"Рассвет за дымкой синеватой вставал над полем боевым..."

"…Четыре юноши-солдата
Глядели в предрассветный дым.
Сказал один:
    -Яснеют дали.
Врагам навек лежать в земле.
Сейчас, наверно, маршал Сталин
Над картой думает в Кремле".

35 лет назад духовное превосходство советских деятелей над оппонентами было советским деятелем совершенно очевидно:

"Битва за человека

О фильме "Берег" по роману Ю. Бондарева

"Вадька, не умирай! " В последний миг своей жизни Вадим Никитин слышит голос далекого детства, которое не хочет примириться с жестокостью смерти, с ее преждевременностью. Хотя кончина достойного человека всегда преждевременна.

Снег такой безупречной чистоты, какую способен увидеть и навечно передать памяти лишь восторженный взор ребенка... И прорубь, к которой Вадька припадал ухом, стараясь услышать реку, скованную зимой... А у меня, зрителя, возникают и другие воспоминания, другие эпизоды никитинской жизни, которую я как бы тоже прожил за эти часы "экранного времени". Я вспоминаю потрясшую меня битву за молодую женскую жизнь, которую Никитин вел на болоте, изнемогая, с автоматом в руке. Смертельно раненную медсестру удерживали от последнего вздоха лишь его отчаянное бесстрашие, его рука и его мольба, которую он не произносил вслух, но которую слышали и она, и я, зритель: "Не умирай!". И позже, когда Никитин, оцепенев от трагического изумления, увидел, как падает с белым, взывавшим к миру платком в руке его фронтовой друг лейтенант Княжко, до меня тоже донеслись слова, которые не слетали с губ Вадима: "Не умирай!"

Против гибели ни в чем не повинных, против стонов и страданий человеческих восстает этот фильм. И протест его так своевременен, так нужен сегодня!

Но только ли в этом пафос картины? Когда речь идет о произведении рядовом, очень легко сформулировать, про что оно, что в нем следует считать второстепенным, а что основным. Но если перед нами произведение такое, как новый фильм "Берег", созданный по роману Юрия Бондарева (студия "Мосфильм"), исчерпывающего ответа на вопрос "про что" не найдешь. Потому что он —о человеке в человечестве и о человечестве в человеке. И о духовном превосходстве... О великом превосходстве наших стремлений, мечтаний, надежд над тем, к чему стремятся и о чем грезят в обществе, где самоуверенно и агрессивно "правит бал" чистоган. О глобальном духовном превосходстве мира над безумием истребления людей людьми...

Юрий Бондарев воевал под Сталинградом на "рубеже мужества" — там, где танки Манштейна чем безуспешней, тем бешеней рвались на помощь плененному фельдмаршалу и всей группировке окруженных фашистских войск. Писатель и ныне на "рубеже мужества" — в битве за гуманистические идеалы, которые и победить на всей земле должны гуманно, мирным путем. Он на "рубеже мужества" в борьбе за взаимопонимание между странами и народами. Таково и предназначение его романа "Берег".

Если принять термин "романное мышление", надо сказать, что им в высокой степени обладает Юрий Бондарев, который при всей своей масштабной самобытности продолжает непреходящие традиции русской классической романистики. И им, этим мышлением, безусловно, владеют постановщики фильма, признанные мастера нашего кинематографа Александр Алов и Владимир Наумов. Вот в чем один из секретов такой органичности творческого союза трех художников в новой кинокартине.

Значительность романа определяется не количеством страниц, а "количеством и качеством" философских обобщений, судеб, дум о счастливых обретениях и скорбях народных. В этом смысле новый фильм справедливо назвать кинороманом. Таким образом он соответствует не только внутренней сути литературного первоисточника, но и его форме.

Уже не раз говорилось, что самое сложное и важное в искусстве —воссоздание человеческих характеров: только через них могут быть воссозданы время, эпоха. Характер... Это значит —все свое, независимое, неповторимое: своя жизненная походка и своя походка в значении буквальном, своя манера размышлять, высказываться, а главное —действовать. И высшее художественное достижение—это когда литературных героев начинаешь воспринимать как людей, реально живших или живущих на планете. Именно так воспринимаешь героев фильма "Берег". И даже ту погибавшую на болоте медсестру, которую не назовешь второстепенным персонажем, ибо в художественном творении все первостепенно. Она не произносит ни одного слова, но уже никогда не расстанется с моей памятью... А прежде всего как людей мне лично знакомых я воспринимаю советского писателя Вадима Никитина и Эмму, которая была для Никитина не дочерью побежденного им и его фронтовыми товарищами фашистского государства, а дочерью немецкого народа. Та давняя его любовь к Эмме, которая не умерла до конца, потому что была первой любовью, думаю, неосознанно олицетворяла для Никитина приближение новой мирной жизни и надежду на

то, что после победы вражда перестанет разделять людей и отравлять их существование.

Встреча Никитина с Эммой через десятилетия во время его зарубежной командировки рождает как бы продолжение той заветной надежды воина-интернационалиста. Дискутируя с идеологией общества, в котором "прописана" Эмма, Никитин сражается за свою надежду, и его духовное превосходство над оппонентами очевидно.

Сколько раз самому Ю. Бондареву, да и многим деятелям советской культуры доводилось встречаться и вступать в бой с такими оппонентами! Капитализм оттесняет вечные ценности модными: купил, посмотрел, поносил, сбросил — покупай другое. Так диктует ее величество выгода. О "выгоде" духовной бизнесмены не помышляют: ее нельзя пощупать, вычислить с помощью компьютера, оценить на вес. Да и оплачиваются духовные ценности не замусоленными бумажками, а тем, что западные бизнесмены и в грош (или точнее, и в цент!) не ставят: нравственным здоровьем общества, человечества.

Тревога за состояние этого здоровья не покидает Вадима Никитина. Кажется, предчувствуя близкую смерть, Никитин захотел узнать, чем живут, во что верят те, чьи дома, чьи города он тоже освобождал от фашистского ужаса. О его путешествии по дорогам своего прошлого в чужое сегодня повествует фильм с покоряющей выразительностью. Эта выразительность, как и воссоздание безупречной белизны снега, как бы символизирующей чистоту детского восприятия мира, как и портреты героев картины,— неоспоримые свидетельства высокого искусства режиссеров-постановщиков и оператора В. Железнякова.

Кинороман может что-то досказать, а о чем-то, уже известном нам по книге, и умолчать... Но ни одна черта характеров, в которые мы уже давно поверили, мне думается, изменена быть не должна. И фильм дарит нам предельно зримую, в силу своих особых кинематографических возможностей, встречу с действующими лицами романа, а стало быть, и с тем, что роман отстаивает и что отвергает, ибо именно характеры человеческие и соответственно действия все это воплощают.

Мы благодарны за такую встречу столь колоритным талантам исполнителей двух центральных ролей—Б. Щербакову (Никитин) и Н. Белохвостиковой (Эмма).

В берлинском Трептов-парке я, как и все вокруг, замираю возле памятника советскому воину-освободителю, что, прижимая к груди немецкую девочку, поднялся па пьедестал бессмертия. Лейтенант Княжко не собирался прижимать к груди фанатичных юнцов из гитлерюгенда, но он хотел их образумить, спасти. Однако дьявольски обманувший юнцов эсэсовец автоматной очередью помешал осуществить акт милосердия.

В конце картины подвиг и гибель Андрея Княжко возникают вновь, и это звучит призывом к милосердию. Как и тот исступленный в доброте своей крик девочки, подруги детских лет Вадима Никитина: "Валька, не умирай!" Это мольба родной земли, куда возвращается Вадим Никитин с той земли, откуда в сорок первом вторглась к нам страшная война. Война, все же догнавшая и убившая его через много лет после победы... Она же подкараулила, настигла во время съемок и одного из создателей фильма — режиссера Александра Алова, тоже солдата Великой Отечественной. Сюжет романа и киноромана еще раз доказал свою трагическую достоверность.

В завершающие дни жизни и в ее самое последнее мгновение люди (столь неодинаковые!) обращаются, я думаю, и к неодинаковым эпохам своего земного бытия. Вадим Никитин возвращается в детство. Еще одно проявление его характера... Хороший человек всегда свято сберегает и воспоминания о юной поре, и эту пору в самом себе. А наблюдая человека плохого, с трудом представляешь себе, что он когда-то мог быть ребенком. Никитин был ребенком и в чем-то им остался: юную, не замутненную "соображениями" непосредственность он проявляет и в гневе, и в радости, и в отваге.

...Фильм вслед за романом утверждает, что в минувшей войне победили не только дарования наших полководцев, не только мощь нашего оружия, по прежде всего мощь народного духа, который немыслим вне атмосферы высочайшей человечности, высочайшей готовности к состраданию, высочайшей энергии

созидания ценностей — не одних лишь материальных, но и нравственных. Он немыслим вне любви к детям, а значит, и к дню грядущему, вне титанического и самого бескровного из сражений—сражения за мир на планете. Эти истины исследовались и утверждались в романе "Берег". Они исследуются и утверждаются в киноромане того же названия.

Анатолий Алексин".

("Правда", 1984, № 322 (17, ноябрь), с. 3).