"Заря Октября занялась над страной..."

"...Заводы ожили, сады зацвели. 

Звезда поднялась над Кремлёвской стеною,
Свободно вздохнули просторы земли".

55 лет назад качественные изменения познавались в советском искусстве не сразу:

"Музыка и время                                        

Заметки композитора

Дмитрий Шостакович

Народный артист СССР, лауреат Ленинской премии

В искусстве существует свой, ни на что не похожий, если можно так выразиться, отсчет времени — свои часы, сутки, годы, столетия. Это время не всегда совпадает с обычным ходом жизни — то чуть отстает, то забегает вперед. И хотя искусство глубочайшим образом соотносится с жизнью, все же оно движется и развивается по своим особым законам. Качественные изменения, сдвиги происходят и познаются в нем не сразу.

Я заговорил об этом потому, что мне очень трудно передать внешнее выражение перемен, происходящих в советском искусстве за последнее время. Перемены есть, только характер и результат их не внешний, а глубоко внутренний. Тут не скажешь, что в нынешнем году писатели и композиторы стали работать лучше, создали больше произведений, чем год или два назад. Это было бы, по меньшей мере, наивно. Но можно уверенно заявить, что все мы работаем сейчас иначе, чем прежде.

Многое изменилось в нашей художественной жизни после исторических встреч руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства. Ширится, становится более демократичной работа наших творческих союзов. Более емким стало общественное содержание жизни каждого советского художника. И самое главное — все мы живем и работаем сейчас с новым чудесным ощущением еще большей духовной близости к родной Коммунистической партии. Искренность, сердечность, какая-то особая теплота личного общения с руководителями партии — все это радует, окрыляет, дает советским художникам могучий творческий стимул. Это прекрасно!

Я бы сказал, что в нашу музыку пришло новое творческое состояние. Музыка в буквальной смысле слова двинулась по всей стране. С большим успехом прошли, например, смотры русской советской музыки в Молдавии, Киргизии, Узбекистане, Бурятии. Недавно в волжских городах Ульяновске, Куйбышеве, Казани состоялся интересный музыкальный фестиваль, посвященный великому Ленину. Плодотворным оказался творческий отчет ленинградских композиторов в Саратове. Всех нас. участников этих встреч, подобные события заряжают творческой энергией. Наша музыка звучит в гуще народа, и мы, композиторы, в живых встречах, дискуссиях, спорах слышим отклик советских людей на то, что мы пишем. Хочу выразить от имени всех моих коллег благодарность партийным и общественным организациям республик и городов, оказавших нам, композиторам, огромную помощь в проведении музыкальных фестивалей. Теперь желательны ответные визиты музыкантов братских республик в РСФСР. Мы встретим их столь же тепло, как они встречали нас.

Однако хорошая организация концертов и теплота личных встреч не могут, конечно, заменить главного — творческих результатов. И тут вам есть что покритиковать. В мае состоялся смотр творчества ростовских композиторов в Ростове-на-Дону. Мы все очень хотим, чтобы эта композиторская организация была одной из лучших в России. Этого, увы, пока не скажешь. Художественный уровень большинства показанных нам произведений невысок. Это тем более обидно, что там же мы слушали замечательные коллективы музыкальной самодеятельности.

Вопрос качества, художественного мастерства — это вопрос жизни искусства. О каких творческих завоеваниях можно говорить, если композитор не владеет техникой своего дела? Придавая огромное значение идейности, содержательности нашего искусства, мы вместе с тем должны помнить, что никакая идея не дойдет до слушателей, не будет понята ими, если она выражена коряво, грубо, неумело. Благие намерения, удачно найденная тема — это еще не искусство.

Попутно скажу и о легкой музыке. Неблагополучие на этом участке творчества не может нас не тревожить. Легкая музыка, в том числе и джаз, существует пока что сама по себе, в отрыве от больших задач нашего искусства. А ведь это огромная сила, способная обращаться к миллионам людей. Нам нужна музыка яркая, жизнерадостная, музыка хорошего вкуса и высокого мастерства.

Мы за хороший джаз, хорошую песню, хорошую танцевальною музыку. Суррогаты или дешевое подражание Западу нам не нужны. Талантов нам не занимать. У нас есть много замечательных мастеров, способных двинуть вперед нашу легкую музыку и джаз.

Среди многих проблем нынешнего музыкального бытия меня особенно волнует проблема так называемого авангардизма. Не знаю, откуда появился этот термин, но применение его к определенным творческим явлениям кажется мне величайшим надувательством. О каком авангарде, т. е. явлении передовом, прогрессивном, можно говорить, когда видишь полное вырождение и профанацию искусства! Додекафонная, серийная, пуантилистическая и др. музыка — одно из величайших зол искусства XX века. Глубоко заблуждаются немногочисленные наши музыканты, которые пытаются писать в этом "модном" плане. Они заблуждаются и по существу, и исторически. Эта так называемая авангардистская музыка имеет весьма солидный возраст. Со времени ее возникновения прошло полвека, а я не могу назвать ни одного произведения этого толка, которое осталось бы жить и влиять на слушателей.

Всякое художественное течение ценно прежде всего споим позитивным вкладом в историю искусства. Таковы, например, при всех своих противоречиях, импрессионизм в живописи или веризм в музыке. Но что оставит после себя "авангардизм"? Одни тлеющие головешки, которые апологеты, крича на весь мир, хотят выдать нам за живой лес.

Как ни крикливо рекламируют себя сами композиторы-"авангардисты", как ни стараются их поддержать многочисленные зарубежные музыкальные журналы, общества, радио и телевидение, в действительности мы видим страшную картину. Слушатели не приемлют этой музыки. Мне много приходилось бывать за границей, в странах, где так называемый авангардизм признан официально и всячески поднимается на щит, и я всякий раз наблюдал, как мало слушателей посещает концерты подобной музыки. Вот в этом и сказывается полная бессмыслица творчества этих самых "авангардистов". Если композитор сочиняет музыку для широкой аудитории, для народа, он должен достичь того, чтобы его идея и мысли были понятны. Но эти мысли никак не могут быть доступны слушателю из-за такого тяжелого извращения в музыкальном искусстве, которое мы наблюдаем на буржуазном Западе.

К сожалению, те, кого увлекает подобное творчество, забывают, что новизна "авангардистской" музыки мнимая. Эта новизна начисто отменяет понятие индивидуальности, нивелирует музыку, выхолащивает из нее всякий намек на содержание. Сколько я ни слушал эффектных сочинений "авангардистов", я по сей день не могу отличить, скажем, музыку Булеза от музыки Штокгаузена, Генце от Штуккеншмидта. Ужасающее звуковое однообразие, звуковой хаос, в котором нет никаких устоев для нормального человеческого слуха! Я убежден, что "авангардизмом" многие музыканты пытаются прикрыть отсутствие таланта. Известно несколько случаев (в Западной Германии, Франции), когда композиторы, решив порвать со своими "авангардистскими" интересами, попытались написать реалистическую музыку—и тут обнаружилось, что "король-то голый", что таланта нет, умения лет, мастерства нет, идей нет —одна жалкая пустота!

Вот история композитора Арнольда Шёнберга, одного из основоположников "авангардизма". Свой большой талант он поставил на службу ложным идеям, которые сам изобрел. Этот человек говорил, что музыка вообще ничего не выражает и ничего не способна выразить, что это пустая игра звуками. Но тем не менее даже Шёнберг, видя трагизм второй мировой войны, отбросил все свои декларации и попытался откликнуться на потрясшие его события. Он написал большую ораторию "Свидетель из Варшавы", пользуясь своим, так называемым авангардистским языком. Сюжет этого произведения, направленного против фашизма, против жертв войны, достоин уважения. Но когда я прослушал ораторию, я увидел вопиющее несовпадение гуманистической идеи и формы, в которой эта идея выразилась. Произведение получилось запутанное, непонятное.

На примере этого, да и многих других произведений, нередко написанных  людьми прогрессивных взглядов, видишь, что сложнейшая художественная система "авангардистов" оказывается неспособной выразить даже самое гуманистическое содержание.

Однажды я разговорился с молодым и не бесталанным итальянским композитором, слепо исповедующим "авангардистскую" веру. Его сочинение, по идее очень прогрессивное, потерпело полный пропал при исполнении. Композитор сказал мне, что это его не волнует: пройдет пять десятков лет, и народ его поймет. Мне было горько его слушать. Он утешал себя точно так же, как утешали себя апостолы "авангардизма" 40—50 лет назад. Однако время прошло, и никто не вызовет из небытия их претенциозные сочинения.

Я очень жалею, что такой великий музыкант, как И. Стравинский, написавший много прекрасной музыки, в последние годы отдал дань этим старомодным течениям и, увы, не создал ничего значительного.

Существует мнение, что "авангардизм" якобы ценен своими экспериментами в сфере музыкального языка. "Это поиски", —заявляют защитники "авангардизма".

Решительно с этим не согласен. Поиски нового —святая обязанность всякого художника. Без новых идей и форм искусство умрет. Но что понимать под новым —созидание, как это всегда было у прогрессивных художников, или одно разрушение, что мы видим у "авангардистов"? Ответ, думаю, ясен. Поиски нового должны идти в русле реализма, только тогда в новое будет прогрессивно, понятно тем людям, для которых в сущности и создается искусство.

"Авангардизм" —явление глубоко реакционное, упадочническое. Ему нет и не может быть места не только в нашей, советской культуре, но и во всем прогрессивном современном искусстве. Нам, советским музыкантам, надо вести активную борьбу с этим течением. Мы должны наступать, спело утверждать свой творческий метод.

Мы не одиноки в этой борьбе. На Запале многие прогрессивные музыканты, например, Бенджамин Бриттен, Дариус Мийо, Пауль Хнндемит, Карл Орф, Самюэл Барбер, Джанкарло Менотти, Аарон Копленд и многие другие, резко отрицают "авангардизм", создавали и создают замечательные реалистические произведения.

В заключение несколько слов о том, что хотелось бы назвать режимом работы композитора. Мы все, стоящие у руководства и Союза композиторов Российской Федерации и Союза композиторов СССР, уже в солидном возрасте. Но начинали мы работать тогда, когда был организован Союз советских композиторов, — около тридцати лет тому назад, когда нам всем было на три десятка лет меньше, чем сейчас. Я категорически за то, чтобы нашу талантливую, интересную молодежь обязательно привлекать к общественной работе, к руководству творческими союзами, к активной деятельности, к активным поездкам по стране, чтобы они брали с нас в этом пример.

Хотел бы рассказать об одном разговоре, касавшемся лично меня. Как-то возник вопрос об очередной зарубежной поездке. Должен сказать, что я с большой радостью езжу по нашей стране и буду ездить, поскольку такие поездки очень помогают нам. За границу тоже езжу с интересом, но не всегда это бывает ко времени, если учесть творческие планы. И вот, беседуя с товарищем, который настаивал на одном моем очередном выезде за границу, я сказал: "Знаете, может, кто-нибудь помоложе поедет?  Я хочу сочинять, это я считаю своей главной обязанностью перед партией, перед народом". Товарищ мне ответил: "Вы, говорит, уже много сочинили, вы, говорит, можете и поездить, а молодые композиторы еще сочинили мало, пусть посочиняют, а потом уже поездят..."

Мы, советские композиторы, живем сейчас одной мыслью —создать большие, достойные произведения к великим датам в истории нашей страны: к 50-летию со дня установления Советской власти и к 100-летию со дня рождения В. И. Ленина.

О себе могу сказать, что главной моей задачей на ближайшее время является создание оперы "Тихий Дон" по мотивам 3-й и 4-й книг романа М. Шолохова".

("Правда", 1964, № 152 (31, май), с. 6).

"Примкнула в колонне к стахановцам юным..."

"...К студентам, к героям недавних походов,

Весну-комсомолку с высокой трибуны

Приветил великий Учитель народов".

70 лет назад в советском театре простого и убедительного исполнения требовала роль секретаря райкома:

"Дом культуры

"Московский характер"

Пьеса "Московский характер" принадлежит к лучшим произведениям советской драматургии. Автору ее драматургу тов. Софронову присуждена Сталинская премия первой степени. Пьеса показывает борьбу советских людей за сталинский пятилетний план, за технический прогресс в нашей промышленности, за победу нового над старым.

Старый мастер текстильщик Гринев изобрел станок для гравирования рисунков на тканях. Это изобретение должно сделать технический переворот в текстильной промышленности. Необходимо заводское изготовление станка. Его может сделать соседний с текстильным комбинатом машиностроительный завод.

Но директор завода Потапов не хочет и слышать о заказе на станок. Ему не хочется нарушать график, ломать хорошо налаженный ритм производства, перестраивать технологический процесс в цехах.

Потапов – крупный хозяйственник. Автор наделяет его большой внутренней силой, прямым твердым характером, энтузиазмом и упорством в достижении цели. В нем патриотическая любовь к своему заводу, которому он отдает все свои силы и знания и добивается того, что завод становится передовым предприятием в столице.

Но Потапов привык к славе, и она вскружила голову. Все чаще он говорит "мой завод", "я директор", "я хозяин". Он начинает забывать, что является всего лишь слугой народа, что хозяин то завода народ, государство. В заказе на новый станок Потапов не увидел того, что это дело принесет родине большую пользу. Он усмотрел в нем лишь опасность потерять свою славу.

Северова, горячая поборница нового, и ее сторонницы: Гринева – жена Потапова, Кружкова – знатная стахановка и член правительства, повели борьбу с Потаповым, с его косностью и рутиной. Эта борьба разгорается. Все глубже уходит в свои ошибки Потапов. В дело, наконец, вмешивается райком партии. В лице Полозовой, секретаря райкома, мы видим представителя нашей партии – чуткого, принципиального, далеко видящего. Мы видим руководящую, организующую роль партии в борьбе за сталинскую пятилетку. В этом глубокая партийность пьесы Софронова.

Партия указывает коммунисту Потапову на его ошибки, предупреждает, к чему они могут привести. Потапов сознает ошибки. С прежним энтузиазмом он принимается за выпуск станков для текстильного комбината. Но не сразу освобождается он от груза ошибок. Он не понимает и долго не хочет понять, почему его жена, коммунистка Гринева, на заседании бюро райкома так резко выступила против него, назвав его "воеводой", а завод "потаповской вотчиной". Так, с его точки зрения, жена не должна поступать в отношении мужа, главы семьи, хозяина. И в результате – разрыв с семьей. Потапов совсем перебирается на завод.

Здесь со всей остротой встает конфликт между старым и новым в быту, в семье. Гринева любит своего мужа, но идет против него, потому что для нее дороже всего – интересы государства. Она стремится вернуть Потапова на верную дорогу – этим она борется и за право своей любви к нему. В результате мораль коммунистическая побеждает обывательскую. Потапов признает свои ошибки и "на семейном фронте".

Пьеса имеет огромное воспитательное значение. И очень хорошо сделал драматический коллектив Ханты-Мансийского Дома культуры, поставив на днях спектакль "Московский характер". Участники спектакля были не профессиональные актеры, а всего лишь любители сцены. Но со своей задачей они справились. Зритель видит на сцене правдиво показанную жизнь, спектакль волнует его и заставляет вместе с героями переживать их радости и горести.

В общей довольно слаженной игре коллектива следует выделить и наиболее способных исполнителей. К их числу прежде всего относится тов. Липхарт, играющий роль Зайцева, подхалима, живущего под девизом: "Нет у меня соображений, у меня есть директор". Тов. Липхарт понял этого пустого, безыдейного человечка и изобразил его правдиво.

Роль секретаря райкома Полозовой просто и убедительно исполнила И. Соловьева. Подкупает своей простотой, задушевностью, своим прямым, грубоватым характером старик изобретатель Гринев в исполнении С. И. Уфимцева. Неплохо играли в спектакле М. П. Калабина (Гринева), А. Ф. Царицына (Северова), И. Прозоров (Кривошеин). Несколько неуверенна и скованна игра А. Прозоровой в роли знатной текстильщицы, члена правительства Анны Кружковой.

А вот у тов. В. В. Кондакова в главной роли Потапова следует отметить существенные недостатки. Потапов у него получился какой-то вялый. Хотелось бы пожелать тов. Кондакову глубже продумать эту роль и показать Потапова сильным, волевым большевиком, опытным и уверенным в себе командиром производства, способным с помощью партии прямо и решительно исправить свои промахи.

Остается пожелать драматическому коллективу плодотворной работы в дальнейшем.

П. Фефелов".

 ("Сталинская трибуна", Ханты-Мансийск, 1949, № 107 (28, май), с. 2).

"Он выходит на место лобное - гений всех времен и народов..."

"...И, как в старое время доброе,

Принимает парад уродов!"

55 лет назад в советский дом с магнитофоном все никак не приходила хорошая песня:

"Под огонь критики

Почему молчит магнитофон?

Хорошая вещь магнитофон. Достоинства его бесспорны. Патефоны и даже радиолы отступают перед ним. Но получается нелепость! Выпуск грампластинок дли патефонов и радиол возрастает. Их можно приобрести и в специализированных магазинах, и в сельской кооперации. А вот для магнитофонов с трудом можно купить лишь так называемую неозвученную пленку, и то только в крупных городах. Произведений классиков и современных композиторов, записанных на пленку, в продаже не найдешь. Многим владельцам магнитофонов приходится копировать записи друг у друга. И чаще всего—не лучшие образцы. Любители легкой наживы торгуют из-под полы пленкой с записями легких песенок и романсов.

Пора организовать широкую торговлю магнитофонной пленкой с записями лучших музыкальных и литературных произведений. С магнитофоном в дом должна прийти хорошая песня, опера, симфония, в не забота о поиске пленки.

г. Одесса.

И. Шаргородский

*  *  *

В своем письме тов. И. Шаргородский поднимает важный вопрос.

Магнитофон — могучее техническое средство активной пропаганды. Этот умный аппарат дает возможность слушать в глухом таежном селе лекцию академика, записанную в Москве. Он может "рассказать" о приемах работы уральского сталевара металлургам Запорожья, передать опыт кубанских механизаторов хлеборобам целинных земель. Он — надежный помощник студенту и школьнику в учении. И, конечно, незаменим в эстетическом воспитании. Магнитофон — театр и музыка на дому.

К сожалению, этот разносторонний пропагандист чаше всего остается "немым".

Оказывается, вся беда в том, что наша промышленность выпускает очень мало ферромагнитной пленки. Ее производит единственный в стране Шосткинский химический завод. Он не может удовлетворить лаже минимальные потребности в ней. В текущем году, например, торговая сеть дала заявку на 500 миллионов метров пленки. Ей выделено только 230 миллионов.

Не налажено по-настоящему и производство звукозаписи для магнитофонов. Им занято лишь одно-единственное учреждение — Всесоюзный дом звукозаписи. Кстати, и для него это тоже не основное, а побочное занятие. В месяц он издает 3—4 концерта тиражом 10 — 12 тысяч экземпляров. Весь прошлогодний тираж составил, например, немногим более 115 тысяч экземпляров. В текущем году он увеличится лишь на 23 тысячи.

Из-за отсутствия ферромагнитной пленки Всесоюзное общество "Знание" и его отделения на местах не могут организовать выпуск в записи публичных лекций на политические, производственные и другие темы.

Надо более рационально использовать озвученную пленку. Путей для этого много. В городах, например, следует создать публичные фонотеки, где бы, как книги в библиотеках, трудящиеся могли брать пленку с записями, музыкальных и литературных произведений, лекций и т. д. Фонотеками могли бы с успехом пользоваться дворцы культуры, клубы, красные уголки. В создании таких фонотек на местах должны оказать помощь министерства культуры, комитеты по радиовещанию и телевидению, которые располагают большими фондами

звукозаписи. Вместе с тем плановым органам надо позаботиться об увеличении производства ферромагнитной пленки".

 ("Правда", 1964, № 150 (29, май), с. 2).

"Над рекой туман, за рекой граница..."

"...Ну-ка, друг-баян,

Что-то мне не спится…"

50 лет назад не было покоя от дум советским политработникам:

"Зеленый цвет

Они служат на границе…

Самолет идет на юго-восток, к нашей дальней границе. Бортпроводница произнесла все необходимое о пристяжных ремнях, о курении, о скорости и высоте.

Пассажиры переглядываются. Новички ерзают, значительно поднимают брови: все-таки высота! Бывалые — привычно углубляются в газеты.

Я думаю: а не все ли равно, на какой высоте мы летим? Уши законопатил тугой рев четырех турбин: разговаривать трудно, только и осталось, что глаза. Сиди и глазей на пассажиров...

Через проход слева в кресле дремлет военный. Цвет погон зеленый. Три нашивки — сержант. Пограничник. Цвет погона спокойный, мирный. На груди гордый ряд значков: отличник боевой подготовки. Комсомольский значок выделен особо. Как носили в гражданскую войну орден Красного Знамени: в трогательной окантовке.

Рядом с пограничником девушка. Рука беспомощно свесилась. Спит соседка. Соскользнул с колен журнал. Пограничник мгновенно нагнулся, поднял "Огонек", положил ей на колени. Откинулся, снова закрыл глаза. Интересно: вроде дремлет, а все видит, все слышит.

Туго застегнут ворот с белоснежной каймой, солнышко зажигает начищенные пуговицы. Душно в самолете. Хоть бы уж верхний крючок расстегнул. Вон рядом железнодорожник весь свой китель распахнул, сладко спит с открытым ртом.

По проходу начальственно прошагал кто-то из членов экипажа. Совсем без кителя: белая рубашечка и где-то на груди узел галстука. Жарко в самолете. Обратно прошел, любопытно посмотрел на дремлющего пограничника,

машинально подтянул галстук, заторопился в кабину.

Рука спящей девушки совсем коснулась ковра. И опять открыты внимательные глаза сержанта. Осторожно, бережно укладывает на подлокотник руку соседки. Почему-то подумалось, что, наверное, так обращаются с раненым товарищем.

Потом наши глаза встретились. "Жена?" — губами спросил я. "Нет",— так же ответил он.  "Невеста?" "Ну что вы!" "Знакомая?" Он отрицательно замотал головой.

Еще запомнилось, как пограничник, статный, красиво перетянутый ремнем, прошел вдоль кресел. Вот и все. Ну прошел себе человек и прошел. Но почему же вслед ему тепловатым, домашним взглядом посмотрела проводница? Я взглянул на девушку-соседку и удивился: не спит. В ее глазах легко читалось: "Почему же они такие?".

                                                                          *

— Почему же они такие?

С этим вопросом я обратился к политработнику-пограничнику Ивану Андреевичу Скотникову. Вопрос родился не вдруг. Сначала поговорили о том, как долетел, какая в Москве погода...

Рассказываю ему о картинке, которую наблюдал в самолете. Слушает внимательно. В уголках губ теплится добрая улыбка.

— Иван Андреевич, на заставе ваши пограничники ходят в увольнение?

Улыбнулся с грустинкой:

— Я вас понял,— и уже тверже: — У нас — нет.

— Ну, а как же?

— Ну, что же "как же"?

— Все-таки... весна...

Молчим. Уж очень томительна пауза. Обоим нам нечего сказать. Знаю, что воинский долг, тревожная граница, за спиной мирная страна, а тут вдруг весна. В каком она уставе предусмотрена? Пришла себе, и все. Пришла, как жизнь, как вера во все лучшее. Пришла ласковая, сама одела, чем могла, могилы наших солдат — героев Даманского острова.

- Нельзя, - сухо, строго роняет слова Иван Андреевич. – Граница. Это свято. Мы ведь пограничники. У нас застава. Каждый на счету, на виду.

И опять пауза. Иван Андреевич улыбается:

- Мы ведь понимаем – нужна солдату побывка. В Уставе дисциплинарной службы ко всему прочему есть замечательные слова о поощрении. Отличился солдат – в отпуск его до десяти суток. Это не считая дороги туда и обратно. Кстати, этот сержант, что с вами летел, наверное, из отпуска.

А дальше, читатель, разрешите передать рассказ офицера политработника Ивана Андреевича.

— У нас все начинается с команды: "Приказываю выступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик!" Потом даются инструкции: маршрут, связь с заставой и т. п. Ушел наряд. Вроде бы все тихо на границе, спокойно. А тебе покоя нет. Думай. О чем? Все о том же. О солдатах, о тех, чьи жизни, чье воспитание тебе доверила страна. Думай. 

Вот хотя бы о посылках. Шлют родители посылки. Ведь все же у нас есть, всем обеспечены. Питание отличное. Ну, присылают сладости, сигареты — это пусть. Но зачем же сало, яйца?

Или вот денежные переводы. Прямо беда. Спрашивается, для чего посылать пятьдесят рублей? Ну, пришли пять. На табак. Ведь все же нас есть. Так нет, от родительских щедрот — пятьдесят.

Да это еще ладно. Бывает в адрес командования такие письма приходят: мол, мой сыночек — человек особо одаренный, талантливый. Математик ну, прямо Ньютон. Как бы, мол служба его не сломала. Отвечаешь такой мамаше: дорогой товарищ, насчет математики у нас есть где и на чем поупражняться. Все это есть. Но еще мы из вашего сына выковываем порядочного человека. А это в жизни, пожалуй, самое главное. Чтобы по прямой шел.

Знаете, я в войну мальчишкой был. Рос в Горьковской области. Ну, мужчин нет, а тут пахать надо. И доверили мне женщины первую борозду. Я же тогда не понимал, что она должна быть строго прямой. По ней другие будут равняться. Напетлял. Спасибо дружок помог. Ночью вдвоем выровняли. Ну, это так, к слову пришлось.

Иван Андреевич затянулся сигаретой. Сквозь дым ушли куда-то далеко его глаза, в сокровенные, дорогие сердцу воспоминания.

—Однообразие в службе утомительно действует на психику. Вот на заставах и рождается то соревнование на лучшее знание оружия и местности (особенно местности), на лучшую песню, а то просто яростная игра в волейбол между заставами.

Еще учтите, что мы—на высоте более трех тысяч метров. Кислорода не хватает. На организм давление малое, а на душу — огромное. Камнем давит. И хоть солнце светит, а в глазах темно. Юмор на заставе ценится дороже кислорода.

На границе дни не считают. Застава — твой дом, твоя семья. Здесь ты живешь, здесь можешь и пролить свою кровь.

Мы с китайцами граничим. В бинокль ясно видно кривлянье их пограничников, даже слышим нецензурщину в наш адрес. Изощряются, как бы нас оскорбить. Наши парни только зубы стиснут, спокойно, пристально наблюдают за каждым их жестом, за каждым шагом. Противно, но главное — спокойствие, выдержка.

Когда в марте далеко на Даманском полыхнуло огнем, мы сердцем слышали каждый выстрел, каждый взрыв, каждый стон раненого. Посыпались рапорты: срочно перевестись на Даманский. Клялись комсомольскими билетами драться до последнего дыхания.

Конечно, всем понятен благородный, товарищеский порыв. Но ведь у нас своя застава, свой пост. У самих перед глазами уже без бинокля видно, как маоисты угрожающе потрясают оружием, слышны усиленные динамиком пьяные песни.

В эти дни наши парни особенно холили каждый автомат, каждый патрон.

Никогда не забуду лиц пограничников. Видел, понимал, чувствовал, что каждый из парней готов здесь же, на заставе, навеки лечь в землю, но ни шагу назад. За спиной мать, братишка, невеста... родная школа... родной завод...

Нахмурилось, как бы затвердело лицо Ивана Андреевича. Мне понятно, что этот разговор его глубоко волнует. Помолчали. Он с трудом переводит разговор на другое.

— Чувство Родины за спиной, как бы ее дыхание, нас никогда не покидает. Как только молодой человек принял присягу и стал пограничником, мы сейчас же сообщаем в обком комсомола, на производство, откуда пришел к нам солдат. В ответ, конечно, теплые письма, поздравления.

А к Дню пограничника посылали наших ребят в областные центры выступить по телевидению. Делаем это с удовольствием. Только трудно бывает выбрать, кого послать. Все достойны. Народ грамотный, подтянутый и даже красивый. Загар круглый год. Прямо хоть по жребию выбирай.

Из Перми в письме просили прислать самого лучшего отличника боевой и политической подготовки—и все. У нас такой есть — "солдатский генерал" ефрейтор Пискунов. Но росточком маловат, да еще, к несчастью, картавит.

Ну, всей заставой срочно отучали его картавить. Все это так, в шутку, конечно. Ну сапоги подобрали, чтоб каблуки повыше. Отправили.

Вернулся он из Перми, я его прямо не узнаю. Словно ростом повыше стал, да и произношение вроде как выправилось.

— Как же так? — спрашиваю.

— А у меня в Перми невеста. Как подумал, что она и ее родичи сейчас телевизор включили. Речь сама собой полилась и сам словно расту. Даже оператор свою телекамеру приподнимал.

— Конечно, смешно. И про телекамеру, и про сапоги,— смеется Иван Андреевич. И вот уже озабоченно, хмуро:

— Просьба к вам есть. Передайте, пожалуйста, тому, кто этим ведает: газеты получаем регулярно, а вот журналы, как тонкие, так и толстые, опаздывают (а у нас почти каждый — подписчик). Много читают ребята. И еще о кино. Частенько старье крутим. Каждую склейку, каждый обрыв ленты солдаты наизусть помнят.

Иван Андреевич улыбнулся, вспомнив что-то веселое:

— Как-то у нас разговор возник, кто первый приветствует друг друга, если солдаты в равных знаниях. В Уставе говорится коротко, что военнослужащие должны при встрече приветствовать один другого. А кто же первый? Ты ефрейтор и я, скажем, ефрейтор. Так кто же первый? Наши говорят, что их должны первыми приветствовать, мол, пограничники— народ особый. А моряки? А летчики? А наша пехота — царица полей? Чем же они хуже? Спорили, спорили, и мне было очень приятно, когда сами пришли к выводу: первый приветствует тот, кто более воспитан, более вежлив.

Иван Андреевич взглянул на часы, надел шинель: "Мне пора". Я смотрю на его погоны с зелеными просветами, вспоминаю сержанта, что летел в самолете, думаю о том, что зеленый цвет— самый спокойный, самый мирный в природе на всей нашей земле. В этом спокойствии — непоколебимая уверенность, что граница в надежных руках, граница на замке.

В. Чачин.

(Спец. корр. "Правды").

Южная граница".

("Правда", 1969, № 148 (28, май), с. 6).

"Дорогами творчества, дружбы и славы…"

"…Весна появляется гостьей желанной

На улицах Праги, Софии, Варшавы,

В домах Бухареста, Пешта, Тираны".

70 лет назад советские люди всей душой поддерживали призыв товарища Сланского к партии не останавливаться на достигнутом:

"На девятом с'ездe компартии Чехословакии

Доклад Сланского

Прага, 27 мая (ТАСС). Выступавший на вчерашнем утреннем заседании девятого с'езда компартии Чехословакии с докладом генеральный секретарь ЦК компартии Чехословакии Сланский подробно остановился на организационных задачах компартии в области выполнения пятилетнего плана, развертывания трудового соревнования и усиления партийно-политической работы в городе и деревне.

На нашем съезде, заявил Сланский, мы подводим итоги политики и деятельности нашей партии за период от предыдущего VIII с'езда партии до настоящего времени. Эти итоги свидетельствуют о крупных успехах рабочего класса и всех трудящихся, достигнутых в результате исторической февральской победы над реакцией…

Заключительную часть своего доклада Сланский посвятил задаче усиления бдительности. Классовый враг, сказал он, не дремлет и не будет дремать. Империалисты подстрекают его и будут и в дальнейшем подстрекать к проведению актов саботажа, диверсий, террористических актов, шпионажа с целью помешать строительству социализма в Чехословакии. Мы часто разоблачаем большое число шпионов, группы диверсантов, засылаемых к нам иностранными разведками для совершения террористических актов, актов саботажа, поджога заводов. Мы должны усилить бдительность партии по отношению к классовому врагу, его возрастающей активности для того, чтобы

можно было в самом зародыше подавить диверсионную деятельность врагов. Мы должны вести борьбу против ослабления бдительности на предприятиях. Мы должны раз'яснять всем членам партии и всем работникам намерения классового врага и усиливать их бдительность.

Мы должны следить за идейной чистотой рядов нашей партии. Большевистский опыт учит нас, что партия не отделена китайской стеной от остальных слоев населения и что именно в условиях обострения классовой борьбы в нее проникают также и чуждые влияния.

В заключение Сланский призвал партию не останавливаться на достигнутом и идти к победе социализма в своей стране".

("Красный Север", Вологда, 1949, № 104 (29, май), с. 4).

"И, улучив момент, с гранатой, с криком..."

" ...«На землю, гады!» в комнату влететь

и запереть десятерых в подвале.
И, боль почувствовав в плече, ругнуться,
отстреливаясь и уже слабея,
взбираться на чердак. «Ага, еще
один готов! Врешь, сука, не возьмешь!
Черненки не сдаются!» И отбросить
наган ненужный, даже для себя
последнего патрона не оставив.
И, истекая кровью, отбиваться
(успев подумать: «Вот как пригодились
занятья самбо»). И, уже теряя
сознание, последнему врагу
сдавить кадык предсмертной хваткой..."

35 лет назад шли в ногу с событиями, происходящими в стране, не только советские пограничники:

"На дальней заставе

Б. Сопельник

… И вот на эту заставу пришел служить пограничник Константин Черненко: в пограничную охрану ОГПУ он пошел добровольцем осенью 1930 года. Время было горячее. Застава не выходила из боев. В схватках с бандитами молодой боец проявил недюжинную отвагу и мужество. Он метко стрелял из винтовки и ручного пулемета, без промаха бросал гранаты. Кроме того, он слыл хорошим кавалеристом и на охрану границы всегда ездил старшим пограннаряда.

Свободного времени было мало, очень мало, но, когда выдавались такие минуты, Черненко занимался самообразованием, много читал, выступал с докладами, проводил политбеседы с местным населением. В этом ему помогал опыт комсомольской работы, приобретенный еще до службы на границе.

Народу на заставе мало, каждый там на виду, и сразу ясно, кто чего стоит.

Сослуживцы быстро заметили и организаторские способности своего товарища, и его боевые качества, поэтому вскоре единогласно избрали секретарем партийной ячейки заставы. А в феврале 1932 года К. У. Черненко был делегатом партийной конференции погранотряда.

Шли годы… Товарищ Черненко никогда не забывал своего погранотряда и родной заставы. Он регулярно присылал письма, телеграммы, не забывал поздравить пограничников с Новым годом, Первомаем, годовщиной Октября. А в мае 1978 года, когда отряд был награжден орденом Красного Знамени, К. У. Черненко прислал теплую, сердечную телеграмму:

"Дорогие товарищи! Искренне поздравляю вас с праздником 60-летия пограничных войск и награждением отряда высокой наградой Родины – орденом Красного Знамени. Вам трудно представить, как эти события волнуют нас, пограничников 30-х годов. Спасибо вам, дорогие товарищи, за то, что вы воспитываете наших славных пограничников на добрых традициях отряда. Многие поколения пограничников внесли свой вклад в становление и укрепление отряда – и дело чести сохранить эти добрые традиции, этот опыт и приумножить их.

Мы хорошо знаем, товарищи, что вы находитесь на переднем крае, и помним это. Родина надеется и ждет от вас новых успехов. Мечтаю побывать у вас при первой же возможности. А сейчас желаю вам, всем вместе и каждому в отдельности, доброго здоровья, всяческих успехов и личного счастья".

Эта мечта сбылась. В августе 1979 года К. У. Черненко прибыл на торжества по случаю вручения отряду ордена Красного Знамени. На собрании, состоявшемся в районном Доме культуры, Константин Устинович Черненко говорил:

- Скажу откровенно, товарищи, мне очень приятно быть вместе с вами в этот праздник, выступать перед пограничниками. Для меня, бывшего пограничника, сегодняшнее событие волнующе вдвойне: именно в вашем пограничном отряде началась моя воинская служба, когда я добровольцем прибыл сюда в 1930 году.

Годы этой нелегкой, тревожной и волнующей службы навсегда запечатлелись в моей памяти, я всегда думаю о них с искренней теплотой и благодарностью. Именно здесь произошло одно из главных событий в моей жизни – я был принят в члены Коммунистической партии Советского Союза. Здесь коммунисты-пограничники избрали меня секретарем партийной организации. И с тех пор смыслом и содержанием всей моей жизни стала партийная работа. Вот почему мне так дорого это поручение – вручить вам награду Родины…

В том же выступлении К. У. Черненко нарисовал образ воина-пограничника.

"Товарищи, каким сохранился в моей памяти воин-пограничник? Прежде всего это идейно-убежденный боец за справедливое ленинское дело, это храбрый и смелый человек, умеющий ориентироваться в любой обстановке, в любых условиях человек, твердо определивший свои жизненные позиции, свои идеалы и готовый грудью встать на защиту нашего Отечества.

Эти и другие слагаемые образа пограничника я пронес через всю свою жизнь и убедился, что для этого необходима систематическая учеба, чтобы пограничник был верен воинской присяге, уставам и положениям, определяющим суть воинской службы. А для этого нужно учиться, учиться и еще раз учиться, глубоко и всесторонне изучать военное дело, совершенствовать свои политические знания, идти всегда в ногу с событиями, происходящими в нашей стране".

В том, что молодые пограничники обладают всеми этими чертами, я убедился, побывав на заставе "Хоргос". Начальник заставы старший лейтенант С. В. Белан – энергичный, подтянутый, худощавый, - а все пограничники выглядят как легкоатлеты-стайеры, потому что бегать им приходится немало, - в ответ на мой вопрос, часто ли приходится поднимать заставу "В ружье", ответил:

- К сожалению, гораздо чаще, чем это по силам человеку, не имеющему специальной подготовки. Нагрузки у пограничников большие. Но ребята у нас бодрые, спортивные, все отлично стреляют, при задержании каждый стоит троих, а то и больше. Многие имеют знаки "Отличник погранвойск", а заслужить их непросто.

Вот, например, был такой случай. Темной ночью пограничный наряд обнаружил следы диких животных. Сержант Ожгихин присмотрелся внимательно и различил среди них отпечаток ноги человека. Поставил на след собаку. она уверенно повела по оврагам, по руслу речки, пескам. Что только не делал нарушитель, чтобы уйти, но пограничники его задержали.

А потом несколько дней я жил жизнью заставы. Я видел, как пограничники вскакивают по тревоге, упражняются в стрельбе по мишеням, мотаются на машине по степи, карабкаются по барханам... В свободное время читал книги из библиотеки, подаренной заставе К. У. Черненко, рассматривал фотографии в альбоме, на первой странице которого рукой товарища К. У. Черненко написано: "На добрую память о погранзаставе. С приветом. К. Черненко. 16 августа 1979 года". А когда спадала жара, вместе с ребятишками – детьми офицеров, поливал ореховое деревце, посаженное К. У. Черненко..."

 ("Огонек", 1984, № 22 (26, май), с. 6-8).