"У ложных клятв бескрыл полет..."

"… Народ - всему судья.
Лишь клятва Ленина живет,
Лишь клятва Ленина ведет,
Все клятвы перейдя".
 

60 лет назад cто очков вперёд любому Соломону мог дать товарищеский суд в советской Чуриловке:
"Заседает товарищеский суд
Хулиган наказан
Михаил Погожев приехал в Чуриловку недавно – летом нынешнего года. Ему предоставили хорошую работу, с приличным заработком. Вместо того, чтобы начать нормальную жизнь, он пристрастился к выпивкам. В конце октября, одурманенный алкоголем, Погожев стал приставать к жительнице поселка Ф. И. Матюшовой. Получив отпор, он схватил полено и ударил женщину по плечу. В результате, Матюшова пять дней не могла работать.
Недавно состоялся товарищеский суд. Перед лицом рабочих Погожев дал слово впредь не допускать пьянства и недостойных поступков.
Общественность предупредила также и Матюшову в необходимости быть более тактичной и скромной в поведении.
Товарищеский суд решил объявить Погожеву общественное предупреждение и взыскал с него деньги в пользу Матюшовой за дни ее нетрудоспособности.
С. Дерябин,
председатель товарищеского суда".
("Ленинское знамя", Тотьма, 1965, № 136 (13 ноября), с. 4). 

"И ты, его подруга с давних пор..."

"… Ему давно отдавшая полжизни,—
Его измену матери-отчизне
Воспримешь словно собственный позор".

65 лет назад в психиатрическом отделении американского муниципального госпиталя лысеющий сорокалетний брюнет среднего роста, с крайне изможденным лицом называл себя советским гражданином:
"Судьба изменника
Вашингтон, 12 ноября. Корреспондент ТАСС М. Сагателян передает: на днях в посольство СССР в Вашингтоне позвонили из полиции. "Приезжайте, пожалуйста,
в муниципальный госпиталь, куда мы только что доставили одного человека, называющего себя советским гражданином", — вежливо попросил представителя консульского отдела посольства полицейский офицер.
Когда сотрудник консульского отдела приехал в госпиталь, перед его глазами предстал лысеющий сорокалетний брюнет среднего роста, с крайне изможденным лицом. Рваная госпитальная рубашка висела на его теле мешком, левый глаз был разбит, а весь правый рукав рубашки залит кровью.
Этот человек, сильно сгорбившись, сидел на стуле и что-то невнятно бормотал, временами дико и затравленно озираясь вокруг. "Не мешайте мне получить мой миллион долларов в швейцарском банке. Мне должны вот-вот прислать чек на эти деньги", — временами выкрикивал человек.
А неподалеку от него два санитара внимательно следили за каждым его движением — это было психиатрическое отделение госпиталя. Сидевший на стуле человек страдал тихим помешательством — тяжелым и почти неизлечимым заболеванием.
Однако иногда его бессвязная болтовня внезапно обрывалась и наступало временное просветление, когда он способен был говорить, рассуждать, как вполне нормальный человек. Вот в эти-то моменты советским представителям удалось выяснить его настоящую личность. Оказывается, перед нашим представителем был М. В. Иваньков-Николов— бывший начальник радиостанции советского танкера "Туапсе", который в 1954 году был захвачен чанкайшистскими пиратами. Как известно, большая часть команды после долгих мучений в чанкайшистских концлагерях стараниями Советского правительства была возвращена на Родину. Но с Михаилом Иваньковым было иначе. Он с самого начала захвата танкера изменил Родине и сразу же был использован чанкайшистами и их американскими хозяевами для попыток склонения к измене Родине других членов экипажа. В 1956 году за свои за слуги перед американцами М. Иванькову вместе с группой других бывших моряков танкера "Туапсе" было позволено приехать на местожительство в США. Однако прибывшие с ним в США моряки уже вернулись на Родину. Они, собственно говоря, и согласились поехать в США, подписав при этом заявление об отказе от Родины, только для того, чтобы попасть в страну, где было советское посольство, куда можно было бы обратиться за помощью. Иначе было с Иваньковым. Сразу по приезде в США американские власти стали использовать его для злобных антисоветских выступлений, для вранья "очевидца" о "кошмарах советской жизни".
Так прошло два года. Антисоветская клевета Иванькова не имела никакого успеха. Да и кто из разумных людей мог поверить рассказам этого человека о  "необразованности и отсталости русских", если даже немногие факты советской жизни, которых не может игнорировать даже пресса монополий, говорили об обратном.
И вот настал день, когда Иваньков перестал быть нужным своим американским хозяевам. Прекратились его клеветнические "лекции", прекратились, естественно, и его легкие заработки. Нужно было думать о том, как зарабатывать в США деньги на пропитание трудовым путем. И Иваньков, бывший по рассказам его товарищей неплохим радиоспециалистом, смог устроиться в столице США лишь в небольшой кафетерий, где он за 27 долларов в неделю мыл посуду.
В итоге нескольких лет такой жизни— психическое заболевание, вызванное сильным физическим истощением и нервным напряжением. Бывшие хозяева Иванькова, которые опекали его, когда он был нужен им для обработки своих товарищей—моряков и клеветнических выступлений "очевидца", выжав из него все, что можно, просто-напросто отшвырнули Иванькова как ненужную, бесполезную вещь. Такова судьба изменника Родины".
("Вечерний Новосибирск", 1960, № 269 (12 ноября), с. 4).

"Русский дружит с арабом, жить хотим без помех…"

"… На огромной планете
Хватит солнца для всех".
 

55 лет назад советская Родина не оставила в беде дурака Юду Лазаретного:
"Цена прозрения
Люди, которые в этот час находились на кишиневском вокзале, стали свидетелями необычной сцены: пожилой человек, спустившись с подножки вагона подошедшего поезда, упал на колени и со словами: "Здравствуй, Родина, прости меня!" — стал целовать землю.
Человек этот был Юда Лазаретный, возвратившийся из "земли обетованной" — государства Израиль.
… Мартовским днем 1967 года Юда Лазаретный и его супруга Ксения покидали Кишинев. Еще не улеглась радость, принесенная неожиданным известием о том, что жив брат Лазаретного — Шлоим, о судьбе которого он ничего не знал целых тридцать лет. По письмам выходило, что брат, владелец крупного художественного салона в Израиле, влиятельный, уважаемый человек. Когда выдавал замуж дочь, чуть ли не весь город Ришои ле Зион гулял на свадьбе.
И в каждом письме — настойчивые, многократно повторяемые приглашения: "Наконец-то мы сможем быть вместе. Ни минуты не раздумывай, ты ведь едешь к родному брату, и жены наши будут как родные сестры".  И еще: "К твоему приезду уже все готово. Мы вместе откроем большой магазин: "Братья Лазаретные — мясо, колбасы, овощи".
Добрые люди предостерегали Лазаретного: не очень-то доверяй посулам, не попадись на ядовитую приманку сионистов. Хлебнешь горя. Но он не внял советам. Не послушал даже дочь Аню, которая наотрез отказалась ехать в Израиль и умоляла отца изменить решение.
Прозрение началось, едва самолет приземлился в аэропорту Луд. Поразила холодность и какая-то отчужденность, с которыми встретили Лазаретного родственники. Их мало интересовали близкие люди увиденные после стольких лет разлуки, разговоры велись главным образом вокруг того, что они привезли в своих чемоданах. И немудрено: маляр Шлоим Лазаретный перебивался случайными заработками, жил с семьей в бедности и нужде. А магазин и художественный салон оказались выдумкой, обманом, спровоцированным сионистскими организациями.
Юде Лазаретному повезло: он не пополнил армию нищих и бродяг, наводняющих улицу Шук-Кармел у базара и даже один из центральных проспектов Тель-Авива — Алемби. Он устроился рабочим в мясной цех тель-авивского супер-маркета (универмага). И жилье получил, правда, на кабальных условиях. Но сама обстановка в Израиле — милитаристский угар, деление евреев на "чистых" и "нечистых", всяческая дискриминация выходцев из СССР, расовые фашистские бредни, возведенные в ранг государственной политики, — все это быстро открыло глаза Лазаретному.
— Меня, — вспоминает он, — называли не иначе, как "хамоир" — осел. Несколько раз "случайно" запирали в холодильнике. Чтобы не замерзнуть, я перекладывал с места на место туши мяса. И когда через час или больше холодильник открывали, все смеялись…
Лазаретному и его жене пришлось вынести множество оскорблений и угроз.
— Ксения, с которой я прожил в любви и согласии много лет. — рассказывает он, — по национальности украинка. Когда об этом узнали мои родственники, то сразу же потребовали: "Пусть уезжает, разве мы не найдем тебе в жены еврейскую женщину". Заставляли меня развестись. А когда убедились, что старания напрасны, просто озверели. Жена брата — Нехама как-то набросилась на Ксению и стала ее душить. Жену всячески склоняли принять иудейскую веру. Когда она отказалась, все от нее отвернулись. И даже самой черной работы Ксения так и не нашла.
Несколько раз Лазаретный получал довольно серьезные травмы на работе. Но за время болезни ему ничего не заплатили. Не выдали и причитавшихся отпускных.
Возвращаясь домой, он и Ксения не раз замечали, что кто-то рылся в их вещах. Соседи говорили, что это брат приводил каких-то людей. Они охотились за советскими паспортами Лазаретных, хотели выкрасть их, чтобы лишить всякой надежды выбраться из Израиля.
Каждого приезжающего в Израиль чиновники Сохнута (так называется агентство, занимающееся эмигрантами) встречают чуть ли не с распростертыми объятиями. А потом…
— С агентами Сохнута, — рассказывает Лазаретный, — нам приходилось сталкиваться много раз. Их цель — как можно крепче закабалить всех, попавших к ним в лапы. В специальную книжку с личным номером заносятся все суммы, которые тратятся на встречу и устройство эмигранта. И пока человек не вернет их до последнего гроша, из Израиля его не выпустят. Долговые путы прочно держат всех попавших в сети Сохнута.
Семье Лазаретных все же удалось вырваться из Израиля. Продав большую часть своих вещей, а часть, чтобы не вызывать подозрений, оставив в сохнутовской квартире, они собрали деньги на туристскую путевку в Австрию. Но и в Вене, где Лазаретные жили, пока рассматривалась их просьба к Советскому правительству о разрешении вернуться на Родину, Сохнут не оставлял их в покое. В разном обличье являлись к ним его агенты, уговаривали, угрожали, все делали, чтобы не выпустить из своих сетей.
Теперь Лазаретные дома, в Кишиневе. Юда работает на старом месте, а Ксения прибаливает: душевные и физические раны заживают медленно.
— Какими словами, — говорит Лазаретный, —  передать огромную благодарность Родине, которая, несмотря на нашу вину перед ней, не оставила нас в беде, не  отвернулась от нас, а протянула руку помощи!
Даниил Гепнер,
журналист.
(АПН)".
("Вечерний Новосибирск", 1970, № 265 (11 ноября), с. 3).

"Над Обью стоит величаво…"

"… Сибирский наш город родной,
Он шлет тебе, Прага, он шлет тебе, Влтава,
Сердечный привет, свой привет трудовой".
 

60 лет назад в подъездах советских домов под лестницами сами по себе не лежали баяны в чехлах:
"Спасибо, товарищ милиционер!
… Часовые порядка
В лютую стужу, в дождь и слякоть, в любую погоду изо дня в день несут на улицах города они свою трудную вахту. Патрульные и постовые. О мужестве, скромности, зоркости и бдительности милиционеров, об их готовности в любую минуту прийти человеку на помощь спето немало песен, написано много стихов.
Есть такие люди и в нашем городе. Их дела, а подчас и героические поступки порой остаются незамеченными. Правда, за последнее время все чаще слышится фраза: "Спасибо, товарищ милиционер!". За что же благодарят люди часовых общественного порядка?
Внимание! Всем! Всем!..
Когда такой сигнал поступает в эфир, то все патрульные наряды милиции воспринимают его, как боевую тревогу, — видно, случилось что-то особенное, требующее быстрых, неотложных действии. Так было и на этот раз.
Дежурному по управлению охраны общественного порядка майору Бердникову сообщили по телефону о том, что в проходную фабрики имени ЦК профсоюза швейников пришла женщина и рассказывает, что на нее напал неизвестный, надругался над ней…
Через пять минут оперативная группа в составе следователя т. Зяблицкого, старшего оперуполномоченного уголовного розыска т. Мачина, эксперта оперативно-технического отдела т. Лебедевой и проводника т. Соломатова со служебно-розыскной собакой Аргон была на месте происшествия. А еще через несколько минут из машины дежурного полетело в эфир: "Внимание! Всем! Всем!.."
Каждый из оперативной группы занимался своим делом: эксперт собирала вещественные доказательства, следователь и оперативный работник искали следы преступника.
Майор Бердников на основании уже собранных данных принял решение и передал команду в эфир. Тотчас же экипажи патрульных машин, работавшие в трех районах города, заблокировали заданные рубежи и приступили к розыску по приметам, полученным по радиосвязи. Вскоре патрульный экипаж механизированного подразделения милиции в составе командира отделения т. Адова, шоферов-милиционеров тт. Гаврилова и Калябина на остановке трамвая "Мостовая" задержал преступника.
С момента получения сигнала о совершенном преступлении до задержания преступника прошло 45 минут.
Уйти не удалось!
Милиционер Заельцовского района комсомолец Алексей Титевалов несет службу в районе клуба имени Кирова. Несколько дней назад, поздно вечером, когда он находился на посту, к нему подбежал гражданин Савельев и заявил, что недалеко от Сухарной улицы его встретили двое, сняли е него пальто.
"Идите в райотдел милиции",— сказал Алексей потерпевшему. А сам пошел в поиск. У преступника одна дорога, а у разыскивающего — тысячи. Надо найти главную, безошибочную. Проверена одна улица, другая, третья. Еще раз, только теперь поперек кварталов…
И вот, прижимаясь вплотную и домам, идет человек и несет в руках ношу. Завидев милиционера, неизвестный пытается уйти, но не тут-то было.
Титевалов задерживает неизвестного и доставляет его в райотдел милиции. Почти одновременно в отдел милиции прибыл с заявлением о случившемся и потерпевший. Преступнику Леонову придется отвечать перед судом.
Постовые Кировского
За последнее время Кировский отдел милиции получил хорошее пополнение постовых и патрульных. В милицию пришла любознательная и энергичная молодежь.
Постовому милиционеру т. Денисенко сообщили, что на Станционной улице около магазина № 5 пьяный нанес гражданину Шабалину ножевое ранение и убежал. Установив приметы преступника, Денисенко начал просматривать квартал за кварталом. Наконец, нашел преступника Черемных, обезоружил его и доставил в отдел милиции.
Милиционеры тт. Толстиков и Мохов, патрулируя в районе турбогенераторного завода, увидели, как с территории троллейбусного депо удаляются неизвестные с ношами на плечах. Почувствовав неладное, они задержали Егунова и Газова. Преступники совершили кражу колес с автомобиля "Москвич-407".
Находчивость
Патрульный экипаж отдельного механизированного подразделения в составе старшины милиции т. Шмакова и шофера-милиционера т. Габидуллина нес службу в Железнодорожном районе. Вдруг в эфире сообщение, что недалеко от их
маршрута четверо неизвестных избили гражданина и отобрали у него баян.
Дом за домом, подъезд за подъездом обходили члены экипажа. И вдруг... что такое?.. Старшина Шмаков увидел, что под лестницей лежит баян в чехле. Мгновенно созрел план: автомашину в укрытие, а самим постоять в подъезде. Расчет оказался правильным. Вскоре пришел и преступник. Только взялся он за баян, как его осветили фонарем и задержали. Удивление задержанного, оказавшегося Мартыновым, было настолько велико, что он смог лишь произнести: "Вот уж никогда не думал, что наша милиция так здорово работает!".
                                                                          * * *
Здесь рассказано всего несколько эпизодов из жизни постовых и патрульных. Нелегка их служба по охране покоя новосибирцев. Но они, часовые порядка, свято выполняют свой долг перед народом.
Н. Семенов".
("Вечерний Новосибирск", 1965, № 265 (10 ноября), с. 3).

"Ехал – близко ли, далёко — кому надо, вымеряй..."

"… Только, рай, прощай до срока,
И опять – передний край".
 

55 лет назад пожилые люди только и мечтали о том, чтобы вернуться домой, в Советский Союз, но не знали, как это сделать:
"АПН
Сионистский "рай" в натуре…
Сионисты нечасто признают банкротство созданного ими пропагандистского мифа о том, что Израиль — "это родина всех евреев", которые только и мечтают переселиться туда, на "землю обетованную". Однако творцам мифов становится все труднее подтасовывать факты и поневоле приходится считаться с невыгодной для них реальностью. Одним из проявлений банкротства этого мифа надо считать появление статьи "О тех, кто хочет вернуться в Советский Союз" в ультрасионистской реакционной израильской газете "Маарив".
Эта статья, написанная журналисткой Офрат Элиагон, преследует цель оклеветать Советский Союз и тех иммигрантов, которые, поддавшись сионистской пропаганде, уехали в Израиль, а теперь только и мечтают, как бы вернуться на свою настоящую родину, в СССР. Автор статьи посетила несколько таких семей (вероятно, в сопровождении агентов секретной политической полиции Шин-Бет) с тем, чтобы попытаться убедить их не возвращаться в Советский Союз.
Чего только не встретишь в этой статье! И ничем не прикрытые угрозы в адрес тех, кто хотел бы вернуться, и (в виде приманки) всевозможные обещания оказать "протекцию", и даже открытые обвинения в том, что эти люди оказались "неблагодарными" или что они, мол, не в своем уме.
Что, собственно, заставило газету типа "Маарив" писать о тяжелой судьбе эмигрантов, изъявивших теперь желание вернуться в СССР? Дело в том, что в Израиле это настолько обычное и широко распространенное явление, что сионистская пропаганда вынуждена пойти на своего рода "объяснения".
Однако давайте остановимся поподробнее на ответах, которые Офрат Элиагон и ее компаньоны получили, задавая вопросы во время своих визитов. Вот один из них, рисующий трагедию семьи иммигрантов. "Что мне сказать вам? — ответила журналистке со слезами в глазах пожилая женщина, поселившаяся в только что выстроенном доме для профессорско-преподавательского состава. — Мне ужасно хочется вернуться домой. Там, в Риге, у меня осталась еще одна дочь и внуки. Жила я в хорошо обставленной квартире с горячей водой и центральным отоплением и платила за все это немного".
А вот слова дочери этой женщины: "Да, верно, конечно, что я получила хорошую квартиру в Тель-Авиве. Но теперь мы по горло в долгах, и они не уменьшаются. Каждый день — новые долги: то — очередной взнос за квартиру, то — счет за электричество, то — за воду, то — один налог, то — другой, то долг за проезд в Израиль (хотя мы оплатили часть его еще в Риге), то еще какие-то счета к оплате, за что — не знаю сама. Каждый день приносит новые счета, а вместе с ними и опасность предстать перед судом в случае несвоевременной их оплаты".
На родине, в Риге, она сама и ее муж имели гарантированную и хорошо оплачиваемую работу. Вместе они зарабатывали 400—500 рублей в месяц. Их сын учился играть на пианино, которое они привезли с собой, а затем были вынуждены продать практически за бесценок, чтобы выплатить часть долгов и на что-то жить. В Израиле они все равно не могут оплачивать дорогостоящие уроки сына. Муж, у которого, как я уже упоминал, была хорошая работа в Риге, не мог устроиться по своей специальности в Израиле и был вынужден пойти работать грузчиком. Заработка, который он получает после всякого рода вычетов, едва хватает на жизнь. По возвращении с работы он от усталости и изнеможения буквально валится с ног, будучи не в состоянии даже произнести слово.
"Это не жизнь!" — восклицает его супруга. Молодая женщина очень жалеет о своем решении покинуть Советский Союз и винит себя за то, что убедила мужа оставить Ригу.
В интервью упоминается супружеская пара из деревни на севере Израиля, "приглашенная" журналисткой для беседы в Тель-Авиве. Супруги тоже подали заявление о желании вернуться к себе домой, в советский Казахстан, из которого уехали, дав себя обмануть сионистской пропаганде.
—Он, — пишет О. Элиагон, — парикмахер по профессии, который зарабатывал достаточно и которого уважали за его работу в Казахстане, теперь стыдился сказать мне открыто, что денег, получаемых от собственной парикмахерской в израильской деревне, едва хватает на пропитание.
Супруги рассказали журналистке, что первоначально жили в Румынии, а лет где-то тридцать тому назад обосновались в своем доме в Казахстане (газета почему-то забывает напомнить своим читателям, что тридцать лет назад в Румынии хозяйничали фашисты, и что, по всей вероятности, супруги остались живы только благодаря Советскому Союзу).
Некоторые из их детей отказались ехать вместе с родителями в Израиль. Теперь отец пишет им, что они оказались правы. Пожилые люди только и мечтают о том, чтобы вернуться домой, в Советский Союз, но не знают, как это сделать.
"Мы чувствуем себя очень одиноко, и у нас только одно желание — вернуться к себе домой, в Казахстан", — беспрерывно повторял мужчина. Сам он, верующий еврей, был введен в заблуждение мыслью о том, что Израиль — священная страна. На самом же деле он столкнулся с самой бесстыдной эксплуатацией. Помимо других вопросов, журналистка спросила его, ездил ли он в Иерусалим, "священный город" иудейства.
Вот его ответ на этот вопрос: "Хотя Израиль — страна небольшая, я не смог позволить себе съездить в Иерусалим. Случилось так, что в тот именно день, когда была организована эта поездка для вновь прибывших иммигрантов, я после продолжительных поисков нашел работу. Я предпочел остаться и заработать на хлеб насущный, вместо того, чтобы ехать смотреть "вечный город".
— Я беседовала с десятком семей, — сообщает Офрат Элиагон. — Все они рассказывали мне не только о себе, но и о многих других людях с подобной судьбой…
Здесь приведена лишь небольшая часть ответов, опубликованных в газете "Маарив". Примечательно, что за несколько дней до появления статьи О. Элиагон та же самая газета опубликовала интервью, взятые журналистами в 12 семьях, желающих вернуться на свою родину, в Советский Союз, после того, как они воочию убедились, что в Израиле царит неприкрытая капиталистическая эксплуатация.
Как я говорил вначале, раз уж сами сионисты начали писать об этом так открыто, значит, в Израиле среди иммигрантов есть много людей, желающих теперь вернуться в Советский Союз, где они жили в мире и безопасности, были хорошо обеспечены, имели работу и пользовались уважением и почетом.
Все это лишний раз доказывает несостоятельность утверждения сионистов о том, что Израиль является "землей обетованной" для всех евреев. Подобные утверждения не имеют ничего общего с реальной действительностью.
Ганс Лебрехт,
израильский журналист.
(АПН)".
("Вечерний Новосибирск", 1970, № 263 (9 ноября), с. 3).

"Шинели, тужурки, бушлаты…"

"… Готовы матросы, солдаты.
Сигнал ждет грозный крейсер —
"Начать!"
Пока стволы орудий молчат".
 

50 лет назад в СССР проносил от съезда к съезду верность партии М. Найдич:
 
"Из поэтических тетрадей
Наша сила
 
Октябри мои! В слове и в гимне
К вам я помыслами лечу.
Я работаю, все с руки мне,
Дело каждое по плечу.
 
Я владею любым оружием —
От штыка до грозных ракет.
Только прежде всего — я труженик,
Современный счастливых лет.
 
Сохранятся в народной памяти
Годы мирные, годы в дыму,
Наша сила в прочном фундаменте,
Октябри — названье ему!
 
На каком бы ты ни был месте,
Утверждай новой жизни зарю.
Мы проносим от съезда к съезду
Верность партии, Октябрю.
 
И всем сердцем идя в наступленье,
Говорим ему: — Жарче гори!
Озаренные именем Ленина,
Продолжаются Октябри!
 
М. Найдич".
 
("Рыбный Мурман", 1975, № 131-132 (7 нобря), с. 6).

"Над Русью бушевала непогода…"

"… Гремели гимны новые в ушах —
То в Октябре семнадцатого года
Был в будущее сделан первый шаг".

60 лет назад сердца советских людей уже не одно десятилетие бились не для прироста каких бы то ни было прибылей: 
"Александр Коваленков
Есть такая партия!
Растерянность. Волненье. Крики с мест:
"Нет партии такой, что все осилит!.."
И возглас Ленина, простой и твердый:
                                                                         "Есть
Такая партия!" — услышала Россия.
Как молния, ворвался он туда,
Где шастали разруха с голодухой.
И отступили горе и беда
Пред властью разума, огнем и силой духа.
По всем материкам летела весть
И разрасталась, как молва о чуде:
Такая партия, такая сила есть,
Что с войнами навек покончат люди.
И тот, кто был под номер нулевой
Солдатскою машинкой стрижен,
И тот, кто демократией кривой
Был с королевской щедростью унижен,
Узнали, что опора есть у них,
Что будет биться сердца человека
Не для прироста прибылей двойных
В обеспеченье банковского чека.
Нам светопреставлением грозят
Владельцы смертоносных предприятий,
Но голос Ленина, как много лет назад,
Сильнее молитв и радиопроклятий.
И не в тумане, не в метельной мгле,
А во главе решающего века
Партия такая есть, что всюду на земле
Все сделает для счастья человека".
("Рыбный Мурман", 1965, № 132-133 (7 нобря), с. 2).

"Мы с славим Родину трудом своим кипучим..."

"… Перебирая дни календаря,
Из всех мы называем самым лучшим
Великий день седьмого ноября".

75 лет назад даже замечательные стихи про голубые изразцы в ванных номенклатурного дома не только не появились бы в советской областной газете, а вылетели бы в окно редакции вслед за автором, шепни кто заместителю ответственного редактора И. Д. Фадееву, что прах поэта Ю. Гордиенко будет в будущем развеян над американским штатом Колорадо:
"Солдат революции
Не тем в канун Великой Годовщины
Гордятся дома нашего жильцы,
Что многих у под’езда ждут машины,
Что в ванных — голубые изразцы,
Что из окна — парад, как на ладони,
Что дом красив, удобен и велик, —
А тем, что проживает в нашем доме
Степанов — замечательный старик.
Надев пальто и теплые калоши
(Ноябрь, погода ветрено-свежа),
Чуть-чуть согбен годов нелегкой ношей.
Он сходит со второго этажа,
Пересекая людный переулок,
В сыром снегу печатает следы.
Они ведут в места его прогулок,
В аллеи городские и сады,
Где липа всю листву с себя сложила
И тополями сброшена листва.
Окинет он глазами старожила
Свой город накануне торжества.
Взбодрён дыханьем первого морозца,
Он вспомнит все, что видел наяву:
От залпов на восставшем броненосце —
До крейсера, входящего в Неву.
Пройдет от стачек — к торжеству Советов,
От сельских кузниц — к доменным печам,
От первых мирных ленинских декретов —
К послевоенным сталинским речам.
...Левобережье тонет в синей дымке.
Хрустит асфальт подстывшею водой.
Сливаются снежинки-невидимки
С его широкой белой бородой.
Участник революций и свидетель,
Он столько видел на своем веку!
...С расспросами о прошлом наши дети
В ограде подступают к старику.
Давно неравнодушный к этой дружбе,
Он завтра вновь их видеть будет рад,
Идя в строю, при золотом оружье,
С колонной, открывающей парад.
Да, завтра он пальто, волнуясь, сменит
На кожаную куртку и ремни.
...Вот и под’езд. Он входит по ступеням
В квартиру, где уже горят огни,
Где смотрит Ленин с фотографий старых,
Где, бывшая подпольщица, жена
На куртку полкового комиссара
С любовью прикрепляет ордена".
Юрий Гордиенко.
("Советская Сибирь", 1950, № 220 (5 ноября), с. 3).

"Напрасны злобные старания всех поджигателей войны..."

"… Им не нарушить кладки здания
Рожденной заново Германии —
Демократической страны!"

75 лет назад в СССР образы советских офицеров рисовались скупыми, выразительными штрихами в строгой реалистической манере:
"Театр
"Жизнь начинается снова"
"Советский Союз открыл немецкому народу путь мира и мирного строительства…"

(Из выступления Вильгельма Пика на III съезде Социалистической Единой партии Германии)

Англо-американские империалисты, нагло игнорирующие интересы немецкого народа, превращают Западную Германию в свой военный плацдарм. Только Советский Союз, неукоснительно выполняя Потсдамские решения, последовательно борется за создание единой миролюбивой Германии, за будущее немецкого народа.
Новая пьеса В. Собко "Жизнь начинается снова" не претендует на широкий охват событий, происшедших в послевоенной Германии. Действие пьесы развертываются в небольшом городке Мариенборне, в советской оккупационной зоне. Однако автор сумел выполнить основную задачу — на примере работы советской военной комендатуры показать огромную роль Советского Союза в становлении новой демократической Германии.
Пьеса поставлена в Московском драматическом театре имени К. С. Станиславского. Режиссер спектакля Ю. Мальковский нашел выразительные средства для раскрытия идейно-политической сущности пьесы. Перед зрителем предстают простые советские люди: помощник военного коменданта Сергей Славин, его жена майор Нина Славина, сержант Коваленко, переводчица Таня Кольцова. Сознание своего долга перед советской Родиной, пославшей их на трудный и ответственный участок работы, высокие идеи социалистического гуманизма, горячее желание помочь немецкому народу начать новую жизнь — вот что направляет их помыслы и дела, руководит их поступками.
"Кажется, что делаем мы будничную, неинтересную работу, а в действительности двигаем мы вперед, к коммунизму, весь мир. Надо понять все, что происходит сейчас в Германии", — говорит Нина Славина. Артисты Б. Балакин (Сергей Славин) и Н. Кринская (Нина Славина) пошли по верному и, пожалуй, единственно правильному пути. Образы советских офицеров нарисованы скупыми, выразительными штрихами в строгой реалистической манере. Сергей и Нина Славины — это люди действительно глубоко понимающие все происходящее, умеющие находить правильные решения самых сложных вопросов.
Мы видим, как при поддержке представителей советской страны возрождается жизнь на освобожденной от фашизма земле, как за переустройство этой жизни берутся сами немцы: сначала робко и неуверенно — рабочий Отто Берг (артист В. Некрасов), назначенный директором фабрики, смело и горячо — крестьянин Клаус Нейдорф (артист Е. Леонов), поднявший бедняков на раздел помещичьей земли, страстно и убежденно — режиссер-коммунист Ганс Рихтер (артист Л. Елагин), создающий новый театр.
Но не так легко оказалось найти свое место в новой жизни артистке Грете Норман. За отказ играть в фашистских спектаклях во время гитлеровского режима Грета была выслана из Берлина в Мариенборн. Здесь, выражая свое презрение к растлителям настоящего искусства, знаменитая драматическая актриса стала ресторанной певицей. Автор пьесы тонко и последовательно показывает сложный процесс перестройки сознания Греты Норман, вначале оказавшейся неспособной понять происходящие события, но затем твердо вступивший на путь служения новой Германии.
Глубоко и правдиво раскрывает артистка Т. Гурко мучительные переживания Греты Норман, ее ошибки и заблуждения и, наконец, радость творческого труда на благо народа.
Мы встречаемся с Гретой Норман в самом начале спектакля. Несколько дней назад в Мариенборе отзвучали последние выстрелы. Германия пала. С ужасом ждет Грета, что же будет дальше. Ей кажется, что с приходом советских войск для нее потеряны не только искусство, но и родина. Подавленная и растерянная артистка соглашается на предложение бывшего деятеля нацистской партии Шредера уехать в Голливуд. "Теперь у меня нет родины. Чем дальше от Германии, тем лучше", — говорит Грета-Гурко, и ее фраза звучит, как приговор над своей совестью.
Нам нетрудно представить дальнейшую судьбу талантливой артистки в Америке: или, окончательно растоптав свое достоинство настоящего художника, она пойдет в услужении к новым фашистам и гангстерам от искусства, или же пополнит армию безработных актеров.
На такой путь толкает Грету Норман кучка предателей немецкого народа, возглавляемая агентом англо-американских империалистов нацистом Шредером. Срывать все мероприятия советских и местных немецких властей, не допустить даже открытие театра — таковы задания, полученные Шредером от своих новых хозяев.
Но в борьбу за Грету Норман вступают работники советской комендатуры и прогрессивные деятели нового театра Ганс Рихтер, Эдуард Кнорре и Марта Гезике, считающие искусство одним из важнейших средств в деле строительства демократической Германии. История этой борьбы и составляет сюжет пьесы. Глубоко в сердце Греты западают слова Нины Славиной: "Ваш народ спросит вас: что делала в эти годы, когда мы делили землю когда в нас стреляли помещики, когда мы поднимали Германию из праха и пепла, замечательная немецкая актриса Грета Норман?". Что делать? Об этом мучительно думает актриса. Ей кажется, что будут нарушены принципы "чистого"искусства, если она согласится играть в советской пьесе, принятой к постановке новым театром. Но именно настоящая, большая правда советской пьесы и помогает актрисе освободиться от буржуазных предрассудков.
Отлично проводит Т. Гурко сцену, в которой представитель американской кинофирмы в Западной зоне Германии Куперт предлагает Грете играть в антисоветском фильме. В этом же фильме накануне второй мировой войны ей предлагалось сниматься Геббельс. "Значит, все начинается сначала? Значит, снова война, снова кровь?" — с ужасом спрашивает Грета у Куперта.
И мы явственно ощущаем как спадает последняя пелена с глаз актрисой ей становятся ясными истинные цели заокеанских дельцов — ярых врагов немецкого народа.
В финале спектаклей мы видим Грету Норман вместе с теми, кто строит новую Германию. И нет сомнения, что усилия, затраченные советскими людьми в борьбе за артистку, не остались бесплодны, ибо борьба за Грету является по существу борьбой за немецкую интеллигенцию.
В спектакли немало режиссерских и актерских удач. Хорошо поставлены сцены читки советской пьесы в новом театре, сцена ареста Шредера и другие. Тепло, с мягким юмором рисует Б. Лифанов образ сержанта Коваленко, мастерски зло разоблачает артист С. Маркушев матерого фашиста Шредера,  в остром сатирическом плане играют И. Прейс (Эльза Буш), Е. Весник (Флюгель), И. Козлов (Пичман). Все эти подонки общества — и ресторанная танцовщица Эльза Буш, и вылощенный франт с манерами шулера Флюгель, и бывший актер, мелкий воришка Пичман, готовы за пачку сигарет продаться своим американским "спасителям".
К сожалению, материал пьесы не дал возможности глубоко раскрыть образы Отто Берга, Клауса Нейдорфа и Ганса Рихтера. Схематизм в изображении этих истинных представителей немецкого народа несколько снижает политическое звучание спектакля.
К недостаткам постановки также следует отнести сцену в ресторане в той части, где показаны эксцентричные западные кабацкие танцы. Досадно, что здесь режиссеру явно изменила чувство меры. Неудачно сыграна В. Куманиным роль Куперта. Актер не нашел средств для изображения этого прожженного дельца, считающего доллар единственным мерилом человеческих отношений.
Несмотря на отдельные недостатки, спектакль смотрится с большим интересом. Этот интерес вызывается прежде всего умелым раскрытием важной и актуальной темы.
Поставив пьесу В. Собко, театр сделал полезное дело, показав послевоенную жизнь восточной части Германии и те сдвиги, которые там произошли благодаря бескорыстной помощи Советского Союза — могучего плота народов в борьбе за мир.
Г. Розенталь".
("Московский комсомолец", 1950, № 169 (5 ноября), с. 4).