вторник, 12 июля 2016 г.

"Знаем мы: и вам дороги те же…"

"… Сквозь года,
К мечте – вперед, вперед!
Тракторами
Сравнивает межи
Венгрии трудящийся народ".
  

65 лет назад успешно совмещала профессиональную деятельность с зарубежными культурными связями советская творческая интеллигенция:
«Вс. Пудовкин
Заговорщики
Мне пришлось встретиться с призраком старой Венгрии. Я говорю «с призраком» потому, что у людей, которых я видел, и у дела, которым они занимались столько же возможности для дальнейшего реального существования, сколько у болотного утреннего тумана, бесследно исчезающего при восходе солнца.
Недавно в окружном будапештском суде закончился процесс девяти заговорщиков, обвинявшихся в государственном преступлении, направленном на свержение существующего в Венгрии демократического строя. Все они прямо или косвенно были связаны с католической церковью.
О сущности обвинения, о грязных делах, которыми занималась эта группа, о приговоре уже сообщалось в советской прессе. Мне хочется поэтому поделиться лишь некоторыми личными впечатлениями от процесса, которые, на мой взгляд, могут помочь советскому читателю еще яснее представить себе лицо врагов новой жизни в странах народной демократии.
…Когда всматриваешься в людей, сидящих на скамье подсудимых в небольшом зале будапештского суда, понимаешь, что в них есть нечто общее: они прошли одну и ту же иезуитскую школу воспитания.
Доктор Ласло Хевеи, вскормленный за границей на деньги ордена иезуитов, преподаватель, занимавшийся систематической слежкой и выдачей хортистской полиции революционно настроенных студентов в Венгрии, насквозь прогнивший шпион, продававший родину в течение всей своей жизни, держится так, как будто находится на публичном приеме и отвечает на вопросы любопытных журналистов. Признавая свою вину, он даже любезно улыбается, наклонив аккуратно причесанную голову. Во время чтения обвинительного акта он солидно кивал головой, как бы с грустью подтверждая перечисляемые преступления. Он продолжал по привычке играть роль достойного человека, привыкшего внушать уважение и доверие окружающим.
Это елейное достоинство, наигранная солидность, воспитанные десятками лет подлейшей торговли совестью, бросаются в глаза во всех священнослужителях, сидящих на скамье подсудимых. Даже Ференц Везер, руководитель террористических банд и убийца, рассказывая в подробностях о своих злодеяниях, с лакейской предупредительностью отвешивает поясные поклоны.
Архиепископ Грэс отвечает на вопросы с такой же обстоятельностью, все разъясняет до малейших подробностей, даже слегка жестикулирует для убедительности. К нему – фактическому руководителю заговора – стягивались все нити. Террористические акты, подготовка вооруженных групп для восстания – все делалось заговорщиками с его ведома, при его поддержке.
Грэсу задают вопрос:
- Вы хотели восстановления старого строя. Что вы конкретно подразумевали под этим?
Он отвечает:
- Возвращение земли помещикам, возвращение им убытков, возвращение фабрик, заводов и банков их прежним владельцам.
- Значит, пришлось бы прибегнуть к помощи жандармских войск, возможно, убивать венгерских мужчин и женщин?
- Нет, мы об этом не думали, мы просто хотели восстановить прежний порядок.
- Но, однако, пришлось бы применять жестокие меры, вплоть до расстрелов и прочих кровавых расправ с венграми, как же иначе?
Грэс, подумав, роняет:
- Да… конечно.
Алайош Понграц – человек, побывавший в плену у американцев, служивший офицером разведки у Хорти, преподаватель гимназии по профессии – спекулировал валютой и давал шпионские сведения иностранным разведкам. Его спросила защита:
- Чувствовали ли вы свою вину перед родиной, ведя подрывную и шпионскую деятельность?
Для ответа нужно было обратиться к собственной совести, но ее нет. Понграц молчал. Он помялся и пробормотал: «…м-м… я работал…» Вот и все. Предавать родину, предавать с одной жадной надеждой урвать себе кусочек при будущем разделе кровавого пирога – вот что Понграц считал «работой».
Фаркаш – юрист, доверенное лицо Грэса, начал свое признание с заявления: «Я шовинист». Он громко докладывает свою автобиографию с интонациями опытного рассказчика, как будто говорит не о себе, а о ком-то другом. Член фашистской партии. «Насколько себя помню, всегда был фашистом». Он выполнял важнейшие поручения,  требовавшие организаторских способностей, вербовал новых людей. Он заранее сколачивал «совет», который должен был, по рекомендации из-за границы, после спешного восстания, временно выполнять функции парламента, создавая видимость выборного органа. Нашел будущего начальника полиции. Вербовал в будущую вооруженную жандармерию, главным образом, старых жандармов и бывших офицеров хортистской армии. Это тоже советовали из-за границы. Фаркаш говорит без запинки, без пауз, скороговоркой.
На вопрос: «Вы предполагали вернуть предприятия бывшим владельцам. Знали ли вы, что это можно осуществить лишь ценой многих человеческих жизней?», - следует отвратительный по своему лицемерию ответ: «Я не знал, это лучше скажет Божик, он этим занимался».
Божик – одна из самых мерзких фигур на процессе. Маленький, ссохшийся старичок с остренькой, остриженной под машинку седой головой, похожий на злое насекомое. Он был политическим советником Мидсенти, мечтал не только и свержении демократического строя, но и о восстановлении королевской династии. Он систематически сообщал шпионские сведения иностранным разведкам, руководил организацией вооруженных отрядов и вел притом аккуратный дневник.
Его спросили: «Что вы организовали кроме вооруженных групп?»
Он ответил: «Саботаж на предприятиях».
Божик как будто соединил, сконцентрировал в своем полуразрушенном старостью теле всю моральную опустошенность, идейную убогость, все бесчестие, лживость и, в конечном счете, предельную по жестокости бесчеловечность разложившегося католического священника, воспитанного Ватиканом. Рядом с ним убийца Везер кажется его «духовным» учеником.
У этих людей религиозная философия, религиозная мораль, как и многочисленные обряды, служат только удобным орудием для вербовки малосознательных людей в нужные им организации. Их самих они не касаются. С тем же услужливым лакейским цинизмом, как и другие его соратники, начальник монашеского ордена Челлар рассказывал о кабацких кутежах с проститутками, о спекуляции углем и дровами в тяжелые для Венгрии времена, об эксплуатации доходного ресторана в Будапеште. Приор того же ордена Везер при поддержке и одобрении высших духовных чинов руководил убийством советских солдат и каждый раз по всем правилам католической церкви отпускал убийцам грехи на исповеди. Работал он с умением профессионального бандита. Его люди душили, забивали палками, топили свои жертвы в озере. Нападали только на одиночек, трусливо, из-за угла. Закапывали трупы в землю, тщательно заравнивали, часто сажали на этом месте дерево, чтобы неровности почвы не привлекали внимания.
Но страшная повесть о кровавых преступлениях подсудимых была бы далеко не полной, если бы не выяснилась роль так называемых «некоторых иностранных государств». Эти «некоторые государства» здесь, в зале суда, назывались своими именами. Уже при допросе Грэса были заданы вопросы о связях организаторов заговора, поддерживавшихся с помощью, главным образом, американских и итальянских дипломатов в Венгрии. На суде вырисовалась картина систематической работы. Создается впечатление, что каждый серьезный
шаг заговорщиков тщательно контролировался и проверялся. Большинство важнейших организационных мероприятий предлагалось из-за границы. На проведение их передавались большие деньги.
- Вы ожидали непосредственной помощи от американцев при проведении восстания? – задают вопрос Грэсу.- Вы извещали их о ходе заговора?
- Да, регулярно. Мы даже посылали им списки будущих активных участников восстания. Затем Фаркаш передал мне американское предложение усилить подготовку вооруженных отрядов.
Был выработан план государственного переворота, но его следовало, как выразился рассказывавший об этом Фаркаш, «юридически отшлифовать». С этой целью американская миссия потребовала план для пересылки его кардиналу Спеллману в США, а через последнего, как опять-таки выразился Фаркаш, «американским политикам».
Текст манифеста, заготовленного на случай прихода заговорщиков к власти, также потребовали послать в Нью-Йорк для редакции Спеллману. Американцы – люди деловые, они потребоваои документ с письменным согласием Грэса стать во главе заговора. Грэс – трус. Он сначала отказался, потом подписал заявление в форме «духовного письма»: «Подчиняясь всевышнему, я беру на себя выполнение его святой воли…» и т.д. Это не удовлетворило – в таком виде нельзя посылать документы «американским политикам». Грэсу был прислан для подписи новый, более конкретный текст.
В середине 1950 г. американцы стали сильно торопить с составлением списка будущего нового правительства. Составили. Им не понравилась кандидатура Пала Божика на пост главы. Почему? Нехорошо, что духовное лицо. Можно догадаться, что «американские политики» были гораздо более дальновидными и лучше «видели, что творят», чем венгерские предатели. Они прекрасно понимали, что «новому правительству» придется начать с жесточайших кровавых репрессий, а компрометировать духовного отца неудобно и даже вредно. Рекомендовали, а вернее, назначили другое, не «духовное» лицо.
- Почему американцы так торопились с письменным согласием Грэса и списком правительства? – спросили Фаркаша.
Он ответил:
- По сведениям, в Америке ждали нападения Югославии на Венгрию и поэтому срочно требовали имена людей, которые смогли бы обеспечить помощь интервентам внутри страны.
Надежда на скорую интервенцию, как видно из показаний, в сущности, была главной опорой для всех преступных расчетов организаторов заговора. Венгерские вооруженные группы были слишком малочисленны и ненадежны. Убийца Везер, скрывавшийся по монастырям и пещерам, два раза отказывался от предложения Ватикана предоставить ему безопасное убежище в Италии. Он так прямо и сказал: «Надеялся, что через несколько недель будет война, прибудут войска, очистят Венгрию от коммунистов, а меня наградят». Так думали предатели, систематически и старательно подготовлявшие покушение на жизнь венгерского народа. Они надеялись на организационную помощь со стороны США. Заговорщикам в случае успеха была обещана солидная сумма для начала. Фаркаш назвал ее точно – двести девяносто миллионов долларов. Очевидно, смета была продумана и проверена с точностью до десяти миллионов – еще одна черта, характеризующая деловую заинтересованность «американских политиков» в венгерском государственном перевороте. Расчеты сорвались. Бдительность венгерского народа раскрыла и разрушила центр подрывной вражеской работы в Венгрии.
Будапешт, июль».
("Литературная газета", 1951, № 82 (12, июль), с. 4).

Комментариев нет: