"Карандаш бы очинить, перо бы в чернила..."

"И такое сочинить,

Чтобы причинило

Счастье

сразу многим

Людям,

Человекам.

Только так шагать мы будем

В ногу

с веком".

  

65 лет назад количество забот, выпавших на долю начальника, можно было легко представить по количеству стружек и пепла:

«В приморском городе.

Повесть.

Михаил Маклярский.

Глава первая.

Осень, как всегда в этих краях, была великолепна...

Впрочем, подполковнику Никонову – записному охотнику и рьяному любителю природы – сейчас было не до осенних красот. Он находился сейчас во власти одной мысли: «Кто подменил ампулу?»

У Никонова была давняя привычка: в минуты глубокого раздумья заниматься какой-нибудь, хоть самой пустяковой, физической работой. Если он размышлял, сидя за своим письменным столом, то работа эта обычно сводилась к одной и той же автоматической операции: с удивительной ловкостью он оттачивал один за другим карандаши, десятка полтора которых торчало из высокого массивного стакана зеленовато-желтого стекла.

Аккуратные, чуть согнутые стружки падали в пепельницу, а мозг подполковника, словно отгороженный от всего внешнего, функционировал в это самое время с интенсивностью не меньшей, чем руки.

Секретарь Никонова Артемьев по количеству стружек и пепла довольно точно представлял себе, сколько забот выпадало на долю его начальника в тот или иной рабочий день.

... Карандаши давно уже были очинены, и руки пребывали в вынужденном бездействии, мозг все еще трудился над загадкой, которую принесли с собой вчерашние события.

Никонов напряженно раздумывал над фактами, имевшими, как ему казалось, отношение к свершившемуся вчера преступлению. Он пытался в этой груде фактов разглядеть связующие звенья, найти естественный порядок, потому что только в естественном порядке расположенные факты могли привести к ответу на вопрос о том, кто виноват в подмене ампулы.

Стремясь воссоздать эту объективную картину, подполковник мысленно вернулся к тому июльскому воскресному дню, когда впервые возникла убежденность, что инженер Дмитриев привлек к себе внимание иностранной разведки...

... Никонов сидел за большим письменным столом мореного дуба. Электрический вентилятор гнал в его сторону струю воздуха. Это не приносило заметного облегчения – воздух был слишком нагрет, и подполковник временами доставал из кармана платок, вытирал им лицо и шею, глубоко залезая за полурасстегнутый воротник чесучового кителя.

По другую строну стола в одном из двух глубоких кресел сидел старший лейтенант Киселев, высокий блондин с осанкой спортсмена. Лицо его выражало крайнюю степень внимания.

- Так и не догадываетесь? – спросил Никонов собеседника.

На лоб Киселева, увенчанный шевелюрой непокорных волос, набежали мелкие морщинки.

- А знаете почему? – продолжал подполковник.- Потому что в своих рассуждениях вы ограничили себя узким кругом фактов. И притом фактов, так сказать, близлежащих. Между тем, в нашей работе важно уменье широко мыслить, уменье связывать факты, которые на первый взгляд кажутся совершенно не зависящими друг от друга...- Никонов вынул из стола небольшую папку и положил ее перед собой.- Вам известно о врачебном консилиуме? О его результатах?

- Известно.

- Что ж, и это не навело вас ни на какие размышления?

Киселев недоумевающе пожал плечами.

- Вам известно,- терпеливо продолжал полковник,- что на консилиуме обсуждалось предложение приезжего профессора направить инженера Дмитриева на курортное лечение за границу?

- Но ведь Дмитриев серьезно болен... Вы же это знаете.

- Это-то и заставляет меня задумываться. Предположим на минуту такую нелепость: Дмитриев симулирует болезнь. Тогда все ясно, и я бы не стал предлагать вам решать этот ребус... Да еще в такой жаркий день... Чорт бы ее побрал, эту жару!

Никонов снова вытер лицо платком, бросил его на стол и развернул папку. Перелистав несколько бумаг, скрепленных скоросшивателем, он нашел протокол консилиума.

- Дмитриев действительно серьезно болен. К тому же он категорически отказался ехать за границу... и вообще ехать куда бы то ни было... – Подполковник перевел взгляд с протокола на собеседника.- Мы с вами знаем, что состояние работы, безусловно, требует постоянного присутствия Дмитриева в ОКБ, хотя дела идут успешно.

Никонов снова перевел взгляд на бумагу.

- Наумова поддержала своего пациента, заявив, что любое длительное путешествие плохо отразится на его здоровье. Вакулов тоже высказался против, причем к аргументации Наумовой прибавил, что наша медицина и наши курорты ничем не хуже заграничных... Таким образом, приезжее светило медицинской науки осталось в одиночестве...

Подполковник замолчал.

- Вы еще не понимаете?

- Не понимаю, товарищ подполковник, - с искренним огорчением признался старший лейтенант.

- Плохо... Плохо, товарищ Киселев!- огорчение звучало теперь в голосе Никонова.- Давайте танцевать от печки... Работа Дмитриева, как вы знаете, имеет исключительно важное значение, и раскрытие планов инженера причинило бы нашей Родине огромный ущерб. Следовательно...

Никонов взглянул поверх головы Киселева куда-то вдаль, точно в этой дали хотел разглядеть нечто ему самому еще не вполне ясное.

-...Следовательно,- продолжал он, размышляя вслух,- нельзя сомневаться в том.., что охотники раскрыть.., то, что нам поручено  сохранять в тайне, несомненно, имеются... и охотники энергичные, матерые, не останавливающиеся ни перед чем...

Никонов замолчал. Взор его все чаще блуждал где-то далеко за пределами кабинета. Киселев замер в ожидании слов, которые наконец должны были принести разгадку. Правильней сказать, он уже начал – так, во всяком случае, ему показалось – понимать ход мыслей подполковника, и тем не менее вопрос последнего застал его врасплох.

- Вы сталкивались с ними? – спросил Никонов.- Я хочу сказать: ощущали по каким-нибудь конкретным фактам, по каким-нибудь хотя бы неясным намекам, что они уже шныряют поблизости от Дмитриева?

–Нет, Леонид Федорович, я... конечно, я понимал, что рано или поздно...

- Ну, так вот! – перебил подполковник старшего лейтенанта и встал.- Сидите, - сказал он Киселеву, намеревавшемуся вскочить с кресла,- считайте, что «рано или поздно» уже наступило!.. Я не утверждаю. Но мы обязаны предположить, что за советом профессора-консультанта скрывается отнюдь не забота о здоровье Дмитриева... И тогда следует попросить Москву, чтобы она заинтересовалась, не подсказывал ли кто-нибудь профессору... Повторяю, это не утверждение, а предположение, но мы его слелать обязаны...

Никонов нагнулся над столом, взял карандаш и что-то записал в блокноте.

- Теперь взгляните на все это с другой точки зрения. Вполне можно себе представить, что наши местные эскулапы, лечащие Дмитриева, несколько терроризированы его властным характером... – подполковник почесал затылок и с комической растерянностью посмотрел на собеседника.-...Этот чудный характерец мы, кажется, оба испытали на своей шее?.. Так вот, может быть, они идут на поводу у своего пациента. Может быть, нужно насильно заставить его прервать работу именно в интересах дела? Может быть, режим, который они установили.., эти систематические инъекции только на время оттянут необходимость санаторного лечения, и еще неизвестно...

Стоявшие в углу кабинета часы своим громким и торжественным боем перебили речь полковника.

Киселев с беспокойством сказал:

- Уже пять...

- Ну и что?- удивился полковник.

- А жара все не спадает. Подумайте, Леонид Федорович, какое будет пекло на стадионе.

Никонов улыбнулся.

- Я и забыл!- сказал он.- Вы ведь сегодня судите матч?

- Я,- не без гордости ответил Киселев.

- Ну, так вам, пожалуй, пора, а я еще часок поработаю и тоже махну на стадион.
Киселев встал:

- Какие будут приказания, товарищ подполковник?

- Телеграмму в Москву составлю я сам. Вам же придется в число своих объектов включить также и заводскую поликлинику. Завтра мы это обсудим.

После ухода Киселева подполковник Никонов занялся просмотром свежих  иностранных газет. 

Перелистав десятка полтора страниц, он увидел статью Болдуина, обозревателя газеты «Нью-Йорк таймс». Это была вторая его статья из серии, посвященной послевоенной деятельности американской разведки. Подполковник отчеркнул толстым цветным карандашом следующие строки:

«В числе сотрудников всех американских посольств за границей имеются агенты, состоящие на службе у недавно созданного центрального разведывательного органа...»

Само собой разумеется, для Никонова это не было новостью, как не было для него открытием и сообщение автора статьи о том, что «для пересылки шпионских материалов американские разведчики широко используют средства дипломатической связи». Его поразила откровенная наглость этих циничных признаний...»

("Огонек", 1950, № 46 (12, ноябрь), с. 21-22).