"Опять — донос, опять — тюрьма и высылка в Сибирь..."

"...Долга на севере зима,

Тайга и вдаль и вширь".

70 лет назад поднималась уже с четверенек приниженная безродными космополитами литература советской Сибири:

"За советский патриотизм в литературе и критике

Вооруженная историческими решениями большевистской партии по идеологическим вопросам, воодушевленная героической борьбой и созидательным творчеством со­ветского народа, строящего коммунизм, наша советская литература добилась в по­следние годы выдающихся творческих успехов.

Ее подъем, ее творческие достижения нашли горячее общенародное признание, стали гордостью народа, заслужили высо­кую оценку партии, государства.

Советские писатели создали в послед­ние годы ряд боевых, проникнутых высо­кой жизненной правдой, партийных па­триотических книг, ряд новаторских по идее и содержанию, высокохудожествен­ных по форме произведений в области драматургии, прозы, поэзии.

Воспитательная сила нашей литературы состоит прежде всего в том, что она одухотворена великими идеями коммунистической партии, в том, что она прониза­на животворным, могучим чувством совет­ского патриотизма.

Для советского писателя нет более благородной и вдохновенной творческой задачи, нет большего творческого счастья, чем служить своими произведениями инте­ресам народа, воодушевлять советских людей на созидательный коммунистический труд.

Большевистская партия, товарищ Сталин делают все для того, чтобы наша советская литература расцветала, развивалась по пути социалистического реализма. Пар­тия сметает с пути нашей литературы все препятствия, мешающие правильному ее развитию.

В своих исторических решениях по идеологическим вопросам партия нанесла сокрушительный удар по элементам безидейности, аполитичности, по проникновению чуждых влияний в наше искусство и литературу, направив всех наших творче­ских работников на широкую, светлую дорогу служения высоким и благородным интересам нашего народа.

Партия ведет беспощадную борьбу с без­родным космополитизмом и низкопоклон­ством перед реакционной буржуазной культурой капиталистического Запада, которые были направлены на подрыв нашей, самой передовой в мире, социалистической культуры.

Наша партийная пресса, газеты «Правда» и «Культура и жизнь», разоблачила презренную антипатриотическую группу теат­ральных и литературных критиков —лазутчиков чуждой идеологии, разносчиков в нашей стране безродного космополитиз­ма и низкопоклонства перед заграницей.

Эта ничтожная кучка отщепенцев и перерожденцев, растленных влиянием буржуазной идеологии, направляла свое вредоносное оружие против нашей, самой идейно здоровой и растущей, самой талантливой литературы в мире, против ее новаторско­го и подлинно народного направления.

Не любя наш народ, социалистическую родину, раболепствуя и пресмыкаясь перед буржуазной культурой Запада, эта шайка безродных космополитов, буржуазных эстетов-формалистов в конечном счете силилась вытравить из нашей литературы ее самое основное новое качество, генераль­ную ее идею — советский патриотизм. Охаивая, шельмуя лучшие, партийные по духу, патриотические произведения нашей литературы, безродные космополиты тем са­мым стремились принизить величайшие успехи нашей социалистической культуры, нашего боевого советского искусства, на­шей патриотически-страстной литературы.

Гурвичи, юзовские, альтманы, левины, борщаговские, субоцкие и прочие иудушки-космополиты своими предательскими выпадами против лучших произведений советской литературы, своими наглыми попытками опорочить патриотический харак­тер нашей литературы стремились сбить советских писателей с позиций социалисти­ческого реализма. Они протаскивали самые реакционные, буржуазные взгляды и теорийки, чуждые нашему народу, нашей культуре, и по существу являлись агентурой самого ярого нашего врага — англо-американ­ского империализма.

Буржуазный космополитизм с его отрицанием национальной независимости и самосто­ятельности народов, с его теориями мировой «общечеловеческой» культуры и «мирового государства» является сейчас наиболее под­ходящей идеологией для англо-американ­ского империализма, стремящегося к миро­вому господству и порабощению всех на­родов мира. Вредоносное оружие буржуазного космополитизма пускают в ход импе­риалисты против демократии, против прогрессивных сил мира, против народов, борющихся за свою национальную независимость и свободу, за победу идей социализ­ма над идущим к своей гибели капитали­стическим строем. Буржуазный космополи­тизм в данное время является крайним выражением реакционной агрессивной фаши­ствующей идеологии антидемократического, империалистического лагеря.

Космополитствующие и эстетствующие критики, подвизавшиеся в нашей театраль­ной и литературной критике, пытаясь при­низить, охаять и исказить творческие достижения нашей советской литературы, тем самым стремились подорвать доверие прогрессивного человечества к социализму, ослабить морально-политическое единство нашего народа-созидателя, опорочить священные патриотические чувства советских людей. И тем самым безродные космополи­ты, антипатриоты играли своими подлыми вылазками на руку международной реак­ции, лили воду на дьявольскую мельницу поджигателей новой мировой войны.

Вот почему наша партия, весь наш на­род так сурово и гневно пригвоздили к позорному столбу кучку презренных критиков-антипатриотов. Вот почему так необ­ходимо со всей непримиримостью и беспо­щадностью до конца изобличить и разгро­мить в корне ядовитые проявления буржу­азного космополитизма, эстетско-формали­стские вылазки, в каких бы формах они ни выражались в нашей литературе и искус­стве, в культуре и науке.

Свою неприязнь к советскому народу и его великим творческим достижениям критики-антипатриоты, безродные космополиты и буржуазные эстеты злопыхательски вы­ражали в нападках именно на те произве­дения нашей литературы, в которых показывались новые черты советских людей, воспитанных большевистской партией, но­вые и свойственные только нашему социалистическому строю жизни стороны дей­ствительности. Так критики-антипатриоты дружно ополчились против партийных, по­казывающих ведущую роль партии, идейно полноценных пьес наших драматургов А. Софронова, А. Сурова, Н. Вирты и других, против патриотических произведений о советских людях Б. Полевого, С. Бабаев­ского и других прозаиков, против патрио­тических, полных живой жизни поэм А. Недогонова, Н. Грибачева и других.

Вместе с тем, буржуазные космополи­ты, гнилые эстеты-формалисты типа Гурвича, Данина с радостью подхватывали идей­ные срывы, отклонения от социалистиче­ского реализма в творчестве некоторых на­ших писателей, стремясь увести их в бо­лото антинародной буржуазной идеологии. Так, эти эстетствующие критики превозно­сили, расхваливали идейно-порочные, декадентско-упадочнические мотивы в творче­стве поэтов М. Алигер, П. Антокольского, О. Бергольц и некоторых других.

Под видом критики художественных недостатков и несовершенства формы произведений нашей литературы, безродные космополиты, эстеты-формалисты протаски­вали клеветнические измышления о якобы художественной неполноценности нашей ли­тературы, при этом превознося изощренные, лишенные жизненной правды и силы, формалистические, декадентские образцы со­временной буржуазной литературы Запада. Потерявшие связь со своим народом, с родной культурой, безродные отщепенцы и снобы ориентировали советских писателей на учебу мастерству не у великих русских национальных классиков, а у зарубежных жрецов буржуазного искусства. Да и самих наших национальных гениев—Пушкина, Толстого, Горького, Маяковского — бур­жуазные космополиты кощунственно, кле­ветнически рассматривали лишь как носи­телей западной культуры, как сумму влия­ний на них западно-европейских литератур.

Стремясь опорочить и вытравить из советской литературы ее патриотические, национальные черты, безродные критики-кос­мополиты в первую очередь направляли свои злопыхательские выпады против вели­кой и ведущей для всех советских наро­дов русской классической и современной советской литературы, против ее очевидно­го влияния и на судьбы мировой литера­туры. Безродный космополит и антипатриот Субоцкий в своем озлоблении против рус­ского, национального в нашей культуре доходил до издевательского обвинения нашей советской литературы в национально-ограниченном, «квасном»,  патриотизме, в примитивности патриотических чувств ге­роев нашей литературы.

Зловредно, издевательски третируя многие произведения писателей народов СССР, критики-космополиты с особым зло­пыхательством и пренебрежением относи­лись к русской советской литературе, раз­вивающейся в областях и краях Россий­ской федерации.

Одной из прекрасных особенностей на­шей советской литературы является то, что она растет и развивается повсеместно, во всех республиках, в каждой области, в каждом крае нашей огромной страны. Основоположник советской литературы А. М. Горький придавал большое значение росту литературы в областях. Он считал это «великим культурно-революционным де­лом».

Отдельные критики и издательства не­дооценивали раньше областную литературу.

Это глубоко возмущало Алексея Максимо­вича. В 1930 году в статье «О литературе» он требовал: - «Не игнорировать областной литературы и прессы». На Всесоюзном съезде писателей в 1934 году он говорил: «Нам необходимо обратить внимание на ли­тературу областей, особенно Восточной и Западной Сибири, вовлечь ее в круг нашего внимания, печатать в журналах центра, учитывать ее значение, как организатора культуры».

Благодаря постоянной заботе, чуткой помощи и направляющему руководству партии, литература в нашей стране растет всюду, где живет и работает советский человек. Еще в 1930 году Горький с удов­летворением отмечал: «Если бы я писал от­чет о значительных, книгах, созданных духом революции за десятилетие, — 20-й и 30-й года, — мне бы пришлось растянуть эту статейку от Эривани до Архангельска, от Минска до Владивостока через Киев, Харьков, Новосибирск, заглянуть и в Ташкент, и в Ростов, и во все другие пункты, где более или менее энергично создается новая, советская литература».

Особенно успешно начала развиваться литература в областях и краях страны в последние годы, когда культурный уровень народа еще более возрос и когда партия поставила задачу создания изобилия духов­ной культуры. Достаточно назвать произ­ведения таких писателей, как сибиряка М. Бубеннова «Белая береза», дальнево­сточника В. Ажаева «Далеко от Москвы», кубанца С. Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды», донбассовца В. Попова «Сталь и шлак».

Кроме этих книг, ставших широко известными и особенно любимыми народом, в областях появилось немало других цен­ных патриотических произведений, получив­ших широкое распространение среди чита­телей. Для примера укажем на такие про­изведения писателей-сибиряков, как роман С. Маркова «Юконский ворон», повесть А. Коптелова «Снежный пик», роман К. Локоткова «Верность», повесть Алексея Ко­жевникова «Живая вода», Б. Костюковского «Снова весна», С. Сартакова «Плот идет на север», романы К. Седых «Даурия», А. Волошина «Земля Кузнецкая», записки майора И. Падерина «159 дней в Сталинграде», «На берлинском направлении».

Нет нужды говорить о том чувстве радости, которое вызывает у советских людей бурный рост литературы в областях. «Каждый успех, — говорил тов. Жданов, — каждое значительное произведение народ рассматривает, как свою победу».

Но как относились к этому безродные космополиты? На литературу областей они смотрели барски-пренебрежительно, всяче­ски пытались принизить ее значение, ском­прометировать ее в глазах читателей, а писателей, работающих на периферии, - сбить с пути.

Разумеется, все это они делали, как правило, тихой сапой. Они вели свою тем­ную «работу» преимущественно по закрытым каналам: доклады на заседаниях различных комиссий Союза писателей, обзоры на совещаниях по вопросам литературы в областях, закрытые рецензии, которые им заказывал ОГИЗ, и т. д.

Роман В. Ажаева «Далеко от Мос­квы» — одно из лучших произведений со­ветской прозы 1948 года — безродный кос­мополит Ф. Левин квалифицировал, как безидейный роман. На обсуждении журна­ла «Дальний Восток» в Союзе писателей Левин говорил: «Не видно, чтобы автор ставил себе какие-то цели, хотел выразить какое-то свое отношение к чему-то и ре­шить какой-то жизненный вопрос... Роман в наших глазах вырождается в описатель­ство... В романе нет большой идеи».

В 1947 году в советской литературе появилось три романа о студенчестве: «Трое в серых шинелях» Добровольского, «Университет». Г. Коновалова и «Вер­ность» К. Локоткова. Все эти три романа заслуживали поддержки, популяризации среди читателей, как патриотические и нужные народу произведения. Но вот тот же Ф. Левин выступил в марте 1948 года на совещании редакторов областных журналов и альманахов с обзором журналов «Сибирские огни» и «Дальний Восток», в котором единым взмахом зачеркнул все эти три произведения.

Сделал он это довольно «хитро». Назвав роман Г. Коновалова произведением, в котором нет образов студентов, и обви­нив роман Добровольского в том, что он, якобы, имеет немало недостатков, вплоть до прямых ошибок, Левин  противопоставил им роман К. Локоткова, который де «име­ет свои немалые преимущества перед этими книгами о студентах».

«Опираясь» на роман К. Локоткова, Ф. Левин расправился с произведениями Г. Коновалова и Добровольского, а потом зачеркнул и роман К. Локоткова, обвинив его, как и роман Ажаева, в безидейности, в описательстве. «Автору, — вещал Ф. Левин, — нехватает глубокого философского замысла. Все в нем есть: тема становления нашей молодежи, тема родины, тема пат­риотизма».

Да, все это есть в романе. Но Левина это и не устраивало. Он требовал, чтобы писатель решал какую-то другую «глав­ную проблему», чтобы в его романе был какой-то иной «философский замысел».

В 1946 году в «Сибирских огнях» был напечатан роман Сергея Маркова «Юконский ворон» — об открытии и изучении русским народом Аляски. Роман появился в дни, когда американские милитаристы особенно активно, занимались превращением Аляски в плацдарм для своих империали­стических устремлений. Писатель Тихон Семушкин, один из лучших знатоков на­шего Крайнего Севера, написавший великолепный роман о хищнических устремлени­ях американских колонизаторов на Севере, дал следующий, совершенно верный отзыв о романе: «Автор тепло показывает индейцев и простых русских людей — пря­модушных, честных, бескорыстных. Так же замечательно обрисована плеяда блестяще образованных, просвещенных русских мореплавателей, стремившихся всем своим существом к возвеличению своей отчизны... Книга С. Маркова возбуждает в читателе доброе чувство и глубокое уваже­ние к своим благородным,  мужественным русским предкам большой судьбы. Эта книга патриотична в лучшем смысле этого слова».

Роман С. Маркова после опубликова­ния его в «Сибирских огнях» был издан в Москве двумя издательствами: «Главсевморпуть» и «Советский писатель». Но этот патриотический роман был сразу же встре­чен в штыки критиком Е. Усиевич. В закрытой рецензии, «организованной» заведу­ющей сектором художественной литерату­ры ОГИЗа Гимпелевич, Усиевич пренебре­жительно писала, что это «чтиво для бла­говоспитанных английских девиц».

Как это похоже на «отзыв» Ф. Левина о романе Семунжина «Алитет уходит в горы», в котором Левин клеветнически ут­верждал, что Семушкин в своем романе продолжает в образах американцев тради­ции буржуазного колониального романа.

В той же закрытой рецензии Е. Усиевич превозносила формалистическое эстетское стихотворение Л. Мартынова «Ная­ды», опубликование которого было безус­ловной ошибкой «Сибирских огней». На­звав Мартынова «одним из наиболее вы­дающихся и интересных наших поэтов», Усиевич заявила, что его заумное формали­стическое стихотворение является «един­ственным в номере художественным произ­ведением», зачеркнув тем самым не только роман С. Маркова, опубликованный в этом номере, но и талантливую вещь майора И. Падерина «159 дней в Сталинграде», получившую высокую оценку на страни­цах «Красной Звезды», и другие ценные произведения писателей-сибиряков.

Сибирский писатель А. Коптелов на­писал повесть «Снежный пик». Известный советский критик В. Ермилов охарактеризо­вал ее так: «Это — талантливое, подлин­но художественное произведение. Герои повести — молодежь. Повесть наполнена поэзией мужества, выносливости, упорства, хладнокровия и дерзкой смелости, красо­ты и величия природы... Образ Сталина реет над ними, как вершина всего героиче­ского, волевого, направленного на исследо­вание родины, покорение природы, — это он, Сталин, воспитал эту молодежь».

Нашей советской молодежи нужны именно такие повести, которые воспитывают ее бодрой, верящей в свое дело, не боя­щейся препятствий, готовой преодолеть всякие препятствия. Но какое до этого дело литературным снобам! Та же Усиевич объявила, что ей «неясна мысль повести», в Новосибирской областной газете «Совет­ская Сибирь» выступил со статьей критик Л. Левин, который, прибегнув к излюблен­ному приему шельмования ценных произве­дений под предлогом якобы их нехудожественности, заявил, что ни положительные, ни отрицательные персонажи повести А. Коптелова «не могут быть признаны полноценными образами». Некая Рашевская, разбирая повесть с эстетски-формалистических позиций, совершенно ее зачерк­нула, как художественное произведение.

Красноярский писатель С. Сартаков в конце 1947 года опубликовал повесть «Плот идет на север». Это было одно из первых произведений о послевоенном труде советских людей. Писатель, горячо любящий и понимающий людей, работаю­щих на сплаве леса, с настоящим творче­ским подъемом показал героическую рабо­ту простых советских девушек, которые в очень тяжелых условиях ведут огромный плот за Полярный круг. В повести есть недостатки. Но в целом это безусловно ценное произведение. Мы видим в нем хороших советских людей — трудолюбивых, глубоко проникнутых сознанием своего об­щественного долга.

Но вот в «Литературной газете» выступил с клеветническими нападками на нее М. Чарный. «В этом произведении о женщинах, — нагло заявил он, — нет ни настоящих женщин, ни удивления перед ними».

В полном единодушии с Чарным выступил против этой повести и Ф. Левин. В докладе на совещании редакторов област­ных журналов и альманахов он заявил то же самое, что и Чарный, бездоказательно утверждая, что «образы, которые описаны в повести, ничего интересного собой не представляют».

С критикой этой повести с эстетски-формалистических позиций выступил и безродный космополит Зин. Шатров. Редакция «Сибирских огней» допустила ошибку, предоставив место для этой статьи на страницах журнала в разделе «Трибуна чи­тателя».

Длительное время на страницах «Си­бирских огней» печатался большой роман Константина Седых «Даурия». Это безус­ловно значительное патриотическое произ­ведение. Но, как всякое патриотическое произведение, оно систематически шельмо­валось безродными космополитами, в част­ности Ф. Левиным. В этом номере журнала мы печатаем статью П. Фатеева, в кото­рой дается правильная и вполне заслуженная похвальная оценка романа Конст. Се­дых.

Критика журнала «Сибирские огни» длительное время была отдана «на откуп» Ф. Левину, окопавшемуся в Областной комиссии и в комиссии по критике в Союзе писателей. В своих многочисленных обзо­рах и докладах о «Сибирских огнях» Левин требовал, чтобы журнал равнялся на «прежний уровень». В своих  критических, нападках на «Сибирские огни» он обвинял журнал в том, что он «не поднялся до прежнего уровня». Между тем, этот «прежний уровень» давно пройден, ориен­тироваться на него — это значит не доби­ваться дальнейшего развития, роста, а пя­титься назад. Этого, собственно, и хотел Ф. Левин. Он старался сбить с правильного пути сибирских писателей, посеять среди них неверие в свои силы, дезорганизовать их правильное отношение к жизни.

Безродные космополиты пытались вредить развитию литературы в областях, как мы уже отметили выше, через «закрытые» рецензии ОГИЗа. Приведем еще один при­мер. В 1947 году в Новосибирске вышла книга А. Смердова «В степи Кулундинской». Это было, безусловно, удачное про­изведение. Газета «Культура и жизнь» писала о нем: «Автор ярко и убедительно показывает, как борется Лысенко за высо­кий урожай, преодолевает отсталые на­строения некоторых колхозников, находит правильный выход из самых затруднитель­ных положений. В очерке правдиво и убе­дительно рассказано о замечательных ка­чествах передовиков колхозной деревни, об их талантливости, упорстве, их дерзости и творческой инициативе».

А вот мы читаем в закрытой рецензии ОГИЗа: «Благодарный материал — опыт работы таких выдающихся людей, как Лысенко и Кривошей, — не получил желаемого литературного оформления. Автор внес много отсебятины, неудачной выдумки, неудачная литературщина пестрит в его очерках».

Хороший очерк Смердова оценен в этой закрытой рецензии, как «литературная тарабарщина».

Мы могли бы привести еще много фактов о том, как безродные космополиты, пытаясь сбить областных писателей с пра­вильного партийного пути, восхваляли оши­бочные их произведения и, наоборот, шель­мовали или встречали заговором молчания высокоидейные яркие художественные про­изведения. Какой хвалебный шум подняли они, когда в Москву привез рукопись сво­ей порочной повести о дезертире читинский писатель Б. Костюковский.

Назвав свою повесть «Совесть», Б. Костюковский поставил в центре повествования «блудного сына», человека, дезертировавшего из армии в трудные для Родины дни. Это привело в восторг Субоцкого и Резника. «Вещь Костюковского,— воскликнул Субоцкий на обсуждении повести в Союзе писателей, — свидетельствует об его одаренности, смелости мысли». Его опечалило только то, что «о мотивах преступления в повести рассказано неясно и мало». О. Резник заявил: «Тема совести советско­го человека, как основы (?) нашей морали, решена в повести без нажима и многопла­ново». И уж, конечно, оба «критика» выра­зили желание «увидеть эту повесть на страницах одного из московских журналов».

Б. Костюковский понял ошибочность своей повести и отказался от ее публика­ции. Он написал затем талантливую пар­тийную повесть «Снова весна». Но крити­ки — космополиты именно это произведе­ние «не заметили».

Для протаскивания своих антипатрио­тических взглядов буржуазные эстеты пользовались страницами и местной прес­сы и непосредственными «налетами» на местные литературные и театральные орга­низации. Безродный космополит, блудли­вый и изворотливый критикан Бровман, жульнически глумившийся над рядом про­изведений советской литературы, удостоен­ных Сталинских премий, выступил на стра­ницах «Сибирских огней» со статьей о В. Г. Белинском. Эта статья о великом русском критике и революционном демо­крате полна двусмысленных определений или прямо противоположных марксистско-ленинской оценке наследства В. Г. Белин­ского. Так, Бровман, как будто ополчаясь против прежних исследователей буржуазно-либерального направления, преувеличивав­ших влияние на молодого Белинского идеа­листической философии Шеллинга и Гегеля, сам утверждает, что мировоззрение Бе­линского складывалось не под влиянием конкретно-исторической русской действительности, а в стремлении его к некоей идеалистической «мировой философии». По Бровману, далее, следует, что Белинский почти до самого своего конца находился во власти «сухих эстетических конструкций абсолютного идеализма Гегеля».

В статье своей Бровман занимается бес­стыдной подтасовкой отдельных ошибочных взглядов Белинского на искусство, с тайной целью затушевать революционное прогрессивное значение наследия великого русского критика-демократа. Так, Бровман приводит одно из высказываний Белинско­го о «истинной поэзии», где звучит отголосок идеалистической теории «искусства для искусства», затем, чтобы вслед за этим безапелляционно заявить, что эти «за­мечательные строки сохраняют все свое значение» и для нашего советского искусства.

Редакция «Сибирских огней» соверши­ла грубую ошибку, предоставив безродно­му космополиту, буржуазному эстету Бров­ману страницы журала.

В Новосибирске некоторое время подвизался оголтелый космополит и «беспачпортный» бродяга от критики Б. Дайреджиев, ранее оплевывавший, всячески трети­ровавший замечательное творчество писателя-большевика Н. Островского, а впослед­ствии хулигански глумившийся над выдающимися произведениями послевоенной со­ветской литературы. В Новосибирске Б. Дайреджиев оставил свой грязный след «обзором» творческой, работы сибирских писателей первых лет войны, напечатанным в альманахе «Огневые дни» (1942 г.). В этом «кавалерийском налете» Б. Дайред­жиев сумел охаять большинство крупных прозаических произведений сибирских пи­сателей, таких, как «Даурия» К. Седых и др.

Известный и ранее своими эстетско-формалистическими оценками литературных и театральных явлений и однако же пользовавшийся большим доверием в критической секции ССП и ВТО, без­родный космополит А. Гурвич несколь­ко лет тому назад нанес «визит» в Новосибирск. С барским высокомерием и наглым позерством Гурвич совершил раз­громный рейд по новосибирским драматиче­ским театрам, издевательски ошельмовав все «просмотренные» им спектакли.

После этого он столь же высокомерно, с апломбом столичного критического «метра» «расправился» и с новосибирскими пи­сателями. Не затруднив себя даже прочте­нием книг, которые он «обозревал», Гур­вич, пользуясь своим испытанным «мето­дом», изничтожил подряд, одного за дру­гим, всех наиболее творчески активных местных авторов. А «метод» этот состоял в том, что, предъявляя, якобы, высшие эстетические требования, он объявлял писателей-сибиряков незрелыми, ограниченными рамками областной локальности. По Гурвичу выходило, что местные писатели рабо­тают где-то за пределами советской литературы, что их творчество — это «провин­ция» большой, настоящей литературы.

По одному небольшому отрывку из романа А. Коптелова «Когда ковалась победа» Гурвич, формалистски придравшись к одному— двум стилистическим моментам, дал уничтожающую оценку всему произве­дению, посвященному людям  сибирского трудового тыла в годы Отечественной вой­ны.

Критика справедливо указывала на ряд художественных недостатков этого романа А. Коптелова, признавая, однако, что автору удалось создать и ряд удачных, жизненно-правдивых образов советских людей, отразить достаточно ярко некоторые стороны советской военной действитель­ности, показать хорошо природу Сибири. Гурвич же, не зная романа в целом, по­просту перечеркнул все положительное в его содержании, снобистски, с издевкой «раскритиковав» все произведение по двум—трем частным примерам.

Однако, именно оценка Гурвича долгое время довлела над книгой А. Коптелова, и именно из-за этого, быть может, писа­тель-коммунист, постоянно стремящийся отразить в своих произведениях актуаль­ные, насущные темы нашей советской дей­ствительности, оборвал свой роман об Оте­чественной войне на первой части и до сих пор к нему не возвращался.

Этот факт может служить наглядным примером той вредоносной, ядовитой дезориентации писателя, какую влекли за собой налеты космополитствующих, эстетст­вующих критиков-антипатриотов.

Немало вреда своими эстетско-форма­листическими, дезориентирующими оценка­ми причинили творческим работникам си­бирских театров во время своих мимолет­ных «гастролей» критики-космополиты С. Дрейден, Н. Оттен, Фрейдкина и другие, которых благосклонно поставляло на места для «вразумления» местных театраль­ных работников Всероссийское Театральное Общество, в котором, как известно, до по­следнего времени монопольно орудовали безродные космополиты Юзовский, Бояджиев и другие.

Несомненно так же, что эти столич­ные «метры» театральной критики оказали известное влияние на местные критические силы, что влекло за собой проникновение на страницы местной нашей прессы идей­но порочных, ошибочных оценок театраль­ных явлений.

Собрание творческих работников лите­ратуры и искусства Новосибирска справедливо осудило грубые ошибки местной театральной критики в оценке деятельности новосибирских драмтеатров, ошибки ряда рецензий на спектакли, печатавшихся на страницах газеты «Советская Сибирь». На эти идейно-политические ошибки в теат­ральных рецензиях Н. Ларионова, В. Лаврентьева, Ю. Шарова еще ранее указывала «Правда».

Так, В. Лаврентьев в одном из своих критических выступлений в «Советской Сибири» охаял политически острую, актуаль­ную пьесу Н. Вирты «Хлеб наш насущный», и постановку этой пьесы в театре «Крас­ный факел».

Преклонение перед зарубежной буржу­азной драматургией и пренебрежение к нашей советской драматургии имело место и в одной из статей Н. Ларионова. В обзоре театрального сезона 1946 года Н. Ларио­нов раболепно, с формалистических пози­ций превозносил «театральность, сценичность» пьес иностранных авторов и приветствовал дружное появление «иностран­ных гостей» на сценах новосибирских теат­ров, как свидетельство, якобы, творческо­го роста театральных коллективов, относя к «достижениям» театров постановку таких, насквозь идейно чуждых, изделий зару­бежной, буржуазной драматургии, как «Золотой мальчик» Одетса.

Вредоносные космополитские, буржуазно-эстетские оценки явлений литературы критиками-антипатриотами оказывали и прямое влияние на творчество некоторых из наших поэтов, в частности на Льва Кондырева.

Редакция журнала «Сибирские огни» в 1946 году ошибочно напечатала стенограмму первого обсуждения в московской поэ­тической секции творчества Льва Кондырева. Большинство оценок в этом «обсуждении» носило явно эстетско-формалистический характер и укрепляло Л. Кондырева на неверных творческих позициях. Наи­более похвальную оценку получили стихи Л. Кондырева, страдающие формалистиче­ским штукарством, откровенной версифика­цией под образцы декадентской лирики.

Поэт П. Антокольский, сам, как это справедливо отмечалось в статье Н. Грибачева в «Правде», в своем творчестве далеко не освободившийся от влияния буржуазного декаданса, горячо поддержал Л. Кондырева в его формалистических уп­ражнениях, редактируя его сборники сти­хов, вышедшие в Москве.

А. Жаров в рецензии на сборник но­восибирских поэтов «Из новых тетрадей» («Советская Сибирь», за 6 апреля 1949 г.) справедливо указывает, что и некоторые новые стихи Л. Кондырева на современные темы «покрыты густым слоем декадент­ской пыли», полны эстетско-формалистиче­ских изощрений и далеки от жизненной правды.

Собрание писателей Новосибирска справедливо отметило, что в творчестве Е. Стюарт, создавшей ряд интересных произведений, еще прорываются в от­дельных стихах декадентские мотивы. Эстетско-формалистические влияния старых поэтических школ имеют место в сти­хах Н. Алексеева и сказываются в стихах некоторых молодых поэтов. Собрание ука­зало на ошибку редактора сборника «Из новых тетрадей» А. Смердова, пропустив­шего отдельные идейно порочные стихи в этот сборник.

Писательская общественность Новоси­бирска подвергла суровой и острой критике пьесы Э. Бурановой. Ее пьесы «Голубиное гнездо», «Петушков младший» были сняты с репертуара новосибирских театров, как аполитичные, безидейные, извращенно трак­тующие некоторые стороны нашей действи­тельности. Однако этот урок, полученный ею после постановлений ЦК партии о репертуаре драматических театров и о журналах «Звезда» и «Ленинград», ничему не научил Э. Буранову. Находясь в плену, взглядов на советскую драматургию, насаждавшихся буржуазными «театроведами» типа Гурвича, Юзовского, Бояджиева и про­чих, Э. Буранова в своем творчестве после­довательно пользовалась ошибочными, чуждыми советской драматургии приемами отображения советской действительности. В последней своей пьесе «В поисках тигра» Э. Буранова прибегла к этим приемам, ре­зультатом чего и явилось искажение советской жизни, борьбы советских людей с враждебными влияниями и отсталыми на­ строениями некоторой части нашей интел­лигенции. Знаменателен в этом отношении и провал фильма «Драгоценные зерна», снятого по сценарию Э. Бурановой, фильма пустого и пошлого, сделанного формалистами-постановщиками по рецептуре голливудского кинохлама.

В литературоведении было вскрыто достаточно глубоко проникшее влияние буржуазной школы космополита А. Веселов­ского. Пагубное влияние Веселовского особенно сказалось в фольклористике. При­мером этого в сибирской  фольклористике может служить, например, книга Н. Баска­кова «Алтайский фольклор и литература», изданная в Горно-Алтайске. Явно буржуаз­ные, космополитские извращения истории развития алтайского устного народного

творчества в этой книжке сочетаются с псевдо-научными, извращенными оценками пути молодой советской литературы Алтая.

Ошибки в определении истоков народного устного творчества имели место и в книге И. Парилова «Русский фольклор Нарыма» и во вступительных статьях и ком­ментариях к сборникам алтайского народ­ного эпоса, вышедшим под редакцией А. Коптелова.

                                                                          * * *

Вопросы, поднятые партийной печатью об антипатриотической группе театральных и литературных критиков-космополитов, широко обсуждались нашей советской об­щественностью. Собрания советской интел­лигенции, творческих работников литерату­ры, науки, искусства прошли во всех об­ластных и краевых центрах Сибири.

Сурово осуждая группу буржуазных космополитов, орудовавших в театральной и литературной критике, творческие работ­ники Сибири вскрыли и подвергли острой принципиальной критике извращения, ошиб­ки и недостатки, имевшие место в теат­ральной и литературной жизни Сибири.

Сибирские писатели, литературные кри­тики и все деятели искусства должны сделать для себя глубокие выводы из выступ­ления центральной партийной печати против группы антипатриотов в области литера­турной и театральной критики.

Советский народ ждет от наших писа­телей новых высокоидейных и высоко­ художественных патриотических произведе­ний. И нет сомнения, что, очистившись от чуждых людей, эстетствующих клеветни­ков, советская литература, вдохновленная животворными идеями патриотизма, достиг­нет новых успехов и создаст новые произ­ведения, достойные великого советского народа.

Советский народ хочет, чтобы литера­турная и театральная критика была достойной великой литературы, создаваемой в стране социализма. И нет сомнений, что, разоблачая пережитки буржуазно-эстетских, формалистических теорий, разоблачая без­родных космополитов, орудовавших в об­ласти критики, наша партийная патриоти­ческая критика будет все более укреплять свои позиции и оправдает доверие народа". 

("Сибирские огни", 1949, № 2 (март-апрель), с. 123-129).