"Гордимся мы, что сталинским назвали..."

"... За мощь и силу наш Уральский край.
От нас поклон, родной товарищ Сталин,
За все свои заботы принимай!" 

70 лет назад в СССР даже самую лучшую тему легко уже мог испортить поэт Михаил Львов:
"Литературные заметки
Когда отсутствует творческая требовательность
Последний (девятый) номер журнала "Знамя" открывается поэмой Михаила Львова— "Слово об Урале".
Автор задался целью показать новый, индустриальный Урал, его неисчерпаемые богатства и передовую технику, его замечательных людей.
Герой поэмы, уральский рабочий, бывший солдат Петр Орлов, участник Великой Отечественной войны, возвращается из армии в родные места. В Челябинске он идет в цех своего завода, встречает прежних друзей, с радостью видит, как все они выросли на производстве, и сам тотчас включается в работу в качестве вальцовщика трубопрокатного стана.
Перед читателем проходят картины труда уральцев, культурного отдыха их, первомайская демонстрация в уральском городе.
Заключительная глава поэмы посвящена рассказу о том, как "мрачный, дедовский, вчерашний, злой демидовский Урал" сделался Уралом советским,  "становым хребтом страны".
Нельзя но признать ценным намерение поэта воспеть сталинский Урал, роль которого в борьбо советского народа за коммунизм, за мир во всем мире так  велика.
Поэма местами написана с подъемом. Отдельные стихи звучат выразительно и свежо. При всем этом в ней очень много провалов, которые резко снижают общий уровень поэмы и свидетельствуют о недостатке у ее автора творческой требовательности к себе, а, стало быть, и уважения к художественному чувству и вкусу читателя.
Изобразить в стихах обстановку прокатного цеха в разгар работы— дело заманчивое. Но вот как это выглядит у Михаила Львова:
       Попадает гильза в "лапы".
       На заправку. На прокат.
       Выдохнул воздушный клапан (?).
       Подающий аппарат
       Двинулся вперед-назад —
       И пошел прокат.
До крайности наивное описание! Оно ничего не даст воображению человека, мало знакомого с металлургическими процессами. Едва ли и те, кто работает у  прокатных станов, признают нарисованную автором картину достаточно понятной и художественной.
Описывая работу мощных кранов в цехе, где много всяких предупредительных надписей и плакатов ("Не стой под грузом!", "Береги глаза!"), автор говорит:
       Техник безопасности
       Все учёл опасности,
       И для пущей ясности
       Он предал их гласности…
Это уже не стихи, а вирши, и притом совершенно беспомощные.
Дальше мы опять наталкиваемся на безвкусные, неряшливые строки:
       Жара, в воздухе броженье...
       Но шумит со дня рожденья (?)
       Вентилятор охлаждения...
Маяковский предостерегал поэтов от попыток выдавать за нечто новое,  коммунистическое "плоскость раешников". Но именно эту ошибку делает Михаил Львов, когда безвкусно нагромождает в своих стихах рифму на рифму. В  воскресный день он приветствует уральцев "с выходом надолго"
       В тесный кузов, в грузовик
       Нашей местной марки.
       Новый, но не маркий (?),
       В день летящий в жаркий (!),
       В лес — поющий, ярки…
Бойко, но не хорошо. Нехудожественно. К тому же нет оснований восторгаться тем, что люди попадают "надолго" в тесный кузов грузовика
       И к челябинским ветрам
       С их активным свойством
       Пробегать но волосам
       С резким беспокойством (?).
А что, как не раешник, такие строчки: "Я хотел бы, чтобы видели Закавказья жители, как челябинцы-строители сберегли, взрастили пальмы. (Ведь не только любим сталь мы)."?
С иронией отнесется читатель к описанию утреннего туалета героя поэмы:
       Наподобие меня,
       Кожу трет он до огня (?).
В стихах о советском индустриальном Урале автор восторгается... собственной своей супругой:
       Вот идет счастливая
       Девушка одна,
       Светлая, красивая,
       Как моя жена (!) .
Высокий замысел требует совершенного оформления. Самую лучшую тему автор может испортить, если он отнесется недостаточно серьезно к художественной форме своего произведения. Безвкусица, небрежность, неряшливость выступают в поэме "Слово об Урале" настолько сильно, что читателя коробит, и вместо  художественного наслаждения, которое дает подлинная поэзия, он испытывает чувство глубокой досады.
И читатель вправе спросить: почему редакция "Знамени" напечатала такую недоработанную, малохудожественную вещь в своем литературно-художественном журнале?
В. Мартынов".
("Известия", 1951, № 224 (23 сентября), с. 3).