"… На выключенный свет,
И мы спросили:
— Это ты?—
И мы сказали:
— Это ты.—
Но трус ответил: "Нет".
И мы спросили:
— Это ты?—
И мы сказали:
— Это ты.—
Но трус ответил: "Нет".
"Атомный "объект"
(Продолжение. Начало в № 151).
Центр организовал розыск диверсантов. И хотя после выброски после выброски прошло несколько часов, уйти далеко они не успели.
Теперь расскажите, пожалуйста, мне все о Пронском, — попросил Розов Краскова Розов Краскова, когда устроил его в столичной гостинице. — Что с ним? Почему не давал о себе знать?
— В 1949 году я пришел в небольшой особняк на окраине Франкфурта-на-Майне, куда меня пригласили "Коршуны" — одна из зарубежных антисоветских организаций. Меня встретили двое: высокий, широкоплечий, седеющий мужчина, свободно говорящий по-русски, и среднего роста, худощавый американец. Это были Пронский и О'Келли.
Говорил американец. Пронский переводил. О'Келли интересовался, сколько я зарабатываю. Я тогда работал в авторемонтной мастерской и получал гроши, которых едва хватало на питание.
— Хотите иметь много денег?
— Кто не хочет иметь деньги? — ответил я.
Двести долларов каждый месяц в банк на мое имя и жить на всем готовом — такая приманка сделала свое дело. Я согласился.
Из квартиры мы вышли вместе с Пронским. Он пригласил меня в кафе. Это было на гранитной на бережной. Напротив возвышалось старинное здание картинной галереи, построенное в готическом стиле, а рядом катил свои мутные воды Майн.
Мы поужинали. Пронский заказал русской водки, которая там дорого стоит. Ы этот вечер я узнал от него, что перед войной он был в России по заданию "Коршунов", затем, во время войны, возвратился в Германию. Долго болел, а когда поправился, Смирницкий, один из главарей "Коршунов", связал его с американцами.
— Почему он не давал о себе ничего знать? — спросил Розов.
— Он выходил на встречу в Дрездене, но никого не нашел. Там все было разбито. Потом "Коршуны" увезли его дальше на запад, и он осел вместе с ними во Франкфурте. Писать по почте боялся, его могли заподозрить, и тогда все следы были бы стерты…
Мы с Пронским часто встречались, и у меня крепла к нему привязанность. Он много рассказывал о Советском Союзе, о котором у меня сохранились туманные воспоминания детства, а я ему о себе, о своих сомнениях и переживаниях.
Как я теперь понимаю, Пронский пытался воскресить во мне оглушенную обманом и сохранившуюся где-то в глубине души любовь к Родине. Делал он это очень тонко и умело.
Под влиянием разговоров с Пронским меня все больше тянуло домой. Все опротивело. Я готов был все бросить и бежать. Однажды в ресторане я признался в этом Пронскому.
— Вы с ума сошли! — сказал он, а в глазах его я заметил веселые искорки. — Не делайте глупостей.
Но относиться ко мне он стал еще лучше.
Затем я встретил его в американской разведывательной школе. Он преподавал там "легализацию", как у нас называли способы устройства шпиона на жительство и работу в Советском Союзе. Мы жили на загородной вилле и не могли никуда выходить. Друг друга мы знали только по кличкам.
Совершенно неожиданно нас стали готовить в ускоренном темпе. За день до переброски нам дали отпуск в город. Все отправились кутить в ресторан, а меня пригласил с собой Пронский. Мы поехали далеко от школы в центр города. Большой ресторан был заполнен. Мы нашли свободный столик. Опять пили русскую водку, и Пронский много говорил о России.
— Послушай, Виктор, настало время действовать!
Я сразу не понял, что он хочет этим сказать, молча посмотрел на него.
— Ты будешь на Родине, но ты не должен ничего делать против своих. Ты поможешь отыскать и задержать остальных.
Перед самым вылетом Пронский назвал мне фамилии Постникова, вашу и Михайлова.
В конце мая 1951 года в центральных газетах появилась короткая информация о разоблачении группы диверсантов - парашютистов, заброшенных в СССР американской разведкой. Они были приговорены к расстрелу.
(Продолжение следует)".
Комментариев нет:
Отправить комментарий