"Был он только литератор модный, только слов кощунственных творец..."

"… Но мертвец - родной душе народной: 
Всякий свято чтит она конец".

60 лет назад острый советский глаз фиксировал еще много неясного, незрелого в деятельности творческих союзов Венгрии:

«Открытый вопрос

Это не праздный, это – законный, идущий от сердца вопрос: с кем вы, литераторы Венгрии?

Это – дружеский вопрос, продиктованный убеждением, что в момент, когда во всех сферах общественной и экономической жизни Венгрии идет борьба за жизнь, за то, чтобы дымили трубы заводов, учились дети, издавались книги, чтобы совместными усилиями миллионов людей укреплялись порядок, спокойствие и мир, - место писателя в гуще народа, среди людей, отстаивающих демократию и социализм.

Этот вопрос тем более уместен, что, как известно, буржуазная идеология, пропитанный миазмами разложения западный ветер давно уже захлестывали венгерских писателей. Многие из них (многие!) задолго до событий в октябре открыто выступали против ленинского принципа партийности литературы, распространяя под фальшивым флагом «свободы мысли», «свободы творчества» нигилистические представления о государстве и обществе, чуждые социализму эстетические и философские концепции. Эти писатели вносили серьезный идейный разброд и замешательство в ряды интеллигенции, в среду студенческой и учащейся молодежи.

Положение усугублялось тем, что, как рассказывали нам, еще задолго до событий руководство идеологическим фронтом выпало из рук старого партийного и государственного руководства. Из месяца в месяц в газетах, журналах, по радио под флагом критики негодных руководителей велась открытая пропаганда против партии и правительства, причем в этой кампании участвовали и некоторые писатели из числа тех, что давно уже оторвались от народа и продали душу Западу.

Слов нет, критика тогдашнего руководства была нужна, и в этой критике было немало правильного. Но правда все чаще тонула в домыслах и вымыслах, на первый план настойчиво выдвигались шовинистические мотивы, антисоциалистические настроения. Дело доходило до утверждения, будто трудовой народ Венгрии вообще «не хочет социализма». И, странное дело, деятели идеологического фронта не отмежевывались от этих выступлений, не раскрывали народу глаза на их источники и их подлинное назначение. Более того, казалось, что работники идеологического фронта дают простор такого рода выступлениям.

И даже теперь, когда наступили совсем другие времена, в деятельности творческих союзов Венгрии еще много неясного, незрелого, внушающего серьезные опасения.

Где и с кем были венгерские литераторы в эти трагические дни, что думали и думают они о событиях минувших недель? Помогли ли и помогают они сейчас своему народу, своему Революционному Рабоче-Крестьянскому Правительству обуздать реакцию, установить законность и порядок в своей стране?

Следует с глубоким сожалением констатировать, что объективное изучение роли Союза писателей в венгерских событиях не дает оснований для каких-либо положительных суждений.Более того, мы со всей ответственностью можем заявить сейчас, что некоторые писатели сыграли в этих событиях роль негласных союзников реакционных сил. После же разгрома реакции, осуществленного без их участия, они заняли фальшивую, двусмысленную, по существу антиправительственную позицию.

***

Мы встречались с венгерскими писателями и беседовали с ними в их клубе.

В холодном, прокуренном здании сновали взад и вперед, о чем-то спорили, что-то выкрикивали десятки молодых людей.

Секретарь союза Дьюла Фекете пригласил нас в соседнюю комнату. Нас познакомили с Иштванем Эркенем, Шандором Надем, Михаем Гергеем, Мате Дьердем, Петером Куцка, Эндре Веси и другими литераторами. Вслед за ними комнату до отказа заполнили молодые люди, отличающиеся весьма развязными манерами.

О минувших событиях говорили Веси, Эркень, Куцка, Фекете. Остальные или молчали или согласно поддакивали и кивали головами. Писатели говорили по-разному, каждый – по-своему,но, к сожалению, мы не чувствовали в их словах идущей от сердца человеческой искренности, не видели открытого чистого взгляда.

Иштван Эркень высокопарно доказывал недоказуемое. Он утверждал, что будто бы угроза контрреволюции в Венгрии вовсе не существовала или, по крайней мере, панически переоценивалась.

Мы спрашивали: во имя каких же идей горели костры из книг классиков марксизма-ленинизма, публично уничтожались произведения Ленина и Горького, Чехова и Гюго, Драйзера и Шолохова? Во имя чего поджигались музеи, уничтожались и осквернялись памятники советским воинам-освободителям? С какими же целями в страну пожаловали из-за рубежа свыше четырех тысяч хортистских офицеров-эмигрантов?

Мы ждали, но не дождались ответа.

Если угроза контрреволюции «переоценивалась», тогда от чьего же имени по радио выступал кардинал Миндсенти со своей наглой программой и в чьих интересах граф Эстергази претендовал на участие в политической жизни страны?

Может быть, спрашивали мы, не было виселиц на площади Республики, не было массовых расстрелов коммунистов, партийных активистов, рядовых работников общественной безопасности, не было разгрома зданий партийных органов, и по-прежнему бьется горячее сердце полковника Асталоша, вырезанное венгерской «черной сотней» из его груди? Что такое все это – «массовое мирное» движение или разгул черной реакции, контрреволюции?

Ответа на эти вопросы мы так и не получили.

Петер Куцка меняет тему разговора, он, так сказать, «теоретически» пытается осмыслить происшедшее, разбив его на «этапы». В его речи звучат слова: «нация», «консолидация», «депортация». И каждое это слово – ложь, потому что и употребляются-то они, эти слова, только для того, чтобы попытаться слухи превратить в факты, вымыслы в доказательства, обойти то, что известно всему миру, и легализовать в качестве очевидных истин подлейшие домыслы, идущие из разбитого хортистско-фашистского подполья.

Зашла речь и об обсуждении венгерского вопроса в ООН. И тут вдруг выяснилось, что у кубинского делегата, внесшего на обсуждение Генеральной Ассамблеи свою фальшивку о геноциде, среди венгерских писателей имеются не только сочувственно слушающие, но, пожалуй, и от души поддакивающие. Во всяком случае, грязная клевета, которую обрушил на венгерский народ на пленарных заседаниях Генеральной Ассамблеи кубинский делегат, не встретила осуждения у Золтана Фабиана и Дьюлы Фекете.

Так, словно сквозь дремучий лес, в течение трех часов пробирались мы сквозь дикие противоречия в оценке венгерских событий венгерскими писателями.

Один из них, назвавший себя коммунистом, что-то лепетал о «кризисе марксизма». Некий окололитературный молодой человек из числа присутствовавших в комнате стал кричать о своей «ненависти к русским». Создавалась атмосфера отнюдь не дружеской беседы.

Но крикуна удалили, и беседа возобновилась…

Возвращаясь в гостиницу по затемненным и притихшим улицам Будапешта, мы думали о том, что идеологическая отрава, которая действует на головы многих венгерских писателей, видимо, серьезно мешает им быстрее определить свою позицию в новых условиях.

Мы искренне сожалели, что в этой беседе не участвовали писатели Петер Вереш, Дьюла Ийеш, Белла Иллеш, Дьюла Хай. Мы не прочь были бы встретиться и с Дьердем Хамошем – редактором газеты «Иродалми

Уйшаг» («Литературной газеты»), позиция которой в период, предшествующий событиям, часто была, по меньшей мере, двусмысленной. Позднее мы узнали, что в данный момент эти писатели в соответствующих компетентных органах вели речь о своем желании помочь Революционному Рабоче-Крестьянскому Правительству призвать трудящихся к работе, к нормализации жизни, обещая вопрос об этом поставить на заседании правления союза.

Мы, к сожалению, не знаем, как прошло это заседание, но обсуждение было, видимо, плодотворным. Вскоре в газете «Непсабадшаг» мы читали заявление Союза писателей «Об общественной безопасности, о начале производительной работы, о свободе высказывать правду». Не все в этом документе было высказано до конца, ясно и открыто. Кое-какие его положения вызывали или недоуменные вопросы или возражения. Сердцевина же этого документа, его исходная мысль была, безусловно, ободряющей.

«Общественным и экономическим строем Венгрии, - говорилось в этом документе, - должен быть социализм, построенный демократическими

средствами, с учетом национальных особенностей, при сохранении земельной реформы 1945 года и национализации заводов, крупных предприятий, шахт и банков».

Заявление писателей убедительно подтверждало, что и в среде творческой интеллигенции, как и в других группах трудящихся, продолжается сплочение сил, верных социализму. Эти силы берут верх. Этим силам принадлежит будущее.

Но вопрос: «С кем вы, литераторы Венгрии?», еще не снят. Это – открытый вопрос. Народ, правительство, партия рабочего класса, все частные люди, борющиеся за социализм и мир, еще ждут от венгерских писателей исчерпывающего и ясного ответа, ответа делом на этот вопрос.

Время не ждет. Время торопит. Нужно отвечать, и отвечать непременно сегодня. В трудные дни венгерскому народу нужно мобилизующее и вдохновляющее слово его писателей.

Ал. Романов

Будапешт».

"Литературная газета", 1956, № 143 (1, декабрь), с. 4).