"Я чувствую, близится судное время..."

"… Бездушье мы духом своим победим,
И в сердце России пред странами всеми
Народом народ будет грозно судим".
 

65 лет назад шумная, беспокойная и интересная советская жизнь кипела за окнами клуба Новосибирского жиркомбината:
"Из зала суда
Свидетели на скамье подсудимых
Вчера выездная сессия народного суда 4-го участка Центрального района под председательством судьи А. И. Шаринова слушала дело о нанесении побоев гражданкой Новицкой гражданке Самородовой. Дело нехитрое: повздорили две женщины, одна другую изрядно побила, за что и должна понести наказание.
Почему же не меньше трехсот человек собралось в клубе жиркомбината? В ходе предварительного следствия выяснились обстоятельства, затрагивающие интересы многих граждан, и суд поступил очень правильно, дав им возможность присутствовать на процессе. Дело в том, что пострадавшая — жена настоятеля Успенской церкви, обвиняемая — бухгалтер той же церкви, а причины избиения имеют глубокие корни. Будучи вскрыты, они проливают яркий свет на закулисные стороны жизни церковнослужителей и обстановку внутри "храма божия".
Обстоятельства самого дела таковы.
Вечером 23 сентября М. В. Самородова, 63-летняя жена настоятеля Успенской церкви Н. М. Магницкого, отправилась встречать своего батюшку к дому бухгалтера церкви В. И. Новицкой. Когда та вышла из дому (свидетелей сцены не было), матушка, по всей видимости, благословила ее клюкой по голове, после чего молодая здоровенная бухгалтерша свалила мать настоятельницу в грязь и жестоко избила ее. Так появилось заявление пострадавшей в суд. Факт избиения не подлежал сомнению. Но суд интересовался вопросом: что привело к такому безобразному поступку?
И вот выступают свидетели: церковный староста, завхоз церкви, заведующая ризницей, шофер церковной "Победы", дочь пострадавшей, регент церковного хора и другие лица, близко знающие под судимую и потерпевшую. И постепенно сухая схема дела обретает краски, наполняется жизнью.
Вот выдержки из показаний:
— Это по бумагам Новицкая — бухгалтер. А на деле она — хозяйка в церкви. Крутит отцом Николаем, как юбкой. Всеми командует, все за всех решает.
— Господи, да за что ей, вдове одинокой, дом дали из четырех комнат? А на машине церковной, ровно на своей коляске разъезжает! Тут надо требу справлять — покойник преставился, а она, бесстыжая, в баню на машине укатила, а то по магазинам — шляпки выбирать. И отец Николай за ней: покупки тащит. Срам-то, господи!..
—Помню, еще в 1957 году верующие возмущались близостью отца Николая и Новицкой. Мы тогда обратили на это внимание архиерея Нестора. И, знаете, что он ответил? "Что ж, Вера Ивановна —женщина молодая, ей нужны деньги, а он, старый дурак, деньги имеет. Пусть все идет как было…"
В зале — шепот возмущения.
А следствие ведет нас все дальше. Борьба за власть и влияние в церкви разделила ее служителей на два лагеря. Где уж тут думать о святости и благолепии! Они обливают друг друга грязью, лгут, радуются падению ближнего.
Церковный совет принимает решение: уволить Новицкую. Новый церковный бухгалтер едет на благословение к владыке Донату, епископу Новосибирскому и Барнаульскому.
— Не могу благословить, —  строго замечает пастырь. — Где Новицкая?
— Матушку избила окаянная. В лежку…
— Да хоть бы убила! — гневно возглашает духовный наставник православных.
"Мы оцепенели", — вспоминает присутствовавший при этой сцене член общины А. Поляков. — И это наш пастырь!".
Судья звонит: шум возмущения в зале заглушает показания свидетелей.
А они все идут — странный карнавал людей отживающего мира. Сам Магницкий — розовый сластолюбивый старичок с прилизанными седыми волосками и глазами-буравчиками под опухшими веками; псаломщик Вадим Новицкий, юрист по образованию и алкоголик по натуре — нагловатый мужчина в очках с редкой бороденкой и трясущимися руками; Телепова и Давышева — две неторопливые, кряжистые, как бы наглухо запертые изнутри старушки, прячущие глаза и бормочущие заученно, опережая вопросы судьи: "Ничего не видели, ничего и не было..."; Анна Подоминогина — рослая старуха в черном платке, неожиданно сказавшая басом: "Любви все возрасты покорны. Все в церкви было: и шампанское пили, и мне подносили..."; седобородый и крепкий телом отец Дмитрий, снисходительно обронивший: "Любовная записка — пустой звук. Мне весь приход их пишет"; его доченька Агния Петровна — молодая толстушка в очках, зычно кричавшая в перерывах судебного заседания: "А Пушкин почему
веровал? А Ломоносову-то видение было! Ага!..". Кстати, эта наглая проповедница работает в одном из лечебных учреждений Центрального района и заслуживает более пристального внимания своих сослуживцев.
Проходила перед глазами эта галерея лиц — и становилось не по себе. Ведь за окнами клубного зала кипит шумная, беспокойная, такая интересная жизнь! А чем заняты эти люди, эти тунеядцы? Что дают они обществу? Тайные склоки, ложь — вот что несут они пастве.
На всем поведении этих людей лежит разлагающая печать легких нетрудовых доходов. Один из свидетелей приоткрыл завесу над источниками тех тысяч, которыми так легко швыряются отцы духовные. Член общины Н. Петров рассказал о подложных актах на покупку домов, на украшение храма, на его ремонт и так далее. Здесь мелькают не тысячи, а сотни тысяч рублей. Акты, вскрывающие эти злоупотребления, были вручены преосвященнейшему епископу Новосибирскому и Барнаульскому. Тот прочел, воздел руки ввысь и изрек церковным ревизорам:
— Целуйте крест!
Поцеловали.
— Сор из избы не выносить!
И смиренно склонились их головы. Сор остался в избе.
Сор переполнил "избу". Сор, грязь, нечистоплотность. Сами прихожане, сами церковнослужители говорят об этом в полный голос. Свидетели оказались на скамье подсудимых. Они невольно помогли суду вскрыть картину прямых злоупотреблений, картину духовного и морального разложения в среде служителей Успенской церкви и Новосибирской епархии.
В перерывах судебного заседания в зале и фойе стоял тревожный гул голосов. На многое у прихожан впервые открылись глаза. Пьяный Новицкий, чтобы не встретиться с молящимися, лазает на хоры через алтарь; завхоз Поляков тут же, в церкви, торгует ковриками по сходной цене; настоятель церкви Магницкий оскверняет само имя храма прелюбодеянием…
Один за другим, громко, перед судом, сами верующие говорят:
— Да что же это у нас творится? Нет, хватит!
В зале— шум, возмущенные выкрики. В группе верующих поднимается старушка, крестится и сурово произносит слова одного из отцов церкви: "Храм, оскверненный недругом, в слезах очистится; но скажи мне — чем очистится храм, оскверненный служителями господними? Се капище есть греховное, а не храм божий…".
Мы не стесняемся цитировать эти слова проповедника, ибо они выражают мнение многих прихожан — тех, ради кого Советская власть разрешила открыть Успенскую церковь.
Разумеется, цитаты из проповедей "отцов церкви" — не главный аргумент.  Главное — то, что обстановка, вскрытая судебным процессом, противоречит нормам советской морали и законности. Вынеся приговор по делу Новицкой — Самородовой, народный суд выступил с частным определением. Оно призвано обратить внимание советских органов и уполномоченного по религиозным культам на нетерпимость сложившегося положения. Исполком Новосибирского городского Совета депутатов трудящихся передал церковное здание общине не для аморальных дел и злоупотреблений.
Вл. Быков".
("Вечерний Новосибирск", 1960, № 279 (24 ноября), с. 3).