"... А
солдат плохой пока.
Поощрений нет в помине
У тебя наверняка".
65 лет назад в СССР освободился от религиозных пут ефрейтор Самуил Голубев:
"Из потемок на светлую дорогу
В первые месяцы службы в армии рядовой Голубев получил необычное письмо. Толстое, похожее скорее на бандероль, оно сразу приковало внимание сослуживцев.
— Дружище, покажи, что тебе прислали, уж не "Войну и мир" ли Толстого? — допытывались товарищи.
Но вскоре вездесущие друзья разгадали тайну необычного письма и были буквально огорошены. Они увидели под подушкой солдата потрепанную религиозную книжицу – свод баптистских законов и наставлений. Это сердобольная мамаша, проявляя "беспокойство" о сыне, попавшем "в стан неверующих", посылала ему "духовную пищу", отравленную ядом баптизма. А рядовой Голубев не решался выйти из повиновения матери-баптистки.
Однажды после ужина зенитчики организованно, строем пришли в клуб на просмотр кинофильма. Увидел Голубев, как замелькали кадры кинокартины, и беспокойно заерзал на стуле. Вспомнилось матушкино внушение: кино — это дьявольское наваждение, это черти бесятся на экране.
— Нет, не буду смотреть, — закричал Голубев и закрыл лицо руками. А потом сорвался с места, хлопнул дверью и выбежал из клуба...
Ночью он долго не мог уснуть. Как жить дальше? Было так тяжело, что, казалось, сердце вот-вот не выдержит нагрузки и разорвется на части. "Не ходи в кино, не веселись, не бери в руки оружие..." — вспоминал Голубев матушкины нравоучения, которые, как из рога изобилия, сыпались по почте и безжалостно терзали душу молодого солдата.
Утром к Голубеву пришел замполит и долго с ним беседовал. Солдат рассказал, что родом он из города Молодечно, Белорусской ССР, что его мать и замужние сестры — сектантки. Они регулярно посещают молитвенные собрания, поют там религиозные песни. Эти собрания до призыва в Советскую Армию посещал и он, Самуил Голубев.
— Цель наша, — сказал Голубев, — стремление к неземной вечной жизни.
Долго говорил заместитель командира по политической части о несостоятельности и вредности этой теории, вытекающей из природы эксплуататорского общества. Но слова офицера мало подействовали на Голубева. Слишком цепка была туманившая мысль и волю сила религиозных предрассудков, которые внушались ему с самого детства.
Правда, оружие — чистенький вороненый автомат — Самуил Голубев взял в руки. И не только взял, но даже стрелял в тире и имел неплохие попадания в мишень.
Но однажды ночью, когда солдат стоял на посту, объект проверял дежурный по части. После окрика часового: "Стой, кто идет?" ответа не последовало. Язык баптиста не повернулся крикнуть: "Стой, стрелять буду". Так рядовой Голубев, оставаясь в плену религиозных предрассудков, грубо нарушил Устав гарнизонной и караульной служб.
Этот случай заставил особенно серьезно отнестись к заблуждениям солдата. Политработник решил продолжить с ним разговор.
Голубев стал доказывать, что враг — это прежде всего человек, а стрелять в люднй — непростительный грех.
— А если враг, — спросил его политработник, — пользуясь вашей "добротой", снимет вас с поста и загубит сотни жизней?
Чуравшийся книг и газет Голубев не знал, разумеется, о напряженной международной обстановке, заставляющей воинов особенно бдительно следить за происками империалистов. Не знал он также и об истоках баптизма, родившегося в Соединенных Штатах Америки, и о самих баптистах-изуверах, которые, прикрываясь ширмой редигии, жестоко эксплуатируют трудящихся, глумятся над ними. Чего стоит, например, тот факт, что атомные бомбы на японские города Хиросимо и Нагасаки были сброшены по чудовищному приказу баптиста Гарри Трумэна.
— Враги пользуются любым случаем, чтобы всячески навредить нам, — говорил офицер. — Вот и выходит, что религия, в которую вы так слепо верите, играет на руку врагам и приносит вред советскому народу.
Солдат молчал. Может быть, впервые в жизни рядолвой Голубев начал сомневаться в своих редигиозных убеждениях.
Но следующее же письмо из Молодечно снова отбросило солдата на мель прошлого. А тут еще произошел досадный случай, показывающий, как не нужно вести антирелигиозную пропаганду.
Узнав, что Голубев отказывается от посещения кино, несколько старослужащих солдат привели его в клуб против воли.
— Голубев здесь? — пытаясь перевести дело в шутку, спросил сидящих в клубе воинов один из офицеров. — Ну, тогда начинай кино!
Солдаты засмеялись, а у Голубева от обиды выступили слезы.
Однако в воинском коллективе, который окружает рядового Голубева, большинство солдат и офицеров — чуткие, отзывчивые люди. И их благотворное влияние постепенно делало свое дело.
Легко, непринужденно чувствовал себя Голубев, когда коммунист майор Алексашин, рассказывая о вреде религии, приводил убедительные факты из жизни. Подолгу беседовал с Голубевым и секретарь комсомольской организации.
Сослуживцы часто приглашали Самуила на открытые комсомольские собрания, на коллективные чтения книг. Особенно любил беседовать с Самуилом его однофамилец Геннадий Голубев.
— Ты, Самуил, извини меня, но твоя баптистская вера здорово тебе вредит. Ведь она заставляет тебя жить в темноте и невежестве, она, можно сказать, лишает тебя возможности стать культурным человеком. Вот ты сам посуди...
И начинался диспут. В разговор вступали другие воины. Однажды Геннадий, придя из увольнения, принес брошюру Е. Дулумана "Почему я порвал с верой в Христа".
— Это тебе, возьми, — сказал он, протягивая ее Самуилу. – Специально заходил в книжный магазин... Ох, и сильная книжка.
Шли месяцы. Все чаще Самуил задумывался, подвергая критике свои убеждения.
Если раньше ему казалось, что только религия способна воспитать в человеке такие качества, как честность и правдивость, то теперь он сомневался в этом, видя в своем окружении поистине замечательных ребят, которые ни на иоту не верят в религию и тем не менее являются честными и хорошими людьми. Самуил вспомнил, как однажды, продолжая спор, он спросил своего однофамильца: "ну, а что тебе дает твой комсомол?" И вот теперь он, кажется, глубже осознал слова товарища, теперь понимает, в чем принципиальная разница между той честностью, за которую ратует религия, и той,которую воспитывают партия, комсомол. Первая зиждется на страхе, вторая – на глубоком сознании. Солдату сразу будто легче дышать стало, словно тяжелый груз свалился с его плеч.
А время шло. Изо дня в день "прозревал" Самуил Голубев. Старание солдата по службе было замечено: погоны воина пересекла ефрейторская нашивка.
Как-то после занятий Голубев подошел к заместителю командира по политчасти и заявил о своем желании выписать газету "Комсомольская правда". С тех пор Самуил стал активным читателем этой газеты. Его интересовали героические трудовые подвиги молодежи, он не пропускал ни одной статьи на антирелигиозную тему.
Письмо бывшего баптиста Алексея Чернова, опубликованное в "Комсомольской правде", буквально потрясло Самуила. Какое удивительное сходство судеб! Ведь и он, Голубев, подобно Чернову, отрекся от всяких мирских благ, слепо веря в рай потустороннего мира. Как и Чернов, Самуил до армии не прочитал ни одной книжки, не увидел ни одного кинофильма. Да, другими глазами начинал он смотреть на прежний мир...
Они познакомились случайно, на вечере в клубе. Ее звали Людой. Она удивительно просто рассказывала Голубеву о прочитанных книгах, о любимых героях. В первые же вечера она научила его танцевать. Самуилу было приятно дружить с этой милой жизнерадостной девушкой. От нее веяло дыханием новой, дотоле неизвестной ему жизни, светлой, счастливой.
Соглдат грустил, когда не удавалось получить удовольствие, и со временем теплое хорошее чувство наполнило его сердце. С горечью вспоминал он, как внушали ему,что любовь – чувство греховное. Нет, неправда! Настоящая любовь облагораживает душу, делает человека чище, красивее!
... И вот снова письмо из Молодечно.
— Словно почувствовали, что я отхожу от позиций баптистов, вот и "поддерживают" меня "духовно". Только зря все это. Другим я стал человеком. Зрячим стал, — говорит Голубев товарищам.
... В клубе части идет концерт художественной самодеятельности.
— Песня Родыгина "У границы", — объявляет ведущий. — Поет ефрейтор Самуил Голубев.
В зале звучат аплодисменты...
* * *
Вот и вся история о солдате, который во время службы в армии освободился от религиозных пут. И все же, как нам кажется, пребывание в потемках человека с погонами на плечах, человека, находящегося в окружении здорового воинского коллектива, чрезмерно затянулось. Произошло это оттого, что в части не всегда серьезно относились к антирелигиозной пропаганде, не говоря уже о том, что подчас дело доходило до ненужного и вредного зубоскальства.
... Мы беседуем с Голубевым. Узнав, что о нем ходят написать в газеты, ефрейтор смутился: "Ну зачем же? Я даже не комсомолец", но, оправившись от смущения, твердо произнес: "Так и напишите: начинаю жить по-новому, выхожу из потемок на светлую дорогу", — и в глазах ефрейтора блеснул радостный огонек. Потом он встал из-за стола, одернул гимнастерку и тихо, но уверенно сказал:
— А комсомольцем я все-таки буду.
Н. Сальников".
Поощрений нет в помине
У тебя наверняка".
65 лет назад в СССР освободился от религиозных пут ефрейтор Самуил Голубев:
"Из потемок на светлую дорогу
В первые месяцы службы в армии рядовой Голубев получил необычное письмо. Толстое, похожее скорее на бандероль, оно сразу приковало внимание сослуживцев.
— Дружище, покажи, что тебе прислали, уж не "Войну и мир" ли Толстого? — допытывались товарищи.
Но вскоре вездесущие друзья разгадали тайну необычного письма и были буквально огорошены. Они увидели под подушкой солдата потрепанную религиозную книжицу – свод баптистских законов и наставлений. Это сердобольная мамаша, проявляя "беспокойство" о сыне, попавшем "в стан неверующих", посылала ему "духовную пищу", отравленную ядом баптизма. А рядовой Голубев не решался выйти из повиновения матери-баптистки.
Однажды после ужина зенитчики организованно, строем пришли в клуб на просмотр кинофильма. Увидел Голубев, как замелькали кадры кинокартины, и беспокойно заерзал на стуле. Вспомнилось матушкино внушение: кино — это дьявольское наваждение, это черти бесятся на экране.
— Нет, не буду смотреть, — закричал Голубев и закрыл лицо руками. А потом сорвался с места, хлопнул дверью и выбежал из клуба...
Ночью он долго не мог уснуть. Как жить дальше? Было так тяжело, что, казалось, сердце вот-вот не выдержит нагрузки и разорвется на части. "Не ходи в кино, не веселись, не бери в руки оружие..." — вспоминал Голубев матушкины нравоучения, которые, как из рога изобилия, сыпались по почте и безжалостно терзали душу молодого солдата.
Утром к Голубеву пришел замполит и долго с ним беседовал. Солдат рассказал, что родом он из города Молодечно, Белорусской ССР, что его мать и замужние сестры — сектантки. Они регулярно посещают молитвенные собрания, поют там религиозные песни. Эти собрания до призыва в Советскую Армию посещал и он, Самуил Голубев.
— Цель наша, — сказал Голубев, — стремление к неземной вечной жизни.
Долго говорил заместитель командира по политической части о несостоятельности и вредности этой теории, вытекающей из природы эксплуататорского общества. Но слова офицера мало подействовали на Голубева. Слишком цепка была туманившая мысль и волю сила религиозных предрассудков, которые внушались ему с самого детства.
Правда, оружие — чистенький вороненый автомат — Самуил Голубев взял в руки. И не только взял, но даже стрелял в тире и имел неплохие попадания в мишень.
Но однажды ночью, когда солдат стоял на посту, объект проверял дежурный по части. После окрика часового: "Стой, кто идет?" ответа не последовало. Язык баптиста не повернулся крикнуть: "Стой, стрелять буду". Так рядовой Голубев, оставаясь в плену религиозных предрассудков, грубо нарушил Устав гарнизонной и караульной служб.
Этот случай заставил особенно серьезно отнестись к заблуждениям солдата. Политработник решил продолжить с ним разговор.
Голубев стал доказывать, что враг — это прежде всего человек, а стрелять в люднй — непростительный грех.
— А если враг, — спросил его политработник, — пользуясь вашей "добротой", снимет вас с поста и загубит сотни жизней?
Чуравшийся книг и газет Голубев не знал, разумеется, о напряженной международной обстановке, заставляющей воинов особенно бдительно следить за происками империалистов. Не знал он также и об истоках баптизма, родившегося в Соединенных Штатах Америки, и о самих баптистах-изуверах, которые, прикрываясь ширмой редигии, жестоко эксплуатируют трудящихся, глумятся над ними. Чего стоит, например, тот факт, что атомные бомбы на японские города Хиросимо и Нагасаки были сброшены по чудовищному приказу баптиста Гарри Трумэна.
— Враги пользуются любым случаем, чтобы всячески навредить нам, — говорил офицер. — Вот и выходит, что религия, в которую вы так слепо верите, играет на руку врагам и приносит вред советскому народу.
Солдат молчал. Может быть, впервые в жизни рядолвой Голубев начал сомневаться в своих редигиозных убеждениях.
Но следующее же письмо из Молодечно снова отбросило солдата на мель прошлого. А тут еще произошел досадный случай, показывающий, как не нужно вести антирелигиозную пропаганду.
Узнав, что Голубев отказывается от посещения кино, несколько старослужащих солдат привели его в клуб против воли.
— Голубев здесь? — пытаясь перевести дело в шутку, спросил сидящих в клубе воинов один из офицеров. — Ну, тогда начинай кино!
Солдаты засмеялись, а у Голубева от обиды выступили слезы.
Однако в воинском коллективе, который окружает рядового Голубева, большинство солдат и офицеров — чуткие, отзывчивые люди. И их благотворное влияние постепенно делало свое дело.
Легко, непринужденно чувствовал себя Голубев, когда коммунист майор Алексашин, рассказывая о вреде религии, приводил убедительные факты из жизни. Подолгу беседовал с Голубевым и секретарь комсомольской организации.
Сослуживцы часто приглашали Самуила на открытые комсомольские собрания, на коллективные чтения книг. Особенно любил беседовать с Самуилом его однофамилец Геннадий Голубев.
— Ты, Самуил, извини меня, но твоя баптистская вера здорово тебе вредит. Ведь она заставляет тебя жить в темноте и невежестве, она, можно сказать, лишает тебя возможности стать культурным человеком. Вот ты сам посуди...
И начинался диспут. В разговор вступали другие воины. Однажды Геннадий, придя из увольнения, принес брошюру Е. Дулумана "Почему я порвал с верой в Христа".
— Это тебе, возьми, — сказал он, протягивая ее Самуилу. – Специально заходил в книжный магазин... Ох, и сильная книжка.
Шли месяцы. Все чаще Самуил задумывался, подвергая критике свои убеждения.
Если раньше ему казалось, что только религия способна воспитать в человеке такие качества, как честность и правдивость, то теперь он сомневался в этом, видя в своем окружении поистине замечательных ребят, которые ни на иоту не верят в религию и тем не менее являются честными и хорошими людьми. Самуил вспомнил, как однажды, продолжая спор, он спросил своего однофамильца: "ну, а что тебе дает твой комсомол?" И вот теперь он, кажется, глубже осознал слова товарища, теперь понимает, в чем принципиальная разница между той честностью, за которую ратует религия, и той,которую воспитывают партия, комсомол. Первая зиждется на страхе, вторая – на глубоком сознании. Солдату сразу будто легче дышать стало, словно тяжелый груз свалился с его плеч.
А время шло. Изо дня в день "прозревал" Самуил Голубев. Старание солдата по службе было замечено: погоны воина пересекла ефрейторская нашивка.
Как-то после занятий Голубев подошел к заместителю командира по политчасти и заявил о своем желании выписать газету "Комсомольская правда". С тех пор Самуил стал активным читателем этой газеты. Его интересовали героические трудовые подвиги молодежи, он не пропускал ни одной статьи на антирелигиозную тему.
Письмо бывшего баптиста Алексея Чернова, опубликованное в "Комсомольской правде", буквально потрясло Самуила. Какое удивительное сходство судеб! Ведь и он, Голубев, подобно Чернову, отрекся от всяких мирских благ, слепо веря в рай потустороннего мира. Как и Чернов, Самуил до армии не прочитал ни одной книжки, не увидел ни одного кинофильма. Да, другими глазами начинал он смотреть на прежний мир...
Они познакомились случайно, на вечере в клубе. Ее звали Людой. Она удивительно просто рассказывала Голубеву о прочитанных книгах, о любимых героях. В первые же вечера она научила его танцевать. Самуилу было приятно дружить с этой милой жизнерадостной девушкой. От нее веяло дыханием новой, дотоле неизвестной ему жизни, светлой, счастливой.
Соглдат грустил, когда не удавалось получить удовольствие, и со временем теплое хорошее чувство наполнило его сердце. С горечью вспоминал он, как внушали ему,что любовь – чувство греховное. Нет, неправда! Настоящая любовь облагораживает душу, делает человека чище, красивее!
... И вот снова письмо из Молодечно.
— Словно почувствовали, что я отхожу от позиций баптистов, вот и "поддерживают" меня "духовно". Только зря все это. Другим я стал человеком. Зрячим стал, — говорит Голубев товарищам.
... В клубе части идет концерт художественной самодеятельности.
— Песня Родыгина "У границы", — объявляет ведущий. — Поет ефрейтор Самуил Голубев.
В зале звучат аплодисменты...
* * *
Вот и вся история о солдате, который во время службы в армии освободился от религиозных пут. И все же, как нам кажется, пребывание в потемках человека с погонами на плечах, человека, находящегося в окружении здорового воинского коллектива, чрезмерно затянулось. Произошло это оттого, что в части не всегда серьезно относились к антирелигиозной пропаганде, не говоря уже о том, что подчас дело доходило до ненужного и вредного зубоскальства.
... Мы беседуем с Голубевым. Узнав, что о нем ходят написать в газеты, ефрейтор смутился: "Ну зачем же? Я даже не комсомолец", но, оправившись от смущения, твердо произнес: "Так и напишите: начинаю жить по-новому, выхожу из потемок на светлую дорогу", — и в глазах ефрейтора блеснул радостный огонек. Потом он встал из-за стола, одернул гимнастерку и тихо, но уверенно сказал:
— А комсомольцем я все-таки буду.
Н. Сальников".
Комментариев нет:
Отправить комментарий