вторник, 19 октября 2021 г.

"И о том, что дал рекорд шахтер, что пилот забрался выше звезд…"

"… Раньше всех расскажет репортер,
От забоя к небу строя мост".


45 лет назад в СССР гнал пургу французский гражданин Жан-Кристиан Тира:
"Я осознал свои заблуждения…"
Признания французского фоторепортера
1 сентября в Москве был задержан при попытке распространения листовок, враждебных Советскому государству, французский гражданин Жан-Кристиан Тира, приехавший в СССР по туристической визе.
Как выяснилось в ходе следствия, Тира действовал по поручению антисоветской организации НТС, тесно связанной с Центральным разведывательным управлением США.
Несмотря на очевидность совершенного Тира преступления, направленного против советского строя, ряд органов буржуазной прессы не преминул воспользоваться фактом ареста Тира для разжигания очередной антисоветской кампании.
Странно, что некоторые журналисты и даже общественные деятели пытаются изобразить законные действия советских властей как чуть ли не нарушение договоренностей в Хельсинки.
В последнее время Тира по собственной инициативе написал ряд писем и документов, в которых осуждает совершенные им враждебные Советскому Союзу действия.
Ниже излагается один из этих документов.
В президиум Верховного Совета СССР
Я имею честь направить вам письмо с размышлениями за сорок три дня моего нахождения под стражей.
Будучи молодым французским фоторепортером, я, начиная с прошлого года, работал в качестве военного фоторепортера, уделяя одновременно внимание и другим аспектам деятельности, которыми должен заниматься журналист.
Однако, вследствие тех зверств, свидетелем которых я был, будучи в Камбодже и  Ливане, я, после некоторых размышлений, решил выступить с более конкретными действиями, чем мои фотографии и статьи. Эти размышления мне представляются теперь неправильными.
Сначала я хотел бы кратко сообщить вам о моих теоретических выводах того времени. В современном мире противостоят друг другу две большие экономические и идеологические силы. Я считал в качестве аксиомы, что эти силы, как одна, так и другая, являются империалистическими. Речь шла, как вы понимаете, о капиталистическом лагере и социалистическом. Не считаясь ни с какими политическими соображениями, я не мог допустить, чтобы идеологическая борьба, проводимая этими двумя лагерями, позволила оправдать убийство пусть даже одного человеческого существа. Я думал, что любая проблема может быть решена демократическим путем, либо путем пропаганды! Я видел в Камбодже и в Ливане, что убивающие друг друга люди были вооружены обычно американским или советским оружием в зависимости от того, в каком лагере они находились. Выступая в принципе против любой формы колониализма, мне легко было осудить поведение янки. Таким образом, моя первоначальная критика распространялась на тот режим, который считает, что политика делается посредством бомб и долларов. Но, и в этом заключалась моя ошибка, я глупо  сделал абсолютную параллель с Советским Союзом, не понимая, что эта вольная амальгама является по  всем статьям ошибочной.
Помимо этого, и я это теперь сознаю, я был введен в заблуждение западной прессой, занимающейся больше получением прибыли, чем поиском правды. Эта пресса, как вам известно, не прекращает вести неистовую пропаганду против вашей страны. И я тем более оказался восприимчив к их бреду, так как смерть моего отца в 1953 году в Тонкине заранее меня толкнула в их лагерь.
Я уже сказал, что, сделав такой анализ, я хотел перейти к более конкретным действиям, чем публикование моих фотографий. Я приехал в вашу страну 31 августа с листовками, которые мне были ранее присланы по моей просьбе норвежской организацией СМОГ. Эти листовки были подписаны НТС (чего я, между прочим, не знал). Но я хочу тут же уточнить, что, будучи журналистом, который дорожит священными принципами своей профессии, я оставлял все же за собой право на критический разум.
Я совершил этот индивидуальный антисоветский поступок, однако это не помешало мне осознать свое заблуждение и честно в этом признаться.
Я распространял, таким образом, эти листовки первого сентября около станции метро "Пушкинская". Спустя несколько минут двое мужчин доставили меня в ближайшее отделение милиции.
Что меня поразило прежде всего, так это вежливость, учтивость, с которыми проходило мое задержание. При этом они не знали, что я иностранец.  Более того, я воображал, что советский народ, угнетенный так называемой диктатурой, оценит мои действия. Однако два человека, которые меня задержали, оказались не работниками милиции, как это я сначала полагал, а рабочими!
После того, как в тот же вечер меня перевели в следственный изолятор КГБ, я сделал там много открытий, удивительных для западного человека.
Но я хотел бы прежде всего описать вам картину, которую изображает западная пресса в  отношении вашего Комитета государственной безопасности.
Символ коммуниста для нее —это пресловутый разбойник с ножом в зубах, зверский, тупой, жаждущий власти. Как только упоминается КГБ — ужасная  дрожь охватывает читателя, и в его памяти воскресает пресловутая карикатура. Я представлял себе КГБ таким, каким мне его описывали: огромной машиной, действующей медленно, тяжело и жестоко.
Я, конечно, не знал выражения Дзержинского: "Чекист должен иметь холодную голову, горячее сердце и чистые руки". Я ожидал грубого со мной обращения и особенно содержания в тяжелых условиях. Полиция на Западе не отличается особой нежностью, а вашу милицию я представлял себе еще более жестокой!.. Однако этого со мной не произошло. Мое пребывание здесь вело меня от удивления к изумлению, и все это делает вам большую честь!
Перечислить все, что мне понравилось, просто невозможно — для этого мне пришлось бы написать около ста страниц, тем не менее я хотел бы назвать несколько характерных примеров.  Естественно, они вас не удивят, но поверьте, что для гражданина мира капитализма они совершенно поразительны! В камерах отопление было включено намного раньше, чем в кабинетах следователей! Питание —хорошее, дежурные — вежливы и не грубы, гигиенические условия —нормальные и т. д.!
Хотелось бы несколько слов сказать непосредственно о следствии. Здесь также много приятных сюрпризов. Капитан Губинский, который ведет мое дело, на мой взгляд, по всем статьям отвечает принципам Дзержинского. Это вежливый, доброжелательный и понятливый человек. Он никогда не повышал голоса на меня, даже в первые дни, когда (я должен это сказать) я испытывал злое удовольствие, постоянно устраивая ему обструкцию, отказываясь, в частности, отвечать на его вопросы. Вместо того чтобы ответить мне гневом, он постоянно сохранял спокойствие. Он не стремился отягчить мою вину, осудить меня, а скорее объяснить мое преступление, привести доказательства неправильности моих выводов. И это он превосходно смог сделать.
Но я не могу сказать, что мой следователь явился единственным "виновником" такого положения вещей.
Когда я приехал в Москву, у меня было немного времени для ознакомления с городом. Сложившееся о нем мое суждение не очень широкое, тем не менее достаточное для того, чтобы сделать сегодня новые выводы. Будучи отравленным буржуазной прессой, я полагал, что советский народ живет в нищете.
Я представлял себе улицы грязными, граждан —в лохмотьях, автомобильное движение—слабым, дома —малопригодными для жилья. Это оказалось совершенно неправдой. Я был поражен прежде всего интенсивным движением (в то же время без катастрофических заторов, которые я привык видеть в Париже и Тулузе).
Другим источником моего удивления явилось то большое внимание, которое вы уделяете охране природы и зеленых насаждений: повсюду деревья, газоны, парки и сады. Ничего подобного в наших городах, предоставленных в распоряжение владельцев недвижимого имущества! Что касается жилых домов, то это —хороший урок для наших градостроителей! Советские граждане, которых я встречал на улицах, совершенно не имели того облика, который представляют угнетенные народы. Они хорошо одеты, вежливы, а при общении с ними я ощущал гражданское чувство, человеческую теплоту, которые давно уже исчезли у нас. Особенно это чувство я испытал в метро, которое при первом взгляде уже представляет собой грандиозное достижение, а его чистота, в сравнении с парижским или нью-йоркским метро, оставляет великолепное впечатление. На всех местах и в любое время в нем царит атмосфера тишины и спокойствия. Никакой толкотни, шума, нет ни нищих, ни банд оголтелых хулиганов, представляющих настоящее бедствие для нашего транспорта!
Я считаю возможным сказать, что с первого взгляда Москва (и я уверен, что не ошибаюсь) является образцовым городом, где для жизни человека нет никакого страха; нет здесь и загрязнения атмосферы —достояния наших промышленных центров.
Чем еще можно это объяснить, кроме как замечательными успехами вашей социальной и политической системы.
Я должен признать, что мне нужно было бы в тот момент отказаться от распространения листовок, но трудно ведь в один день вымести из сознания столько убеждений. Несмотря ни на что, я оставался убежденным в том, что эта миролюбивая атмосфера только кажущаяся. Последствия моей авантюры доказали мне обратное.
Более того, в чисто политическом плане я продолжал оставаться убежденным в том, что в СССР нет политических свобод.
Когда же меня задержали, я счел, что тем самым подтвердилось то, о чем я думал. Однако следует сказать, что я не энал тогда истинного лица НТС: банды хищников, авантюристов,  финансируемых американским империализмом. Эти люди, как я теперь узнал, не останавливаются ни перед чем и ни перед каким грязным делом и используют в своих целях наивных молодых европейцев. Как говорил один французский революционный деятель: "Нет свободы для врага свободы!". Это можно смело отнести к этой кучке подлецов без чести и совести.
Заканчивая мое письмо, я прошу извинить меня за то, что оно получилось довольно длинным, но я хотел бы затронуть еще один близкий моему сердцу вопрос: об оказании военной помощи другим народам. Это один из главных доводов, толкнувших меня на упомянутый выше поступок. Поскольку я осуждаю любое вооруженное действие, я осуждаю также поставки вооружения иностранным государствам. Однако я не хотел видеть одну совершенную истину:
народ, который ведет борьбу за свою свободу и справедливость, сражаясь против сил, вооруженных людьми без всякой морали, думающих только о прибыли, разве не имеет такой народ права защищать себя любыми средствами? Я думаю, что моя внушенная Библией теория: "Если тебя бьют по левой щеке, то подставь правую щеку", сторонником которой был ваш великий мыслитель Л. Толстой, совершенно не подходит для современного мира, одинаково жестокого для слабых и  угнетенных. Теперь я понимаю: на вооруженную борьбу надо ответить  вооруженной борьбой! Это —горькая необходимость!
Я надеюсь, что невинные жертвы не погибнут напрасно!
В заключение я хотел бы сообщить о своем признании: осознав ошибочность моих прежних размышлений, я немало колебался перед тем, как признать все это, будучи подверженным гордости и воспоминанию о моем отце. Но я считаю, что правда для журналиста дороже любой вещи, любого эгоистического чувства. Не скрою, что признаться во всем этом было нелегко, но я об этом не сожалею, снискав тем самым прощение советского народа и доказав, что западные журналисты могут, несмотря ни на что, быть объективными!
Я надеюсь, что мой неразумный поступок не запятнает большую советско-французскую дружбу, которой вы, как мне известно, придаете большое значение.
Прошу принять мои искренние извинения и сожаления, и я надеюсь, что смогу в следующий раз посетить вашу страну в лучших для меня обстоятельствах. Но моей целью будет прежде всего —вернуться во Францию и рассказать всю правду о постыдной деятельности антисоветских группировок.
Жан-Кристиан Тира".
("Известия", 1976, № 248 (20 октября, московский вечерний выпуск), с. 4).

Комментариев нет: