"Лишь гудки певучие смолкнут над водой... "

"...Я иду к рябинушке тропкою крутой.

Треплет под кудрявою ветер без конца
Справа - кудри токаря, слева - кузнеца ".

70 лет назад у каждого члена ответственной советской семьи был свой блокнот для записей:

"А. Медведков

Обида

Производственное совещание окончилось поздно. Токарь механосборочного цеха Баранов не спеша покидал площадку родного завода. В сторону рабочего поселка в разных направлениях уходили заводские рабочие. Они будто не замечали Баранова, обгоняя его и оживленно переговариваясь.

Веселое настроение товарищей еще больше разозлило токаря, который уже не впервые уносил с совещания никому невысказанную горькую обиду. Сегодня Баранова опять упрекали в том, что он не выполняет норм выработки и, якобы, только поэтому участок старшего мастера Петра Павловича Гордеева не справляется с заданием. Семен точно восстановил в памяти слова профорга Белоглазова, сказанные на совещании: "Участок сборки узлов мастера Гордеева позорно проваливает план. Хуже всех здесь работает токарь Баранов".

В эту минуту он почувствовал страстное желание поговорить с кем-нибудь, рассказать все, что наболело на душе. Он обижался и на себя, что не умеет выступить перед людьми, сказать правду о том, почему он плохо работает. Размышляя так, Семен не заметил, как его кто-то нагнал. Он обернулся и узнал парторга цеха Новикова, который работал когда-то на одном станке с отцом Баранова.

- Андрей Степанович, - я давно хотел поговорить с вами, но стеснялся, думаю что за охота разговаривать с нашим братом, у вас со стахановцами дел хватает да и партийная работа.

- Пожалуйста, Семен, в любое время, хоть сейчас, - ответил Новиков. – Зайдем ко мне?

- Что вы, я уж лучше как-нибудь на заводе к вам загляну.

Однако, парторг уговорил Баранова. Они вошли в квартиру. Жена Новикова хорошо знала Семена и, улыбаясь, подала ему руку.

- Проходите, - предложила Вера Ивановна, - и провела его в столовую. Баранов попытался было отказаться от ужина, поджидавшего хозяина, но это было бесполезно. За чаем Новиков спросил Семена:

- Ну что же, приступим к делу? – Вера выйди пока.

- Ничего, ничего, - запротестовал рабочий, - к меня секретов не будет. Хочу рассказать вам о своей обиде. Отставив в сторону недопитую чашку, он горячо заговорил.

- Вы знаете, Андрей Степанович, что ни одно собрание не проходит, чтобы Баранова не склоняли по всем падежам. Но вы может быть не знаете, что никто еще с Барановым никогда не говорил о том, почему он, сын известного на всю республику токаря, числится на плохом счету и никто на это не обращает ни малейшего внимания. Так вот слушайте. Работу я люблю и дело знаю. Правда, у меня только пятый разряд, ноя на заводе-то всего два года. Учился у отца. У него учились и вы. Плохому старик не учил. А вот не идет у меня дело и все тут.

Они закурили. Вера Ивановна убрала со стола и присела на полумягкое кресло, чтобы узнать, что скажет о себе этот скромный паренек. После короткой паузы Баранов продолжал:

- Станок вы мой знаете, старый, разбитый. Редкая смена пройдет, чтобы я не вызывал слесаря или механика. А я уже не ученик. Пора бы и на хороший станок. Расти хочется. Надоело топтаться на одном месте. Ведь что получается. Возьмите вчерашний день – три с половиной часа простоял: то ремень порвется, то самоход не работает, то материала или инструмента нет. Мастер Гордеев ни разу еще не давал мне такую работу, чтобы ее хватало на всю смену. Тут и материал бы заранее подготовил, инструмент, какой нужен припас, приспособление нашел или сделал, так ведь?

- Слушаю, Семен, продолжай.

- Или вот сегодня. – При сдаче десятого узла, на монтаж которого, вы знаете, ушло три дня напряженной работы коллектива всего цеха, инспектор Погодин обнаружил недоброкачественный соединительный валик. Срыв плана. А кто этот валик испортил? Всеми нами уважаемый товарищ Воробьев. Седьмой разряд имеет, а вот ошибся.

- Бывает, Сеня, и стахановцы ошибаются, - вставил Новиков.

- Согласен. А кому, думаете, этот валик пришлось переделывать? – Мне. Воробьев-то в третьей смене. В тот момент я муфты начал точить, оправку специальную сделал, минут сорок убил на подготовку, а Петр Павлович пришел и говорит: "Выкидывай все, валик будешь делать". Только выточил валик, Гордеев опять бежит: "Срочно надо вырезать две трехдюймовые гайки". Сказал и ушел. Я в кладовую за поковкой, кладовая закрыта. Полчаса ожидал. Кладовщик приходит

и заявляет, что поковки такого размера в складе нет. Я к мастеру, а его вызвали, кажется, к главному инженеру. Я в седьмой пролет, потом в кузницу. Словом, пока туда, да сюда, смена кончилась. Правда, гайки успел вырезать, норму же выполнить мне некогда было…

- Теперь смотрите. Разные там валики, гайки и муфты ведь тоже можно делать партиями по несколько штук. И вот, когда такой заказ есть, его Баранову не несут, отдают тому же Воробьеву, Жукову или Аннову. Почему? Потому что они стахановцы. Если у них будет простой, Гордеева немедленно в партком вызовут. Когда же Баранов, мой сменщик Поляков или, скажем, Иванов простаивают – никому до них дела нет. Хоть всю смену не работай. Вот в чем обида, Андрей Степанович.

- Не подумайте, что я против стахановцев. Нет. Стахановцы – это наша гордость. У них мы учимся. Они задают тон на производстве. Но основная тяжесть в выполнении плана падает на нас, маленьких, незаметных людей. О такой вот прослойке рабочих хорошо сказал в свое время незабвенный Михаил Иванович Калинин. У нас его указания иногда забывают…

Долго продолжался откровенный рассказ молодого рабочего. Его внимательно и с удовольствием слушали старшие товарищи. Новиков впервые почувствовал, как много полезного дала ему эта встреча. И слушая Баранова, он мысленно ругал себя за то, что он, парторг крупнейшего цеха завода перестал прислушиваться к голосу рядовых рабочих и интересоваться причинами их плохой работы. Да, он не придавал этим "мелочам" большого значения и ошибался.

Когда Семен ушел, тепло попрощавшись, Новиковы не легли спать, хотя было уже поздно. Вера Ивановна, плановик производственного отдела, поняла, что и она виновата в плохой работе Баранова, что его обида исходит не от тщеславия. Она вызвана беспорядками, на которые на производстве машут рукой, не замечают их.

Андрей Степанович и Вера делали какие-то записи в своих блокнотах. А Семен направился к своему особнячку, переживая неописуемую душевную радость. Он будто свалил с плеч огромный груз, который не давал ему покоя ни днем, ни ночью.

("Бурят-монгольская правда", 1948, № 31 (13, февраль), с. 3).