"Скоро ль мы в родной сторонке милой…"

"…Вновь увидим трубы новых крыш?

И опять червонная калина,
Ты в окно ветвями постучишь..."

70 лет назад в Нью-Йорке собирал чемоданы выдающийся советский дипломат Яков Миронович Ломакин:

"Заявление генерального консула СССР в Нью-Йорке Ломакина на пресс-конференции

Нью-Йорк, 17 августа, (ТАСС). Вчера вечером генеральный консул Ломакин сделал на пресс-конференции в генеральном консульстве Советского Союза следующее заявление:

"В связи с распространяемой американской печатью неправильной и клеветнической версией по поводу случая с советской гражданкой – учительницей Касьенкиной Оксаной Степановной, генеральное консульство СССР в Нью-Йорке считает необходимым заявить следующее:

После того, как Касьенкиной удалось вырваться из рук белогвардейской организации, именующей себя "Толстовский фонд", было замечено, что насильственное похищение Касьенкиной белогвардейцами, сделанные ей похитителями укол и вспрыскивание какого-то препарата с целью сломить ее сопротивление, а также издевательства над ней и работа на кухне у главаря названной выше белогвардейской организации графини Толстой подорвали здоровье Касьенкиной и сильно отразились на ее психическом состоянии.

В генеральном консульстве, куда она была доставлена после освобождения из рук похитителей, для нее были созданы все необходимые условия для восстановления здоровья и душевного равновесия. Она общалась с сотрудниками консульства, была окружена вниманием и заботой, начала постепенно оправляться от прежнего кошмара и даже изъявила желание работать в канцелярии генерального консульства в ожидании отъезда на родину. Единственно, что ее раздражало и действовало угнетающе, - это усилившийся за последние дни беспрерывный поток враждебных клеветнических измышлений печати и радио в Соединенных Штатах относительно дальнейшей судьбы Касьенкиной и полицейско-судебные угрозы через печать и радио о том, что она будет насильственно вызвана в американский суд и подвергнется наказанию.

Все это резко отрицательно отразилось на душевном состоянии Касьенкиной и она в последние дни неоднократно с тревогой спрашивала сотрудников генерального консульства: "Неужели мне не посодействуют уехать домой и я опять попаду в руки этих белогвардейских извергов?"

Как известно, здание генерального консульства за время пребывания в нем Касьенкиной было окружено, особенно в дневное время, большой толпой корреспондентов, фоторепортеров, полицейских и каких-то посторонних личностей. Все это происходило на глазах у Касьенкиной.

Несмотря на неоднократные обращения генерального консула к полицейским властям с просьбой о принятии мер к ограждению генерального консульства от этой назойливой толпы, толпа продолжала окружать консульство. Это действовало на нервно-психическое состояние Касьенкиной, еще не оправившейся окончательно от всего ею пережитого.

Клеветнические заявления против нее белогвардейцев Вейнбаума, Толстой и Зензинова, о которых она узнала по радио и из газет, и, наконец, официальное заявление судьи верховного суда штата Нью-Йорк Дикштейна о том, что он требует ее в суд, резко усилили ее угнетенное состояние.

12 августа около 4 часов дня Касьенкину посетили две хорошо знакомые ей женщины и с ними двое детей – члены семей сотрудников генерального консульства. Касьенкина пожаловалась им, что у нее нет больше сил выносить эту толпу, ее назойливую и враждебную слежку с улицы и угрозы полицейских и судебных властей Соединенных Штатов. Беседуя с женщинами, она посмотрела в окно и, увидав, как от гостиницы "Пьер" к дверям генерального консульства побежала толпа, с ужасом отпрянула от окна с криком "Кажется, за мной пришли", выбежала в соседнюю комнату, где в порыве нервного припадка выбросилась из окна третьего этажа.

Из всего вышеизложенного видно, что ответственность за происшедшее лежит на тех, кто организовал похищение и учинил насилие над советской гражданкой учительницей Касьенкиной, а также на тех представителях американских властей, которые своими действиями и заявлениями способствовали усилению нервно-психического расстройства Касьенкиной, приведшему ее к акту отчаяния – мысли о самоубийстве".

("Красный Север", Вологда, 1948, № 165 (20, август), с. 4).