стал уважаемым в обществе человеком. Живу среди замечательных людей —донских казаков, работаю главным ветеринарным врачом большого совхоза. За все это я бесконечно благодарен моему правительству, моему народу". И. Альтман из Свердловска поведал еще об одной судьбе. К ним на строительство поступил пятидесятилетний С. Плац, который с женой и двумя детьми вернулся в СССР из Израиля. "Не от хорошей жизни в Израиле он это сделал", —резонно замечает тов. Альтман.
О дружбе и братстве многонациональной советской семьи рассказывают письма. Их написали металлурги и колхозники, моряки и шахтеры, ученые и врачи. Приведем еще одно письмо. Оно пришло из Сибири, которой так любит стращать своего читателя желтая пресса. "Я еврей, мне сорок первый год,—говорится в письме.—Мой отец был извозчиком. Я работаю летчиком гражданской авиации, пилот первого класса, трижды миллионер —налетал три миллиона километров. Родил ся в Сибири и после демобилизации из рядов Советской Армии в 1947 году вернулся в родную мне Сибирь. Живу в Красноярске, имею прекрасную благоустроенную квартиру, автомашину. У меня жена и дети —дочь 9 лет и сын 7 лет, оба учатся в музыкальной школе по классу фортепьяно, в спортивной школе в секции фигурного катания на коньках. Ни я, ни мои дети никогда не чувствуем, чтобы к нам относились иначе, чем к людям других национальностей. Я счастлив, что являюсь гражданином Советского Союза, нашей многонациональной Родины. Г. Фридманович".
С тремление буржуазной печати как-то выделить, обособить советских граждан еврейской национальности вызывает их законное возмущение. " У нас не может быть никакой привилегии гражданам той или иной нации за совершенные преступления", —пишет Н. Перницкий из Одессы. Еще резче высказываются юрист Ц. Рахлис и офицер в отставке В. Летнев из Харькова: "Требование "амнистии" преступникам еврейской национальности глубоко оскорбляет нас,  евреев — граждан Советского Союза, как призывающее к нелепой исключительности, как н арушающее принципы, по которым живет наша страна, наш народ. Валютчики, спекулянты, расхитители народного добра —это  преступники, и они не должны избегать заслуженного наказания, кто бы они ни были".
Следователь А. Луховицкий из Ленинграда разъясняет тем лицам на Западе, кому это не известно, что в СССР при привлечении к уголовной ответственности и при определении меры наказания национальная принадлежность преступника никогда, ни при каких обстоятельствах в расчет не принимается. Наоборот, если  бы у нас нашелся работник суда или прокуратуры, нарушивший это правило, то в силу статьи 74-й Уголовного кодекса РСФСР и соответствующих статей уголовных кодексов других союзных республик против него самого немедленно было бы возбуждено уголовное дело.
Главное, что определяет положение человека в советском обществе,—это его трудовая активность. Государство трудящихся —рабочих, крестьян, народной интеллигенции нетерпимо относится к жуликам, тунеядцам, спекулянтам и прочим отщепенцам, нарушающим основную заповедь социализма: "Кто не работает, тот не ест". "Как еврей, —пишет В. Затуловский из Куйбышева,—горжусь, что среди людей моей национальности есть гениальные ученые, замечательные музыканты, известные спортсмены, знатные новаторы производства... Но всей душой ненавижу тех, в том числе и евреев, кто занимается аферами, наживается на чужом труде".
Поступки людей у нас оцениваются не с национальной, а с классовой точки зрения. А. Гуревич из Красноармейска вспоминает, как в фашистском лагере смерти в Харькове бесчинствовал и евреи-полицаи. Они выполняли все кровавые поручения гитлеровцев, надеясь тем самым спасти свои продажные шкуры. И хотя фашисты в конце концов и их уничтожили, предателей вспоминают только с проклятием. А . Гуревичу удалось бежать из лагеря: "В тех деревнях, где мне приходилось прятаться, советские люди принимали меня, кормили, поили, согревали, зная, что я еврей, а ведь им грозила смерть, если бы меня обнаружили. Это были русские и украинцы. Таков весь наш советский народ".
К этим письмам, таким разным и вместе с тем одинаково ярко выражающим патриотизм, достоинство и гордость советских людей, трудно что-либо прибавить. Наши законы —обязательные для всех — опираются на социалистическую мораль. Тот, кто совершает преступление перед государством, посягает на общественную собственность —экономическую основу советского строя, должен отвечать за это по всей строгости законов, независимо от положения в обществе, партийности, национальности".
 ("Известия", 1963, № 128 (30 мая, московский вечерний выпуск), с. 4).

"Пусть вьется над заставой пограничною..."

"... Сердитая и дымная пурга -
Нам стала ночь полярная привычною,
Родными стали здешние снега".

40 лет назад особую радость испытывали обитатели окоёма советской земли, когда среди валунов на прибрежной полосе течение прибивало целлофановые пакеты с материалами идеологической диверсии:

"Родины дозорная тропа
"Приказываю выступить на охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик! " — торжественно звучат слова приказа пограничным нарядам. Команда эта изо дня в день произносится на одиннадцати часовых поясах нашей земли вот уже шестьдесят пять лет. С той самой памятной даты — 28 мая 1918 года, когда В. И. Ленин подписал Декрет Совета Народных Комиссаров об учреждении пограничной охраны.
Граница... Это не только линия, разделяющая государства, не только пограничные вышки, заставы. Это особая атмосфера бдительности, воинской зоркости. Ведь пограничник — не просто военнослужащий. Он — полпред нашей великой державы на порученном ему участке.
Наш предпраздничный репортаж с границы мы ведем из центра Москвы, хотя отсюда "до самых до окраин" тысячи километров. Но именно здесь, в Главном управлении пограничных войск Комитета государственной безопасности СССР, бьется пульс "дозорной тропы" Родины.
Карта во всю стену. На ней— по окоему советской земли — разноцветье огоньков. Зеленые означают сухопутчиков, синие— моряков, белые — авиаторов. Каждая такая лампочка — пограничная часть. Автоматическая справочная выдает сведения о состоянии госграницы на всем ее протяжении. Любой из 67 тысяч километров наших рубежей —будь то горные хребты или таежные чащи, арктическая тундра или пески, реки или моря — "просматривается" в  напряженной тиши кабинета.
Аппараты оперативной связи ведут "диалог" с границей. В журнале дежурного по Главному управлению пограничных войск КГБ СССР капитана I ранга Ю. Сперанского регистрируются сообщения из пограничных округов. Дежурный анализирует информацию, "сортирует" ее по важности, срочности: одну оставляет "на доклад", по другой тут же принимает меры.
— В войсках и на границе сегодня без происшествий, — говорит мне офицер. — Но это, конечно, не значит, что пограничники сидят без дела. Вот два последних донесения.
"На пограничном сторожевом корабле капитан-лейтенанта Б. Казарина, несущем службу на Балтийском море, получена радиограмма: "От проходящего иностранного транспорта отошла резиновая лодка с двумя неизвестными". Корабль снялся с якоря, произвел поиск и задержал нарушителей".
"Отдельный контрольно-пропускной пункт "Брест". Осмотровая группа, проверяя железнодорожный состав, обнаружила тайники в угольном ящике с двойным дном. Изъято контрабанды на 4.120 рублей".
Расстояния не укрывают нас от тревог границы. Смотрю на карту. Какое советское приграничье самое дальнее? У правого обреза карты в нескольких милях от Аляски, в Беринговом проливе,—малюсенький кружок. Это — остров Ратманова. Сюда и вертолетом лишь в хорошую погоду доберешься. Прошу связать меня с островом. Дежурный крутит диск аппарата и дает распоряжение выйти на связь.
Там, на краю света, в 6.480 километрах от Москвы, нас слушает заместитель начальника заставы по политчасти старший лейтенант С. Козлов.
Поздравляю замполита с праздником, интересуюсь настроением.
— Весеннее, — отвечает он, — тепло, плюс десять градусов. Ребята рады — устали от девятимесячной зимней стужи. Сейчас, уходя в наряд, солдаты захватывают с собой рюкзак с углем: заготавливаем его впрок для обогревателей, установленных
вдоль дозорных троп. Ведь это про нас написал Константин Симонов, побывавший на Чукотке: "Да, прямо скажем, этот край нельзя назвать дорогой в рай".
—Далеко от вас "соседи"?
—В четырех километрах, на острове Крузенштерна. Если тумана нет, отчетливо видим американский мыс Всадник. С Аляски радиоволны доносят до нас музыку, а морские волны... Однажды среди валунов на прибрежной полосе течение прибило целлофановые пакеты с материалами идеологической диверсии.
—Как ваши солдаты освоили особенности островной службы?
—Они знают все о течениях, обтекающих остров, господствующих ветрах. Каждый из них умеет по одному лишь звуку летящего самолета определить, чей он, его скорость, направление движения. Знать все это мы обязаны —с острова Ратманова начинается советская земля на востоке.
—Ваши подчиненные на Чукотке впервые?
—Да, все родом из других мест. Скажем, рядовой Валерий Цветков. Он из Тюмени.
Пришел в погранвойска по комсомольской путевке, до армии работал слесарем на стекольном заводе, учился в индустриальном институте. И на заставе все успевает, служит отлично. Кроме того, как и его товарищи, и хлеб может испечь, и сапоги подбить, и движок починить. Все сами —у нас нянек нет.
—Значит, коллектив чисто мужской?
—Почему же? —удивляется офицер. —А наши три Галины? Одна из них —моя жена. Перед свадьбой я ее предупредил: учти, на острове, кроме скал, никаких достопримечательностей. Согласилась: "Ведь ты же будешь рядом". Потом  старший лейтенант В. Сучков вернулся из отпуска женатым, тоже Галю привез. А недавно прибыл к нам старшина заставы прапорщик А. Гаршин с супругой. И что вы думаете —опять Галина! Конечно же, трудно бывает нашим Галям, особенно в пургу или стылые туманы. Но они стараются, чтобы застава была для всех нас, пограничников, родным и уютным домом.
С острова Ратманова в мгновение ока мы переносимся на Западную границу. На проводе —застава имени Платона Кубова.
Зьакомое для меня название. Несколько лет назад мне довелось побывать на этой именной заставе. Вспоминаю аккуратное двухэтажное здание у прозрачного озера, синеющий лес и тишину. На рассвете 22 июня 1941 года эта лесная тишь была потревожена взрывами, и пограничники приняли неравный бой с врагом. Двенадцать часов стояла застава. Ее начальник лейтенант П. Кубов даже мертвым продолжал сжимать приклад ручного пулемета.
—Как продолжаете традиции отцов? —спрашиваю нынешнего начальника заставы старшего лейтенанта В. Попкова.
—Вот уже восемнадцать лет наш коллектив носит звание отличного, —отвечает он. —Как же иначе? Ответственную задачу выполняем. А звание именной заставы ко многому обязывает.
—Мне рассказали, что у вас на заставе отличился рядовой Белов. Как это было?
Вот что сказал о своем подчиненном старший лейтенант. Белов заступил старшим наряда в полночь. Говоря языком пограничников, чутко прослушивал местность. От его внимания не ускользнул едва слышимый шорох вблизи границы. Что это —птица, зверь? Пограничник замер и вскоре уже смог натренированным слухом различить крадущиеся шаги. Догадался: это скрытно передвигается группа. Доложил дежурному по заставе младшему сержанту И. Рогозину. Замаскировался
и продолжил наблюдение. Когда нарушители углубились в наш тыл, наряд произвел задержание. Прибывшая тревожная группа доставила неизвестных на заставу.
—Сергей пришел к нам по комсомольской путевке с родины лейтенанта Кубова, из Донецкой области, —продолжает рассказ начальник заставы. — На первом году службы добился права возглавлять пограничный наряд. Отличник боевой и
политической подготовки. Под стать ему и другие посланцы донецкой комсомолии —кандидат в члены КПСС ефрейтор Сергей Жуков, ефрейтор Александр Горбенко.
—Как помогают вам в охране границы местные жители?
—Мы им очень благодарны. Недавно активный член добровольной народной дружины С. Таланзявичус участвовал в поиске и задержании нарушителя. Да многих колхозников можно отметить за проявленную бдительность, например, В. Станулиса и Р. Янчулиса. Каждый житель приграничья —наш надежный помощник.
А теперь перенесемся в Арктику. Суровая природа, бескрайние просторы... Они проверяют на прочность человеческие характеры. На связи —начальник одной из самых северных застав майор А. Барилко.
—Читателям было бы интересно побывать на полярной заставе —гарнизон-то необычный...
—Что ж, прошу... У нас, правда, не увидишь привычной вышки на дворе, вольера со служебными собаками, следопытского городка и еще многого другого, что присуще заставам на Большой земле. Наша застава —это автономный жилой и служебный комплекс из алюминия, чем-то напоминающий внутри жюльверновский "Наутилус": иллюминаторы смотрят во все стороны света.
Под одной "крышей" —казарма, офицерские квартиры, столовая, кухня, прачечная, спортзал. Кто впервые попадает к нам, обращает внимание на мерный шум дизеля. Он — сердце заставы Работает дизель —значит, есть свет, теплая вода, паровое отопление, горячая пища, сухая одежда. Поэтому один из самых  незаменимых у нас —оператор котельных установок рядовой Иван Кузнецов.
—У вас, наверное, все незаменимы?
—Так точно. Возьмем водителя транспортера рядового Владимира Антонова. Без его машины, готовой в любую секунду к выезду, в бескрайней тундре службы не получится. Как не получится она без постоянной связи, которую обеспечивает рядовой Сергей Мошечников,  классный связист. Или, скажем, рядовой Сергей Распопин. В армии у него раскрылся талант... агронома. В заставской теплице, когда в алюминиевую обшивку дома стучится пятидесятиградусный мороз, он умудряется выращивать зелень к солдатскому столу. Кстати, коллектив у нас дружный, можно сказать, интернациональный —русские, украинцы, якуты, коми...
—Весна уже пришла в Арктику?
—Она на полпути к нам. Но скоро сбросим меховые доспехи и обрядимся в... накомарники. А вот стол к нашему пограничному празднику уже готов. Жены офицеров приготовили огромный торт. В середине кремовые цифры 65... Сядем мы за стол в отличном настроении: все отделения на заставе —отличные, более 70 процентов воинов несут службу тоже на отлично.
Поворот телефонного диска —и мы попадаем "с севера дальнего в сторону южную". Наш путь лежит из Арктики в горячие Каракумы. Представьте: суховей гонит серо-желтые тучи песка. Сквозь марево полуденной жары просматриваются уходящая за горизонт пустыня и гряда Копет-Дага. Опоясанный глиняным дувалом,  зеленым островком выглядит южный форпост —застава имени Леонида Кравченко. На связи —начальник заставы лейтенант В. Щигорев.
—Жарковато у вас? —спрашиваю.
—В смысле погоды? Терпимо. В "холодке" под заставскими акациями каких-то плюс тридцать пять.
—А как служба?
—Обычно. На нее погода не влияет. Держим звание отличного подразделения. Молодая смена к нам пришла: рядовые А. Зленко, Г. Ткаченко, К. Окунев. И пограничный быт, и служба в условиях пустыни —им в новинку. Но на заставе все построено на взаимовыручке. Молодым солдатам много помогают опытные воины —сержанты В. Ена и Н. Ушаков, ефрейторы Г. Богданенко, В. Вегеринский.
В дружбе —наша сила. Так считали и считают кравченковцы всех поколений. И хотя наш участок непростой —километры пустыни и горных троп, под бдительным оком держим мы каждый песчаный бархан и камень. Не могу не добавить тут, что, как и все советские пограничники, личный состав нашей именной заставы считает актом исключительной политической важности принятие Верховным Советом СССР Закона о Государственной границе СССР. Он отражает основополагающие принципы советской внешней политики, готовность СССР сделать все необходимое для поддержания на границе добрососедства и доверия. Этот же закон обязывает пограничные войска поддерживать постоянную готовность принять решительные меры, вплоть до применения оружия и военной техники, для отпора посягнувшим на неприкосновенность наших рубежей.
—Граница охраняется не только там, где пролегла контрольная полоса...
—Конечно. У нее много незримых крепостей и в тылу. В каждом поселке у нас есть добровольные помощники. Нужен пример? Поздно вечером на железнодорожной платформе появилось двое мужчин. Неизвестные даже не подозревали, что их пропыленной одеждой, нарочито независимым видом заинтересовался дежурный по станции Ата Шихбердыев. Он тотчас позвонил на заставу и затем завел с незнакомцами непринужденный разговор. "Угостил бы чаем, дед" ,—осмелел один из "путешественников". Чаепитие прервала тревожная группа. В канун праздника хочу назвать также колхозников Ч. Аманова, А. Нурбердыева, школьников А. Овезова, Г. Аллаярова. За бдительность и смелость все они награждены медалью "За отличие в охране Государственной границы СССР". Непроходима граница, где часовыми —весь народ.
...В распахнутое окно дежурного по Главному управлению пограничных войск КГБ СССР врывается бой Кремлевских курантов. И кажется, звуки эти слышат тысячи пограничных нарядов, которые идут сейчас по дозорной тропе Родины.
Н. Саутин,
спец. корр. "Известий".
("Известия", 1983, № 147 (27 мая, московский вечерний выпуск), с. 2).

"Нет, и эта страшная утрата..."

"... Не согнет нас, духом не заставит пасть.
Люди мы особенного склада.
Только тверже станем, в горе закалясь".
 

 70 лет назад в СССР всё полнее и полнее удовлетворялись культурные запросы:
"Пополнение книжного фонда библиотеки
Чтобы полнее удовлетворить культурные запросы читателей, на днях мы пополнили книжный фонд новой политической, естественно-научной и художественной литературой. Среди поступивших книг материалы XIX съезда партии и речи т. т. М. Г. Маленкова, В. М. Молотова и Л. П. Берия на траурном митинге в день похорон И. В. Сталина, "Девятый вал" — И. Эренбурга, —Белая береза" — М. Бубенова, "Летопись родного края" — И. Чернова, "Широкое течение" — А. Андреева, "Генерал Доватор" – П. Федорова и много других книг советских писателей.
Читатель в городской библиотеке может выбрать книги по всем отраслям знаний.
А. Морозова.
Заведующая городской библиотекой".
("Рабочий леса", Тотьма, 1953, № 54 (24 мая), с. 1).

"Тропинки лесные, пахучие травы..."

"... За темным оврагом простор полевой,
Вечерней порою в дозор от заставы
Идет пограничник — Страны часовой".
  

60 лет назад у советского человека, намеревавшегося махнуть за священные рубежи Родины мимо сельских дружинников А. Петросяна и С. Хачатряна, не было практически никаких шансов:
"28 мая – День пограничника
Эта застава расположена на одной из южных границ нашей страны. Бдительно и зорко охраняют священные рубежи Родины воины-пограничники. Почти каждый из них является отличником боевой и политической подготовки.
Заставе каждодневно помогают сельские дружинники и школьники. Вместе с ними пограничники с честь выполняют свой высокий долг.
На снимке: капитан А. Пожарский беседует с сельскими дружинниками А. Петросяном (слева) и С. Хачатряном.
Фото Б. Немрута.
Фотохроника ТАСС".
("Ленинское знамя", Тотьма, 1963, № 63 (25 мая), с. 4).

"Чуть выйдешь в поле на тропинку детств..."

"... И дух займется.
Услышишь песню вдалеке, и сердце
Сильней забьется,
А над тобой заря почти в полнеба
Течет в овражки.
В груди смешались теплый запах хлеба
И дух ромашки".
 

65 лет назад переезд в Западную Германию сильно подорвал бы экономику советского лебедчика Адольфа Яковлевича Ганерта:
"Мой ответ посольству ФРГ
Уважаемый товарищ редактор!
На страницах вашей газеты я хотел бы рассказать о неблаговидной роли посольства Федеративной Республики Германии в Москве.
В 1956 году я написал заявление и заполнил анкеты для выезда в Западную Германию. Но вскоре я понял, совершил ошибку и написал в посольство письмо, в котором просил возвратить мне мое заявление, так как я твердо решил не выезжать в Западную Германию.
Долго мне не отвечали. Но вот я получил письмо из посольства ФРГ в Москве. В нем ответили, что письмо написано якобы не мною и кто-то за меня решает мою судьбу. В письме также указывалось, что мои документы затеряны.
Вот я и решил ответить посольству ФРГ по существу затронутого вопроса.
Я сам решаю свою судьбу. Как могло случиться, что я подал заявление на выезд в ФРГ? Это получилось потому, что посольство ФРГ развернуло активную агитацию среди советских граждан немецкого происхождения. Мне доподлинно известно, что посольством ФРГ в места проживания немцев—советских граждан — посылались специальные люди, которые всяческими путями старались сагитировать их для переезда В ФРГ. Я, не подумав, поддался на эту агитацию. Мне известно также, что не без ведома посольства ряд немецких семей, проживающих в Советском Союзе, получали даже посылки, назначение которых было одно — заманить советских граждан и обманным путем заставить их подать заявление для выезда в ФРГ. И тем, кто, как и я, не подумав серьезно, изъявили желание заполнить анкеты, последние посылались немедленно. А вот тем, кто обдумал свой поступок и решил не выезжать из Советского Союза, посольство или не отвечает или старается затянуть с ответом. Так получилось и со мной.
Почему я решил не выезжать в Западную Германию? Да потому, что Советский Союз — моя родина. Не только родители, но и мои деды и праделы проживали в России. Сам я родился в Полесской области, учился в советской школе. С 1945 года я работаю в Северном лесопункте Белоручейского леспромхоза нашей области. Приобрел специальность бригадира комплексной бригады. Материально моя семья (жена и двое детей) обеспечена прекрасно. Мой месячный заработок превышает 1400 рублей. Только за выслугу лет в феврале этого года я получил около трех тысяч рублей. Все мы хорошо одеты, имеем хорошую квартиру, мебель.
Конечно, ничего подобного я не получу в ФРГ, так как из писем немцев, проживающих в Западной Германии, и из газет я знаю как тяжело живется простому народу в федеративной Республике.
Кроме того, переезд в Западную Германию принес бы мне массу лишений, подорвал бы мою экономику, разорил нажитое честеым трудом хозяйство. Здесь, в Советской стране, я пользуюсь всеми политическими правами. Меня уважают и ценят как лучшего производственника, я смело выступаю на рабочих собраниях, к моему голосу всегда прислушиваются. Ясно, что ни о чем подобном я не мог бы мечтать в ФРГ. Это я понимаю и хочу исправить свою ошибку.
Но посольство ФРГ чинит мне препятствия в получении обратно заявления и анкеты. Мне хорошо понятно, какую неблаговидную роль играет посольство ФРГ в Москве, занимаясь пропагандистской агитационной работой с целью спровоцировать советских граждан немецкого происхождения для переезда в Западную Германию. Как бы посмотрело правительство ФРГ, если бы советское консульство в ФРГ занялось подобного рода агитацией?
Мне известна и политика правительства ФРГ, которое пытается восстановить гитлеровский вермахт, начать войну против моей Родины и стран народной демократии.
Я проклинал и проклинаю фашизм и поджигателей войны. Как и каждый советский гражданин, я хочу мира и дружбы между народами и осуждаю империалистическую политику правительств, готовящих атомную войну.
Вот почему, господа из посольства ФРГ, я и хочу остаться в Советском Союзе — моей единственной Родине, борющейся за сохранение мира и дружбы между народами. И я твердо уверен, что так поступят все граждане немецкого происхождения, проживающие в Советском Союзе.
Адольф Яковлевич Ганерт,
лебедчик Северного лесопункта Белоручейского леспромхоза.
("Красный Север").
("Ленинское знамя", Тотьма, 1958, № 61 (23 мая), с. 4).

"А впереди - балы и войны..."

"... курьеры, девки, атташе.
Но отчего-то беспокойно,
тоскливо как-то на душе".

 55 лет назад не возымело действия предупреждение Министерства иностранных дел СССР посольству Канады:
"Неудачная прогулка мистера Уотсона
Читатели "Известий" уже встречались на страницах газеты с мистером Уотсоном.
Его имя упоминалось в статье "Любопытство или порок?", опубликованной в № 91. Речь шла о том, что помощник атташе вооруженных сил Канады подполковник Уотсон активно помогал своим американским коллегам Ричардсу, Хаммеру и Чэннелу фотографировать территорию судостроительного завода в Ленинграде, выполняя роль корректировщика.
Министерство иностранных дел СССР обратило серьезное внимание посольства Канады в Москве на недопустимые действия Уотсона, о чем было сделано посольству соответствующее заявление.
Однако, как показали дальнейшие события, старшие американские "партнеры" продолжали командовать канадским подполковником, благословив его на проведение разведывательной работы во время путешествия по дальнему маршруту Москва — Иркутск — Хабаровск — Находка. Часть пути Уотсон преодолел по воздуху, а в Хабаровске погрузился в поезд. На рассвете 11 мая Уотсон, проснувшись раньше других, развил лихорадочную деятельность. Когда перед Находкой проводник Г. С. Жуланов вошел в купе № 6, где разместилась чета Уотсонов, чтобы собрать постельное белье, он увидел, что подполковник  фотографирует военный аэродром.
Жуланов сказал, что снимать подобные объекты не разрешается. В ответ Уотсон попытался вытолкнуть проводника из купе. Пассажиры, стоявшие в коридоре, возмутились и потребовали засветить пленку. На это Уотсон ответил бранью и демонстративно уселся на фотокамеры.
Когда в купе вошел бригадир поезда и предложил отдать пленку, Уотсон встал, вынул кассету и нехотя вручил ее бригадиру.
Но проводник Жуланов обратил внимание бригадира на то, что Уотсон фотографировал аэродром не этой камерой, а другим фотоаппаратом, меньших размеров. На требование выдать вторую кассету Уотсон ответил отказом и только при появлении пассажира — сотрудника милиции, который ехал в том же поезде, Уотсон вытащил фотоаппарат  и по-воровски засветил пленку.
Однако занятый уничтожением одной улики и оправдываясь, что он фотографировал вовсе не аэродром, а сельский пейзаж, Уотсон совершенно забыл о других вещественных доказательствах, уличающих  его в шпионаже. На столике купе лежал небольшой блокнот, на раскрытой страничке которого был виден "пейзаж". Его мы и публикуем.
Откровенно говоря, хозяева Уотсона вряд ли могли предположить, что их подручный окажется таким разиней. Блокнот с изображением добродушного щенка на обложке был напичкан самыми откровенными разведывательными данными. Мистера Уотсона интересовали и энергетический комплекс на Ангаре, и радарные установки, и количество самолетов на аэродромах, и даже пустые бочки из-под горючего. Все это аккуратно записывалось и вычерчивалось на листках блокнота.
Понятно, что псевдодипломат очень разгневался, когда убедился, что записная книжка перестала быть его собственностью. Он, видимо, немало потрудился, добросовестно выписывая в блокнот объекты, особый интерес к разведке которых проявляют его старшие партнеры. Были учтены даже такие мелочи, как виды городского транспорта, которыми можно воспользоваться для проникновения в районы тех или иных объектов, и указаны места, удобные для ведения шпионажа. Однако, как мы видим, путешествие не было удачным, и теперь Уотсон может поделиться со своими хозяевами разве что печальным опытом того, как не должен работать разведчик.
Задание Уотсон выполнял под наблюдением своего непосредственного начальника — атташе вооруженных сил Канады Макдоуэлла, который ехал в том же вагоне. Следует заметить, что, пока с Уотсоном шло разбирательство, атташе усиленно делал вид, что происшествие не имеет к нему ни малейшего отношения.
Не потому ли господин Макдоуэлл решил остаться в роли стороннего  наблюдателя, что не хотел ввязываться в темные делишки своего помощника, связанные с его работой на американскую разведку?
Мадам Уотсон, наоборот, всячески пыталась оправдать и выгородить своего растерявшегося супруга. Это не удивительно. По всей вероятности, мадам не только посвящена во все неприглядные делишки своего мужа, но и помогала ему при случае. Известно, что иностранные разведчики — главы семей часто привлекают к неблаговидной деятельности своих домочадцев. Но это уже вопрос иного плана. О нем бесполезно вести речь с теми, у кого моральные нормы отсутствуют.
Итак, господин Уотсон схвачен за руку. Он объявлен персоной нон грата и вчера, 24 мая, покинул пределы СССР. Но нельзя не обратить внимания на то, что предупреждение, сделанное посольству Канады в прошлом месяце, не возымело действия. Подполковник Уотсон, снискавший в дипкорпусе прозвище "наблюдательной вышки", больше прислушивался к команде "старших партнеров" из американской разведки, чем к советам разума.
Неудачная прогулка канадского подполковника— свидетельство того, что не всегда удается безнаказанно таскать каштаны из огня чужими руками.
Н. Волков,
Е. Коржев.
Хабаровск — Москва".
("Известия", 1968, № 121 (25  мая, московский вечерний выпуск), с. 4).

"Кто за делом, кто стремится в гости..."

"... По роялю бродит сонный луч.
Поиграть? Давно потерян ключ!
О часы, свой бой унылый бросьте!"

60 лет назад редким многословием отличались советские журналисты в погонах до локтя:
"Дуньки просятся в Европу, или кого господа в гости зовут
Его знают все, но никто толком не знает: кто он? Несмотря на предельно заурядную физиономию, он настолько примелькался, что невольно киваешь ему головой, встречаясь в общественных местах.
Впрочем, это общественные места весьма специфического свойства. Дипломатические приемы, журналистские встречи, международные выставки. Он ошивается на Шереметьевском аэродроме, в гостиницах, где останавливаются иностранные туристы, за кулисам заезжих иностранных театров.
Он накоротке и с послом великой державы, и с шофером посла другой велекой державы; он — счастливый обладатель автографа знаменитого американского скрипача и не менее, если не более, счастливый обладатель потертых штанов ничем не примечательного английского коммивояжера. Изъясняется на всех языках, не зная толком ни одного, включая родной.
Однажды я, рискуя прослыть невеждой, все-таки поинтересовался: кто же он?
— Кажется, писатель, — неуверенно ответил мой собеседник, который был с ним  на "ты".
— Помилуйте, это же известный композитор-модернист, — вмешался второй, — вот только фамилии его не помню.
— О ком идет речь? — поинтересовался третий.
Мы молча взглядом указали на спину полиглота-многоборца, который в это время нежно теребил отвороты костюма советника посольства одного из средиземноморских государств.
— Ах, этот? Если не ошибаюсь, журналист.
В какой-то мере все трое были правы. Человек, о котором шла речь, посещает ресторан Дома литераторов. — чем не писатель? Носил за Бени Гудмэном футляр от кларнета, — чем не композитор? И, наконац, состоит внештатным корреспондентом некоторых московских  газет, журналов, агентств.
Карманы его набиты не только импортными сигаретам и, но и бланками и даже удостоверениями творческих союзов. Ротозеи еще не перевелись, почему не воспользоваться? И он пользуется. И в обмен за эпи бумажки получает другие, твердые, глянцевитые, с золотыми буквами — приглашения на прием с супругой или без оной.
Дело в том , что поначалу его бурная деятельность вводит в заблуждение даже опытных дипломатов с наметанным глазом. Им кажется, что он птица, а быть может, и жар-птица! Ну как не украсить столь важной персоной свой дом , тем более, если его хозяйка испытывает слабость к служителям муз?
Но дипломаты быстро убеждаются, что перед ними голый король, стремящийся прикрыть свою наготу пустой фразой и полным бокалом.
И вот тут-то и начинается самое интересное. Казалось бы, разоблаченному аферисту укажут на дверь, причем раз и навсегда. Ничуть не бывало! Приглашения на приемы и коктейли продолжают приходить в его адрес по-прежнему и даже чаще.
Конечно, отношение к нему уже другое. Но он не из гордых и великолепно сносит это. Более того, так он чувствует себя увереннее, ибо находится в родной стихии.
— Вы мне галстук и носки, а я вас познакомлю с московскими "сердитыми молодыми людьми",— предлагает он атташе по культурным вопросам из страны, где зреет виноград.
Бывает, что узелок таких галстуков завязывает иностранная разведка. Но при чем тут разведка? Ведь фамилия моего героя всего лишь Пенковский, заметьте, без мягкого знака. Не путайте его с предателем и шпионом Пеньковским. Пользуясь  туалетами тех или иных посольств, он еще не разучился понимать их прямое назначение. Он не шпион, он ПЕНА, грязная пена, которая иногда образовывается на поверхности чистого водоема.
Но зарубежным пенкоснимателям и такие нужны. Во-первых, они сейчас стали дефицитными, а во-вторых, побольше изворотливости, и можно будет в их фамилии втиснуть недостающий мягкий знак.
Знаменитый плакат — "Болтун — находка для врага"— снят сейчас со стен наших домов. Но напрасно о нем некоторые люди вспоминают лишь иронически, скажем прямо, слишком иронически. Когда типы, подобные нашему герою, обливают грязью все, что нам дорого, и квалифицируют это как "свободомыслие", когда они, щеголяя своей информированностью, выбалтывают то, что никак не составляет предмет светской беседы, то тут ирония неуместна...
Как-то за одним неофициальным ужином, на котором присутствовал и наш герой, хозяин, весьма маститый иностранный корреспондент, поднял за него тост. Как мне показалось, не без иронии (на этот раз она была вполне уместной) он отметил его заслуги в деле "установления взаимопонимания". Какого и между кем, автор тоста не уточнил. Правда, несколько позже, изрядно захмелев, он послал нашего героя на кухню за бутылкой спиртного. Последний, видимо, был своим человеком в этой квартире.
— Почему вы приглашаете подобных типов, почему приглашают их ваши послы? — спросил я хозяина.— Поверьте, из-за того, что у вас бывают такие типы, порядочные советские люди перестанут ходить к вам.
В ответ хозяин, несколько смутившись, пробормотал нечто о долге гостеприимства.
Это было до процесса Пеньковского, иначе я сказал бы хозяину, что подобным гостям надо посылать приглашения, напечатанные не на глянцевой бумаге, украшенной государственным гербом, а на туалетной.
Короче, Пенковский компрометирует нас в чужих глазах.
И те, кто приглашает его к себе, вольно или невольно совершают большую бестактность по отношению к нам.
Но есть у этого дела и другая сторона. Как понять тех руководителей учреждений, которые безответственно шпигуют нашего героя бланками и удостоверениями, поручают ему важные интервью и встречи, как правило, заканчивающиеся обменом потертых штанов на потасканные анекдоты? Почему некоторые, обычно не подающие ему руки на улице, встречаясь с ним на экстерриториальном паркете, вдруг становятся нейтрально-либеральными?
В данном случае излишне заниматься псевдоглубоким самокопанием и теребить себя страхом : ах, как бы не заподозрили во мне буку! Мы давно вышли из возраста героев книги Корнея Чуковского "От двух до пяти", хотя , по правде сказать, в некоторых из них куда больше здравого смысла, чем у легковерных раздатчиков удостоверений внештатным сотрудникам.
Я рассказал о Пенковском в брюках. Имеются таковые и в юбках. До омерзения уморительно смотреть, как они протягивают свои ручки для поцелуев титанам западной дипломатии, мобилизуя для светской беседы обрывки знаний, почерпнутых на курсах иностранных языков, откуда они с позором были изгнаны за аморальное поведение. Они искренне ненавидят советскую парфюмерную промышленность, которая до сих пор не удосужилась наладить производство красителей искусственной седины, и готовы свергнуть ее хоть сейчас своим изогнутым каблучком.
...Конечно, между Пенковским и Пеньковским нельзя ставить знак равенства. Но мягкий знак, который разделяет их слишком мягок, мягок, как воск. Опытные руки мастеров свиданий в туалетах могут лепить из него вещи, куда более опасные, чем холуи и крашеные куклы.
М. Стуруа.
P. S. Когда я дал прочитать этот рассказ моему собрату по перу и по газете В. Кассису, он улыбнулся и сказал:
— А я знаю , с кого ты писал портрет своего героя. И рассказал следующие истории.
Борис Уманский уже не молод. В нынешнем году ему исполняется 40 лет, и поэтому кое-где его называют уважительно —Борис Ильич. Мы не случайно выбрали столь неопределенный термин "кое-где". Уманский — человек без определенных занятий. Впрочем, так ли? И отчество Уманского проходило через следственное дело, датированное 1944 годом, после чего он получил пять лет лишения свободы. Уманский подделал документы, устраиваясь на работу. Прошло время, и Уманский вновь попадает на скамью подсудимых. И получает  еще пять лет. А в 1961 году, в общем по той же причине мошенничество и подделка документов,—  его осуждают на полтора года.
И вот в 1962 году человек с определенным именем, но без определенных занятий появляется на улицах Москвы. Он уже успел бросить трех жен, но слабость к слабому полу не покинула его. Он познакомился с Аллой Панфиловой, которая нашла, что ему к лицу носить бабочку и вечерний костюм для приемов в иностранных посольствах.
Но, как показали дальнейшие события, элегантность нужна была Уманскому не только для покорения женских сердец, а и еще для одной, и скажем прямо —главной, цели: встреч с иностранцами. Общение с западными дипломатами и туристам и Уманский сделал основным своим занятием.
Нам неведомо, при каких обстоятельствах он познакомился с американским туристом Дж. Кесслером, но их торжественный выход в кафе "Аэлита" запомнился многим.
В тот вечер Дж. Кесслера никто не просил выступать в кафе перед посетителями. Однако словоохотливый американец обрушил поток антисоветских тирад на головы юношей и девушек. А рядом с американцем, подобострастно улыбаясь, сидел не кто иной, как Умайский. Народ наш гостеприимный. Советские люди с уважением относятся к иностранным туристам, членам делегаций, которые приезжают к нам для того, чтобы укреплять дружбу, развивать экономические связи. Дж. Кесслер имел иные намерения. Где бы он ни был, он постоянно гнул одну линию злобной антисоветской клеветы. А Ум анский гнул перед ним спину.
Целый месяц провел Уманский в обществе Дж. Кесслера, выполняя на полусогнутых малейшую его прихоть. Что же касается расходов (а они были немалые), то их брал на себя американский "турист". А когда настала пора расставания, Дж. Кесслер царственной рукой вложил в трясущуюся от алчности руку Уманского солидный пакет с долларами. "На эти деньги,— доверительно шепнул американец,— ты будешь покупать мне советские книги. Они мне пригодятся". Для такой скромной цели, как покупка литературы, эта огромная сумма выглядела явно неправдоподобной. Но, как говорят, аппетит приходит во время еды. Уманский уже успел истратить все деньги и ждет подкрепления от американского "друга".
Уманского хорошо знают в редакциях некоторых столичных газет и журналов. Он именует себя журналистом и внештатным корреспондентом сначала газеты, потом агентства или наоборот. Лгать этот человек может в любом порядке. Более удивительно другое — ему ещё кто-то верит! Так недавно Уманский позвонил в одно учреждение и поинтересовался, где можно познакомиться с культурно-массовой работой среди молодежи. Он бойко представился корреспондентом газеты, и ответ в трубке послышался незамедлительно. Более того — его обеспечили автомашиной с водителем, хорошо знающим Москву. В это путешествие Уманский захватил с собой "друзей" — аспирантов МГУ американцев Э. Лермана и Д. Уилсворда и англичанина Д. Нормана. Гид Уманский из кожи лез вон, показывая "любителям приключений" вечернюю Москву . В конце турне он потребовал: деньги на бочку! Наличных у аспирантов не оказалось. Но Уманский не внакладе. Его одаривают брюками, грампластинками, туфлями и... приглашениями в некоторые иностранные посольства.
Любовь Уманского ко всему иностранному зашла настолько далеко, что, как он сам говорит своим дружкам, ему подыскали (кто?) невесту в Австрии.
Если Уманский выдает себя за журналиста, то Гинзбург усердно рядится в тогу художника и поэта.
Но где-то между этим и двумя аферистами протянулись невидимые нити, которые прочно связывают их. Отсидев положенный срок в тюрьме, Гинзбург поведал друзьям, что отправляется в пункт проката вещей за проектором и, будет устраивать киносеансы у себя дома.
— А фильмы у тебя есть? — спросили в один голос приятели.
— Нет, но будут! — воскликнул Гинзбург и бросился в одно иностранное посольство:
— Помогите, помогите нам, верным и преданным сынам абстрактного искусства! Дайте несколько роликов пленки с наглядным примером работы ваших лучших мастеров-абстракционистов!
На глазах сотрудников посольства заблестели слезы умиления. И вот Гинзбург стал под бурные аплодисменты своих дружков  "эксплуатировать" кинопроектор и пропагандировать абстракционизм.
Иные, как, например, некая Ляхова, крутятся вокруг иностранцев, так сказать, денно и нощно. Под солнцем они заводят знакомства, а при лунном свете проводят время в квартирах иностранных дипломатов. С прашивается, а когда же они работают? Никогда и нигде. Ляхова имеет высшее образование. Она окончила пединститут (факультет английского языка) и умеет музицировать. Знание английского, оказывается, ей потребовалось лишь для того, чтобы окрутить одного иностранца. Почти три года она выдавала его за своего законного мужа, а когда тот уехал из Москвы, поселилась в его квартире под видом прислуги.
Впрочем, Ляхова прислуживает многим иностранцам, не взирая на их возраст и звания. Важно для нее одно — звучное слово "иностранец" и заграничные подачки. У Ляховой есть ребенок, который живет с ее матерью в Краснодаре. Но, по собственному выражению Ляховой, дети ее не интересуют. Французские духи и американская губная помада — вот предел ее мечтаний.
ОТ РЕДАКЦИИ: Итак, читателям ясно, о ком и о чем шла речь. Речь идет не о шпиономании, не о том, чтобы свертывать полезные контакты меж ду странами и народами. Нас могут спросить, так стоило ли повторяться, ведь наши газеты и журналы уже рассказывали о подобных типах и их поведении, Такой читательский упрек мы считаем справедливым. Может быть, общественности следует поступить более решительно — выдворить из Москвы и из других наших красивых городов полтора-два десятка тунеядцев и приживал иностранных посольств, чтобы легче дышалось нам в будни и в праздники. Сделать это совершенно необходимо. Ведь именно из таких подонков шаг за шагом, месяц за месяцем формируются предатели типа Пеньковского, для которого, как известно, мягкий знак в фамилии не смягчил сурового приговора народа.
И еще об одном. Общественность вправе сказать иностранным дипломатам, журналистам, аккредитованным в Москве, и сказать искренне и со всей серьезностью: если на свои приемы, обеды и встречи они будут приглашать подобную нечисть, то те, нестоящие, хорошие советские люди, которые также бывают приглашенными в эти посольства на обеды и ужины, по естественному чувству политической, да и просто человеческой брезгливости могут перестать ходить в такие посольства.
Разве приятно крупному инженеру, передовом у рабочему, выдающемуся режиссеру или актеру, музыканту или журналисту стоять в одной комнате с подобными отщепенцами?! Так что есть кому задуматься и есть о чем задуматься. У советских людей существует хорошая поговорка: с кем поведешься — от того и наберешься. Так что решайте сами, господа иностранные дипломаты, господа журналисты из западных стран, с кем вам интереснее встречаться в Советском Союзе".
("Известия", 1963, № 124 (25 мая, московский вечерний выпуск), с. 5).