"...Всё мне слышится песня без слов.
И задорна она, и жива!
Так и просятся в песню слова".
Так и просятся в песню слова".
35 лет назад
всей душой откликнулся на усиление партией и правительством борьбы с пьянством
столичный пролетариат:
"Отрава,
или выпивка
ценою в жизнь
В
предпраздничный вечер в дежурную часть управления внутренних дел стали поступать
сведения, одно тревожнее другого. Вскоре выяснилось: в городе — ЧП. В полную нагрузку
включились телефоны, пульты управления, затрещали рации. На ноги были подняты оперативные
группы милиции. На заводе немедленно развернули штаб. К операции привлекли не только
сотрудников города, но и области... Искали. Искали не особо опасных преступников,
а пьяниц. И — отраву, которую они могли вынести с предприятия.
Стольких людей
подняла на ноги, оторвала от важнейших дел в общем-то мелкая на первый взгляд кража.
Но украли — метанол...
Что же в самом
деле произошло на Кусковском химическом заводе, входящем в объединение "Норпласт"?
Слухов, разговоров, домыслов — много. Репортерам, пишущим о чрезвычайных происшествиях,
не раз приходилось сталкиваться с ситуациями,
когда слухи рождаются, что называется, на голом месте. К сожалению, сейчас случай
иной. Трагедия произошла. Теперь ее причины тщательно и скрупулезно исследуют, поэтому мы будем
говорить лишь о том, что ясно уже сегодня.
... "Метанол
— метиловый спирт (древесный спирт), СН3ОН... Сырье в производстве формальдегида,
сложных эфиров, растворитель... Яд, действующий на нервную и сосудистую системы,
прием внутрь 5—10 миллилитров может привести к тяжелому отравлению, слепоте. 30
миллилитров и более—к смертельному исходу". Так определен предмет кражи в энциклопедическом
словаре.
Похитители, разумеется,
в словарь не заглядывали. Ибо крали не для частного изготовления сложных эфиров.
Для выпивки.
Неужели никто
не знал, к чему это может привести? Знали. Более того, каждый при поступлении на
работу дал расписку: метанол —яд, пить не буду. И, надо полагать, старались воровать
этиловый (кстати, тоже технический, для здоровья—вредный). Но незадолго до ЧП этиловый
спирт на заводе кончился, и в систему, как и предусмотрено технологией, закачали
метиловый. На производстве это никак не отразилось.
Единственное
место в технологической цепочке, где теоретически была возможна кража,—пробоотборник.
Но и здесь предусмотрена защита. При необходимости взять пробу аппаратчик с пробиркой
только в присутствии начальника цеха имел право открыть пробоотборник. После этого
вновь на место возвращались металлический кожух, замок, пломба. Люди же, решившиеся
на кражу в тот вечер, с которого все началось, действовали без лабораторных премудростей.
Отогнув ломиком кожух, запустили в щель изогнутый крючком электрод, открыли вентиль.
И потекло. Осталось снизу подставить таз или ведро...
Итак, смена,
во время которой случилась кража, разошлась, разъехалась по домам. Уезжали те, кто
уже выпил в бытовке. Уезжали те, кто собирался угоститься дома, кто захватил
"зелье" на "всякий случай". Вынесенная за проходную, расползалась
отрава.
Эту страшную
опасность четко осознавали люди, ночью по тревожному сигналу собравшиеся на предприятии.
Они поняли: нужно оповестить всех. И тех, кто ушел со смены, и тех, кто мог вступить
с несунами в "контакт". Сделать это было чрезвычайно сложно, тем более
в праздничные дни. Но сделано было все —возможное и невозможное. За сутки с небольшим
о грозящей беде были оповещены более
двух тысяч человек. В ночных квартирах, поездах, самолетах...
Конечно же, подозревали
не всех. Понятно, что большинство людей воспринимали "проверку" с удивлением,
а то и возмущением —это так естественно для нормального человека. Но другого выхода
не было: уже обнаружен в электричке во Фрязево мертвый; из Подмосковья, из собственной
квартиры не успели довезти до больницы другого...
Киев. Аэропорт.
Здесь остановили группу экскурсантов с завода. К счастью, напрасно. Они возмущались,
это понятно. Но возмущался и В., снятый с поезда в Сумах:
"Ничего не знаю, ничего не пил",—божился он. А через некоторое время в
тяжелом состоянии был доставлен в больницу.
Н. довез метанол
до дома. "Вы тоже что-нибудь пили?" — спрашивали у его невесты и отца.
Категорическое отрицание. Через два часа их не стало.
Г. свою знакомую
дома не застал. Поэтому налил ее подружке. Выпили на пару. И мужу подружки оставили
стаканчик. Он его и увидел нетронутым на столе, когда вернулся. В тот час для его
жены было уже все кончено.
Мы рассказали
о крайних исходах "дармовой выпивки". Большинство людей было предупреждено об опасности, а многих
спасли медики.
Заведующий клиническим
отделением республиканского токсикологического
центра Юрий Николаевич Остапенко не уходил с рабочего места двое с лишним суток.
В таком же положении оказались многие врачи этого и соседнего отделений Института
имени Склифосовского. Те, кто дежурил, и вызванные им на помощь дополнительно. На
полную нагрузку и даже более работала химико-токсикологическая лаборатория центра,
которая непрерывно проводила исследования. Да, сюда доставлялась основная часть
пострадавших и "подозреваемых".
—Даже заведующую
аптекой пришлось вызвать ночью. Такая была нагрузка, что кончились медикаменты,—рассказывает
главный токсиколог столицы.—Госпитализация других больных (за исключением самых
тяжелых) была прекращена.
Дело осложнялось
еще и тем, что помощь необходимо было оказывать всем одновременно. И это потребовало
интенсивной работы многих служб, все аппараты "искусственная почка" были
заняты круглосуточно.
Для врача любой
пациент — больной, нуждающийся в помощи. Но эти больные больше походили на пьяных
хулиганов. И вели себя соответственно: буянили, отказывались
подчиняться, лезли в драку. Их лечили и уговаривали, следили за каждым, чтобы чего-нибудь
не поломал, не разбил, не поранился. Медперсонал, в основном женщины,
терпел. Они понимали, что это —проявление энцефалопатии, характерной при отравлении
метанолом, и продолжали спасать больных. А когда уже не могли управиться с разбушевавшимися
пациентами, пришлось вызвать в клинику наряд милиции, чтоб не так было страшно лечить
людей, потерявших человеческий облик.
—Да, картина
неприятная,— продолжает Юрий Николаевич,— Но не это самое страшное. Отравление метанолом
протекает не только в виде пьяного неадекватного поведения. Повышается давление,
бывают судороги. Потом, по мере усвоения яда, полная потеря сознания. Тяжелейшие
изменения внутренней
среды организма.
А затем... При меньших дозах лица, которые не погибают, но вовремя не получили экстренного
лечения, —слепнут. Причем необратимо. Классический случай, к сожалению, хорошо известный
медицине. Теперь вам ясно, почему, несмотря ни на что, надо было спешить?..
Вполне. Здоровье,
жизнь человека —бесценны. Это плакатная истина. Когда вопрос стоит "быть или
не быть", не считаются ни с чем. И все-таки не отпускает нас мысль, что больные
эти —специфические. Поэтому мы просим врача заняться не свойственной
ему бухгалтерской работой.
И доктор пишет
в столбик. Подсчитать не так просто. Стоимость собственно лечения, токсикологическое
обследование, анализы, а их на каждого по четыре, только чтоб узнать, принял ли
он дозу метанола... Гемодез. Глюкоза. Работа шведского аппарата "искусственная
почка". А оплата персонала, а сверхурочные? Сумма получается изрядная. Во всяком
случае, во много раз превышающая ту, которая расходуется
на обычного больного...
Да, ясно, что
государство идет на расходы для лечения заболевших людей. Но теперь уже врачи нам
задали вопрос, на который мы ясного ответа дать не смогли. Если гражданин, грубо
говоря, напился (но не настолько, чтоб стать пациентом токсиколога)
и попал в вытрезвитель, то он пребывание в этом учреждении оплатит. Оторвет от семейного
бюджета немалый кусок. Когда же выпивка принимает уже медицинский масштаб и гражданина
везут в реанимацию, где на него потратят несравнимо больше
и сил, и средств, то дальше все произойдет как бы само собой. Бесплатно. Трудно
назвать такое положение трезвым. Напомним также, что в описанном случае пьяница
занимал чье-то место: человек же действительно пострадавший вынужден был ждать.
Мы
условились говорить о том, что предельно ясно после ЧП уже сегодня. Не получилось.
Остается в этой истории много непонятного. Не для следствия, разумеется. Для нас
с вами.
Подготавливая
этот материал, мы встречались с разного рода специалистами, которые с охотой (или
без) объясняли журналистам те или иные стороны чрезвычайного
происшествия в Кускове. Мы узнали, что техника безопасности на заводе и сам технологический
процесс соблюдались. А когда уж случилась кража, было предпринято все возможное,
чтобы отраву блокировать, а пострадавших — спасти.
Но теперь, когда
схлынуло напряжение, задумаемся вот о чем. Порой после подобных историй забывается,
кому первому пришло в голову украсть, открыть кран или просверлить
трубу, просто указать пальцем на стоящую на путях цистерну и, наконец, налить стакан.
А ведь они не только спасенные, но— виновные. Виновные и в страданиях других. Следствию
предстоит в этом разобраться, и оно разберется.
И все же... Сам
факт того, что есть люди, которые могут пить заведомый яд, объяснению не поддается.
Можно, конечно, тут взыскивать—и взыскивают— с руководителей того или иного подразделения,
усиливать охрану, менять технологию. Но давайте скажем прямо: сколько бы ни навешали
мы сверхнадежных замков на сотни километров труб, в которых журчат реки этанолов, метанолов
и прочих "нолов", сколько бы ни поставили в особо опасных местах милиционеров
с наганами, сколько бы...—преступная жажда перехитрит.
И так будет до
тех пор, пока считается нормальным (или почти нормальным) в любой емкости искать
прежде всего выпивку, пока те, кого метко прозвали "несунами", будут играть
с обществом, с законом в некие прятки—"поймают—не поймают",
пока пьяница будет чувствовать себя безнаказанным: что-де нам постановления и Указы,
их же еще и исполнять надо,— то есть пока будет надеяться, что отступим. Не исполним.
Конечно, надо
усиливать охрану, строже соблюдать режимы на производствах, применяющих спирты,
надо тщательнее отбирать туда кадры. Редакционная
почта приносит
сведения о странном и практически бесконтрольном использовании технических спиртов,
предназначенных для всякого рода протирок, обезжириваний, экспериментов. Но кто
в силах защитить человека от... него самого, от скверной привычки, от жадности,
от глупости? Вот более "культурная", а потому знакомая многим ситуация.
Зашел приятель, поставил на стол бутылку:
"Вот спиртику достал...". Задумался бы: откуда? Что там внутри? Кем украдено?
А ведь украдено-то наверняка— не по рецепту же продали бутыль...
Нет, не задумываются
—и отворяют ворота беде.
Так сколько же
должно случиться этих бед, сколько еще надо реанимаций, инвалидностей, чтобы появилась
элементарная осторожность, осмотрительность, хотя бы страх за свою жизнь у этих
любителей "достать" и "угостить"! И у тех, кто столь бездумно
принимает это угощение, не ведая, на что себя обрекает...
Вот и сейчас
—прочтет кто-то репортаж и скажет себе: "Ну, это там, далеко, по дурости кто-то
дел натворил. А у нас —пронесет. Я же не такой простак". И вот эта надежда,
что "пронесет" —страшнее всего. Ведь не пронесет же!
И тогда поздно
будет сожалеть и плакать, каяться и осознавать, что отрава и есть отрава. Этиловая
она или метиловая.
А. Иллеш,
Ю. Макаров,
спец. корр. "Известий".
("Известия",
1985, № 343 (8 декабря, московский вечерний выпуск), с. 4).
Комментариев нет:
Отправить комментарий