"… Хлеба в полях
вздымаются стеною золотой.
Чтоб нам никто грозить не смел и не мешал труду,
Товарищи ровесники стоят в одном ряду!"
"Струсить— значит предать
В те дни клены в сквере только начинали осыпать яркие глянцевитые звезды. Осень. Девушки шли с рюкзаками за плечами. Рюкзаки и лыжные костюмы стали привычной формой одежды. Студенты-медики спешили в колхоз — помогать убирать хлеб и овощи. В Черепановском, Маслянинском, Искитимском районах появились бригады неутомимых помощников: они работали копнильщиками на комбайнах, рабочими на элеваторах, копали картошку, грузили машины.
Очень нужны были тогда рабочие руки в области. Когда об этом узнали шестикурсники, которые первого сентября начали свой последний учебный год, не нашлось ни одного, кто бы сказал: "Мы выпускники, нам не положено ездить в колхоз". Курсовое собрание было коротким. Все высказались "за": хотим ехать!
— Эй, ребята, хоть ужинать-то приходите вовремя, — кричал вслед дежурный.
Первокурсники убирали картофель — целых 160 гектаров, ссыпали его в овощехранилище или грузили в машины — это горожанам. И, откровенно, говоря, многие с завистью посматривали на тех, кого с первых же дней поставили на комбайны. Но знали — и овощной "фронт", и хлебный сегодня все равно фронт. И только широко и счастливо улыбались, когда директор отделения однажды сказал:
— Молодцы вы, студенты, это факт. Здорово помогли.
… Это было в разгар дня. Кто-то подбежал к бригадиру, выдохнул тревожно:
— Комбайн солому на стерне бросает!
Машина, словно споткнувшись сразбегу, остановилась. Навстречу, яростно размахивая фуражкой, бежал бригадир:
— Ты что, не видишь, что делаешь? Кто ж тебе позволил солому разбрасывать?
Комбайнер в сердцах отшвырнул окурок:
— Копнильщик ушел. Сбежал.
На этом комбайне работал первокурсник Вильям Рабинович.
Так иногда бывает. Биография у этого парня складывалась, как будто, так же, как и у многих. Учился, потом год работал, потом приняли в институт. Правда, однажды на экзамене сжульничал. Да и на работе было далеко не всегда благополучно. Но все как-то думалось: молод еще, поймет, оценит, научится. И вот человек в 19 лет остался один на один с совестью. Впервые нужно было сделать что-то не для себя, а для других, для всех. И человек сказал: нет.
Тех, кто основным источником существования для себя сделал чужой карман, кто на большие папины деньги устраивает дебоши в ресторанах, а на мир смотрит "через призму" двадцатисантиметровых штанин не шире! — люди назвали тунеядцами, дармоедами. Но ведь есть и другие — кого десять лет на народные деньги учат в школе, кто годик поработал (раз надо) не для того, чтобы увидеть жизнь, узнать, какие вокруг живут большие и красивые люди, понять ни с чем не сравнимую радость от сделанного собственными руками, проверить, к какому делу лежит сердце, — такие работают, чтобы получить штампик в трудовой книжке. И как бы ни старались они быть "как все", это рано или поздно случится. Пришла пора хоть в какой-то мере рассчитаться по авансам, которые всю твою жизнь давало тебе государство, — и вот он, человечек, весь здесь, в той же морали: "дайте мне, а я — еще подумаю". Кровное родство всех захребетников не надо доказывать.
К годовщине Октября студенты медицинского института с гордостью повесили на самом видном месте десятки грамот от сельских райкомов и райисполкомов — это оценка их участия в деле, важнее которого не было.
Но они не забыли, что в большом коллективе, среди сотен хороших ребят и девчат в трудные дни оказались дезертиры. Третьекурсница Галина Апарович не приехала в Новосибирск, когда ее товарищи отправлялись в колхоз, потому что ее папа-врач имеет дачу в Крыму, где истомленная науками дочь отдыхала все лето, да еще и часть осени прихватила. А работают пусть другие! Папа все равно прокормит. Ирина Едалова не пожелала вернуться в институт вовремя, потому что работа в районной больнице в Красноярском крае, где она была в каникулы, давала ей приличный заработок. Ехать вместе со всеми в колхоз — значит, отказаться от такой заманчивой возможности?!
Для себя, для себя... Взять больше, дать поменьше: это и есть мораль захребетника. Пройдет совсем немного времени — и для человека, живущего у нас, не будет более тяжкого оскорбления, чем это — "живущий для себя". Но сегодня тунеядец нет-нет да и обнаружится рядом с нами. От них, дезертировавших с колхозного поля, совсем недалеко до тех, кто стал дезертиром в самом большом, жизненно важном, кто поступился сегодня честь, именем врача.
Их не так уж много, но ведь они есть. Из 400 выпускников этого года до сих пор не явились на работу 24. Значит, двум десяткам душ не хватило запаса прочности, чтобы начать жизнь с полета — кто-то отполз в кусты.
Комиссия по распределению каждому дала путевку в завтра, которое начиналось там в Казахстане, на Алтае, в Кузбассе, Красноярске, Якутии. Виктор и Галина Андриюк попросили направить их в Тувинскую автономную область, и сейчас уже начали работать на новом месте.
Двенадцать больниц Новосибирской области до сих пор ждут молодых врачей! Ждут их в Кемерове, на Алтае, в Приморском крае. А в это время Александр Бочко, которого по его просьбе направили в Горноалтайск, все еще не желает соглашаться ни на одно предложение крайздравотдела: у него ж запросы не те! Фланирует по Красному проспекту Валентин Любченко. Этот сделал "красивый жест" — попросил направление в Якутию, а потом струсил.
Сегодня человек оставил комбайн, завтра — струсит и предаст товарищей... А как доверить таким здоровье, жизнь? Рабиновича, Едалову, Апарович исключили из института. Пусть это будет уроком не только для ловчил — для всего коллектива.
М. Попова".
Чтоб нам никто грозить не смел и не мешал труду,
Товарищи ровесники стоят в одном ряду!"
"Струсить— значит предать
В те дни клены в сквере только начинали осыпать яркие глянцевитые звезды. Осень. Девушки шли с рюкзаками за плечами. Рюкзаки и лыжные костюмы стали привычной формой одежды. Студенты-медики спешили в колхоз — помогать убирать хлеб и овощи. В Черепановском, Маслянинском, Искитимском районах появились бригады неутомимых помощников: они работали копнильщиками на комбайнах, рабочими на элеваторах, копали картошку, грузили машины.
Очень нужны были тогда рабочие руки в области. Когда об этом узнали шестикурсники, которые первого сентября начали свой последний учебный год, не нашлось ни одного, кто бы сказал: "Мы выпускники, нам не положено ездить в колхоз". Курсовое собрание было коротким. Все высказались "за": хотим ехать!
— Эй, ребята, хоть ужинать-то приходите вовремя, — кричал вслед дежурный.
Первокурсники убирали картофель — целых 160 гектаров, ссыпали его в овощехранилище или грузили в машины — это горожанам. И, откровенно, говоря, многие с завистью посматривали на тех, кого с первых же дней поставили на комбайны. Но знали — и овощной "фронт", и хлебный сегодня все равно фронт. И только широко и счастливо улыбались, когда директор отделения однажды сказал:
— Молодцы вы, студенты, это факт. Здорово помогли.
… Это было в разгар дня. Кто-то подбежал к бригадиру, выдохнул тревожно:
— Комбайн солому на стерне бросает!
Машина, словно споткнувшись сразбегу, остановилась. Навстречу, яростно размахивая фуражкой, бежал бригадир:
— Ты что, не видишь, что делаешь? Кто ж тебе позволил солому разбрасывать?
Комбайнер в сердцах отшвырнул окурок:
— Копнильщик ушел. Сбежал.
На этом комбайне работал первокурсник Вильям Рабинович.
Так иногда бывает. Биография у этого парня складывалась, как будто, так же, как и у многих. Учился, потом год работал, потом приняли в институт. Правда, однажды на экзамене сжульничал. Да и на работе было далеко не всегда благополучно. Но все как-то думалось: молод еще, поймет, оценит, научится. И вот человек в 19 лет остался один на один с совестью. Впервые нужно было сделать что-то не для себя, а для других, для всех. И человек сказал: нет.
Тех, кто основным источником существования для себя сделал чужой карман, кто на большие папины деньги устраивает дебоши в ресторанах, а на мир смотрит "через призму" двадцатисантиметровых штанин не шире! — люди назвали тунеядцами, дармоедами. Но ведь есть и другие — кого десять лет на народные деньги учат в школе, кто годик поработал (раз надо) не для того, чтобы увидеть жизнь, узнать, какие вокруг живут большие и красивые люди, понять ни с чем не сравнимую радость от сделанного собственными руками, проверить, к какому делу лежит сердце, — такие работают, чтобы получить штампик в трудовой книжке. И как бы ни старались они быть "как все", это рано или поздно случится. Пришла пора хоть в какой-то мере рассчитаться по авансам, которые всю твою жизнь давало тебе государство, — и вот он, человечек, весь здесь, в той же морали: "дайте мне, а я — еще подумаю". Кровное родство всех захребетников не надо доказывать.
К годовщине Октября студенты медицинского института с гордостью повесили на самом видном месте десятки грамот от сельских райкомов и райисполкомов — это оценка их участия в деле, важнее которого не было.
Но они не забыли, что в большом коллективе, среди сотен хороших ребят и девчат в трудные дни оказались дезертиры. Третьекурсница Галина Апарович не приехала в Новосибирск, когда ее товарищи отправлялись в колхоз, потому что ее папа-врач имеет дачу в Крыму, где истомленная науками дочь отдыхала все лето, да еще и часть осени прихватила. А работают пусть другие! Папа все равно прокормит. Ирина Едалова не пожелала вернуться в институт вовремя, потому что работа в районной больнице в Красноярском крае, где она была в каникулы, давала ей приличный заработок. Ехать вместе со всеми в колхоз — значит, отказаться от такой заманчивой возможности?!
Для себя, для себя... Взять больше, дать поменьше: это и есть мораль захребетника. Пройдет совсем немного времени — и для человека, живущего у нас, не будет более тяжкого оскорбления, чем это — "живущий для себя". Но сегодня тунеядец нет-нет да и обнаружится рядом с нами. От них, дезертировавших с колхозного поля, совсем недалеко до тех, кто стал дезертиром в самом большом, жизненно важном, кто поступился сегодня честь, именем врача.
Их не так уж много, но ведь они есть. Из 400 выпускников этого года до сих пор не явились на работу 24. Значит, двум десяткам душ не хватило запаса прочности, чтобы начать жизнь с полета — кто-то отполз в кусты.
Комиссия по распределению каждому дала путевку в завтра, которое начиналось там в Казахстане, на Алтае, в Кузбассе, Красноярске, Якутии. Виктор и Галина Андриюк попросили направить их в Тувинскую автономную область, и сейчас уже начали работать на новом месте.
Двенадцать больниц Новосибирской области до сих пор ждут молодых врачей! Ждут их в Кемерове, на Алтае, в Приморском крае. А в это время Александр Бочко, которого по его просьбе направили в Горноалтайск, все еще не желает соглашаться ни на одно предложение крайздравотдела: у него ж запросы не те! Фланирует по Красному проспекту Валентин Любченко. Этот сделал "красивый жест" — попросил направление в Якутию, а потом струсил.
Сегодня человек оставил комбайн, завтра — струсит и предаст товарищей... А как доверить таким здоровье, жизнь? Рабиновича, Едалову, Апарович исключили из института. Пусть это будет уроком не только для ловчил — для всего коллектива.
М. Попова".
Комментариев нет:
Отправить комментарий