"Рост у меня не больше валенка..."

"...Все глядят на меня

Вниз,
И органист я
Тоже маленький,
Но все-таки я
Органист".

60 лет назад в СССР заманчивые предложения делали партийные организации колхозов:

"Органист покидает костел

Викентий Антонович вежливо благодарит жену за утреннюю трапезу и, кряхтя, поднимается из-за стола.

— Не меня, а бога благодарить надо! — говорит ему жена наставительно и, взглянув на младшего сына Станислава, увлеченно обсасывающего косточку, тихо добавляет:

— Перекрестился бы хоть для примера, нехристь старый...

— Хватит с меня: шестьдесят лет крестился, а толку что? — нарочно громко возражает органист и направляется в свою каморку.

— Не богохульствуй! — бросает ему вслед жена, гневно сверкая глазами.— Еще раскаешься, да поздно будет. Бог все помнит, все!

— Неужели он такой злопамятный! — говорит Викентий Антонович.

Семиклассник Станислав прыскает со смеху и отворачивается к окну, чтобы скрыть от матери свое смеющееся лицо.

— Геть отсюда! — кричит она возмущенно и вытягивает сына по спине посудным полотенцем.

Станислав проворно выскакивает из кухни во двор, а Викентий Антонович скрывается за дверью своей каморки. Отсюда он слышит, как жена, стоя перед медным распятием, висящим в переднем углу кухни, молится и горячо просит:

— Иезус Кристус, прости им их прегрешения. Что стар, что мал — оба не ведают, что творят...

Через несколько минут истовый шепот за дверью умолкает, хлопает выходная дверь и в домике наступает тишина.

Старый органист садится за свой рабочий стол. Мысли о прошлом и настоящем одолевают его...

Родился он на небольшом хуторке в деревне Молонка, ныне Витебской области. Тогда эти земли входили в состав панской Польши. Семья Носко была большая — десять душ с родителями, а земли всего пять гектаров — жили беднее бедного.

Только несколько раз в году — на большие престольные праздники — навещала мальчика ненадолго радость. Накануне отец смазывал телегу, и всей семьей отправлялись в соседнее село, где был костел. Викентий мог часами стоять, как

зачарованный, слушая мощные, торжественные звуки органа. Небесная гармония Баха рождала в его душе непонятный трепет, заставляла то плакать от сладкой муки, то смеяться от восторга.

Когда Викентий вырос, его взяли в Войско Польское и направили в оркестр. Только после службы в армии юноша смог поступить в Седлецкое музыкальное училище. Но вот и окончено училище, а дальше что?

— Иди в костел органистом,— предложил местный ксендз Медушевский, — будешь моей правой рукой.

Другого выбора не было, и он согласился.

По установившейся традиции, после богослужения церковный староста обходил паству и собирал с верующих пожертвования. Как только деньги приносили в ризницу, "святой отец" Медушевский тотчас преспокойно клал их в свой бездонный карман. Иногда, правда, он выделял органисту ничтожную часть приношений, но чаще всего тот оставался без гроша.

Так проходил год за годом, Викентий терпеливо нес свой крест.

Еще задолго до Великой Отечественной войны сторонники Пилсудского всеми средствами внушали служителям католической церкви: бойтесь красных, подымайте верующих на борьбу с этими антихристами. Иначе они взорвут все храмы и перевешают всех попов, а их помощников посадят за решетку...

Но однажды сентябрьским утром к ним пришла Советская Армия, и все узнали, что свобода вероисповедания охраняется Конституцией Советского Союза. Викентий продолжал играть в костеле на органе, католический священник свободно отправлял богослужения. Видя бедность органиста, сельские власти наделили его землей, чтобы он мог сеять свой хлеб, сажать овощи и кормиться дарами земли.

К этому времени подросли дети Носко, старшего сына охотно приняли в школу. Викентий Антонович все чаще и чаще думал: почему же пилсудчики, эти праведные католики, говорили одно, а на деле оказывается совсем другое? Постепенно в душе назревал переворот. Война с фашистской Германией помогла ему прозреть окончательно.

Когда через село двинулись гитлеровские войска, Носко продолжал выполнять свои обязанности в костеле. Но это только для вида. На самом деле он через надежных лиц собирал сведения о численности, вооружении и дислокации немецких войск и сообщал все эти сведения белорусским партизанам.

С каждым днем его вера в "высшую справедливость" колебалась все больше. Однажды он узнал, что гитлеровцы убили бывшего председателя сельсовета —того самого, который наделил его землей. Убили не за какой-нибудь враждебный

акт, а просто так, на всякий случай.

—Как же так?—думал Носко. —Ведь библия учит, что нет власти не от бога. Почему же немцы, в большинстве люди верующие, так легко переступают его заповеди?

Наконец, Советская Армия прогнала фашистов, и народ вздохнул свободно.

Жизнь не стояла на месте. Все шестеро детей, спасибо Советской власти, не остались без образования. Не то, что братья и сестры Носко.

Старший сын Марьян, унаследовавший от отца любовь к музыке, окончил консерваторию и стал композитором. Эммануил учится в музыкальном училище, а меньшой, Станислав,—в седьмом классе. Дочери тоже нашли свое счастье в жизни. Тереза окончила институт иностранных языков, учительствует на Гомельщине. А Лёдя и Лилия получили среднее образование и обе работают.

Часто в последнее время задумывался Викентий Антонович: а смог бы он в условиях панской Польши дать всем шестерым детям образование? Выбились бы они в люди? И каждый раз отвечал себе: нет, не смог бы, нет, не выбились бы. У него недостало бы ни сил, ни средств.

Такого рода факты заставляли Носко задумываться над своей жизнью, анализировать виденное и пережитое. Получалась удивительная картина: он всю жизнь верил в бога, служил ему не за страх, а за совесть, но не бог помог выучить его детей, а государство и хорошие советские люди. Больше того: атеисты выступают защитниками мира, а в это время верующий католик Аденауэр, благословясь, подписывает договор с американцами (опять-таки верующими!) на оснащение западногерманской армии атомным оружием, готовя человечеству смерть и разрушения. Где же тут логика? Почему же всевышний не покарает этих преступников за их явное двуличие?!

Рассуждая таким образом, он стал более критично относиться к богу и его слугам на земле. Все крепче задумывался Носко над своей жизнью, все чаще спрашивал себя: "А что хорошего, полезного людям сделал я за свою долгую трудную жизнь? Плотник строит дома, землепашец выращивает хлеб, рабочий создает нужные машины, ученый прокладывает новые пути в науке —всех этих тружеников люди поминают добрым словом, а чем они помянут меня?".

Обидно и больно становилось от этих мыслей. Вокруг расцветала жизнь, а он стоит в стороне, как безучастный наблюдатель. Народ строит свое светлое будущее, а он продолжает сеять мрак и невежество. Советский летчик побывал в космосе, а ксендз проповедует, что твердь небесная не подвластна человеку...

После долгих горестных размышлений над своей жизнью и жизнью католического духовенства Носко решил: хватит! Больше он не может кривить душой. Он хочет, хотя бы на склоне лет, стать полезным человеком и чем-то загладить вред, который приносил народу в течение долгих лет.

Второе марта этого года был самый счастливый день в жизни Викентия Антоновича: в это утро он впервые переступил порог Волколатской средней школы. Теперь он учит детей пению и музыке, и радости его нет предела!

Викентий Антонович также охотно принял предложение партийной организации колхоза руководить художественной самодеятельностью в клубе.

...Викентий Антонович выходит на улицу. Его встречают яркое солнце, звонкая капель и птичий гомон.

Старый музыкант, щуря от обилия света свои выцветшие зеленоватые глаза, оглядывает площадь, раскинувшуюся перед его домиком. Вон, слева, стоит костел с высокими готическими полукруглыми окнами и крестом на островерхой двускатной крыше. За двадцать два года службы в этом костеле Викентий Антонович протоптал тропинку к паперти. Летом дорожка зарастет травой и одним свидетелем его пустой жизни будет меньше.

Теперь Викентий Носко протопчет другие тропинки: одну —в школу, что стоит вон там, напротив костела, а вторую вот сюда, недалеко —в клуб. Отныне его, Викентия Носко, музыка станет радовать сердца людей, а не зазывать их в церковь.

К. Ларин,

А. Мелешко.

Витебск —Москва".

("Известия", 1961, № 98 (24 апреля, московский вечерний выпуск), с. 6).