"… Я в
нашу дружбу верую.
Ты своему врагу в борьбе
Ответишь полной мерою.
За честь, за свой свободный край
Вставай в семью сплоченную,
И дружбу нашу сберегай,
Борьбою освященную!"
55 лет назад
советские люди подмечали, что в чешских деревнях население пытались возмутить понаехавшие
из Праги:
"В чешской деревне
Прага по-прежнему живет напряженной тревожной жизнью. Передачи подпольных радиостанций, антисоветские листовки, всевозможные провокационные слухи будоражат население. Спокойствие и выдержка, которые неизменно проявляют советские воины, охраняющие порядок на улицах и площадях чехословацкой столицы, выводят из себя контрреволюционеров, и они всячески стараются разжечь страсти. Особенно активизируются функционеры буржуазных и мелкобуржуазных партий, которые, видимо, считают, что настал их час. Теперь они открыто, не брезгуя ничем, повели борьбу против социализма.
Одна из подпольных радиостанций передает резолюцию чехословацкой социалистической партии. Это явный призыв к саботажу и диверсиям. "Граждане, — говорится в резолюции, — слушайте наш приказ: ничего не знаешь, ничего не видишь, ничего не умеешь". Рабочих призывают по сути дела активно противодействовать войскам союзных стран, крестьян — укрывать продовольствие (хотя, как известно, на него никто и не покушается), учителей — воспитывать в детях ненависть к Советской Армии. Далее идет уже практическая "инструкция": работники шоссе — изменяйте дорожные знаки, радиолюбители — предоставляйте свои радиостанции для передач "свободного вещания". Не без умысла предлагается сообщать имена и адреса людей, преданных делу социализма.
Мы проезжали через центр Праги. Работает городской транспорт, открыты многие магазины. Однако нормальная жизнь в этой части столицы в известной мере нарушена. Но отнюдь не присутствием подразделений советских войск, а толпами митингующих или просто праздношатающихся молодых людей. Многие из них шумят явно потому, что как следует не разобрались в событиях и дали себя обмануть и заморочить контрреволюционным элементам. Отсюда демагогические выкрики, хулиганские выходки, антисоветские надписи на стенах домов.
Но вот позади Вацлавская площадь, на которой какой-то лохматый юнец, влезший на пьедестал памятника, надрывно выкрикивал через мегафон свою речь. Чем дальше от центра, тем спокойнее к естественнее выглядят улицы. Здесь обычная жизнь. Мы выезжаем из города и, проехав несколько десятков километров, оказываемся в типичной сельской местности.
В этих маленьких городках и селах, совсем неподалеку от Праги, уже можно убедиться, как лжет подпольное радио, убеждающее легковерных в том, будто вся страна бурлит. В действительности здесь царит спокойствие. Люди трудятся на полях, убирая урожай, занимаются обычными делами, отдыхают. Правда, враждебная пропаганда поработала и здесь: кое-где можно увидеть написанный от руки демагогический лозунг, из уст в уста передаются всевозможные слухи, но в главном жизнь идет своей будничной колеей. Заметно такое явление: население пытаются возмутить отдельные лица, понаехавшие из Праги. Делается это с явным умыслом —настроить людей в контрреволюционном духе, а то и спровоцировать беспорядки и эксцессы. Однако успеха эти провокации, как правило, не имеют.
Мы входим в небольшую деревню Лиса, расположенную в предгорье Крконош. Идем вдвоем. Воскресный день. Деревенская улица живет своей жизнью. Старики, сидя у ворот, греются на солнышке, ребятишки играют с собакой. У дороги на траве сидит молодая девушка, читает книгу. На усадьбах кое-кто занят хозяйственными хлопотами. Ни митингов, ни плакатов. Все спокойно. Люди отдыхают от недельных трудов.
Подходим к дому, на крыльце которого собралась большая крестьянская семья. Здороваемся. Приветливо отвечают. Завязывается беседа —о нынешнем урожае, о крестьянских заботах.
—Погода была дождливая,— говорит хозяйка, полная женщина средних лет. —Зерно в валках горит, а молотить нельзя — сыро. А теперь подходит картошка —во какая! Снимают фрукты в садах. Работы очень много, спать некогда. А как у вас с погодой?
Наша собеседница стесняется своего плохого знания русского языка и зовет к себе на помощь девушку, что читает книгу.
—Это студентка Яна из Праги. Отдыхает дома на каникулах. Она лучше меня русский язык знает.
Девушка неохотно поднимается и не спеша подходит к нам. Видимо, рассчитывая ошеломить нас, она, не здороваясь, в упор спрашивает:
—Зачем вы здесь?
Объясняем, кто мы и зачем.
Девушка смотрит грозно:
—Я с вами разговаривать не буду, вы —оккупанты.
—Где это вы видели оккупантов?
— Ваши плохо делают. Сколько убитых!
—Где? Вы видели?
—Я не видела. Так говорят.
—Кто говорит? Зачем же верить клевете?
Яна молчит. Потом снова хмурит брови:
—А вот мы не знаем, будем ли дальше учиться.
—Почему нет? Учитесь себе на здоровье. Кто вам мешает? Вот, если вы без конца будете слоняться по улицам и устраивать митинги, тогда, конечно, учеба ваша пойдет побоку.
—Нет, все-таки зачем вы пришли?—снова начинает свое Яна.—Вы говорите, что хотите помочь нам бороться с контрреволюцией. Вы преувеличиваете опасность...
Совершенно ясно, что девушке основательно заморочили голову и она повторяет чужие слова. Мы отвечаем на все ее вопросы и видим, как постепенно разговор ее заинтересовывает все больше. Мы даем ей листовку с Обращением к чехословацкому народу правительств союзных стран.
—А вы знаете, что мы делаем с вашими листовками? —спрашивает Яна и делает вид, что рвет бумагу. Однако не рвет, а складывает листки в несколько раз и прячет за отворот рукава. Неожиданно девушка спохватывается. Из ворот соседнего дома на мотороллере выезжает экипированный под дорожного милиционера парень. Он дает газ, и тихая деревенская улица оглашается ревом мотора.
—Разве он был дома? —озабоченно спрашивает Яна свою подругу.
Позже мы узнали, что внезапный выезд лихого мотоциклиста был не случаен и сам он —фигура в этой деревне. Он заправляет местной общественной жизнью. В его доме всю ночь горит свет. Видели, как он околачивался вблизи телефонных линий советской воинской части. Теперь он проехал вдоль деревни, оповещая о нашем появлении. И, безусловно, не случайно —парни, сидящие группой в маленьком сквере на сельской площади, не только не пожелали с нами разговаривать, но даже не ответили на наше приветствие.
—Дурни волосатые, а еще хотят делать политику,—сказал про сердитых ребят сельский кузнец Ярослав, которого мы застали за сооружением новой пристройки к своему дому. Сын кузнеца Юрай поначалу тоже был сердит. Он потолковал с нами об урожае, о будничных делах, но когда перешли на политические темы, загорячился. Занятый кирпичной кладкой, он вел дискуссию, сидя на стене.
—Спускайтесь вниз, сядем, поговорим,—поедложили мы ему.
—А зачем?
—Смотрите, президент Чехословакии сейчас ведет откровенные товарищеские беседы с советскими руководителями, а Юрай отказывается говорить с журналистами... Вот газета, а в ней снимок встречи Людвика Свободы на аэродроме в Москве. Видели?
Юрай с интересом берет газету.
—Так Свобода —государственный деятель, а я —нет,— уже менее воинственно отвечает он.
— Мы тоже не государственные деятели, вот и давайте потолкуем.
Завязывается оживленный разговор.
—Вы что же,—говорим мы,— хотите, чтобы сюда пришли западногерманские танки? Вы разве не знаете, что делали в вашей стране фашистские оккупанты?
В разговор вмешивается его отец. Он-то знает, что пережила страна и его деревня во время гитлеровского нашествия. Он помнит это и дружески относится к советским людям. А про сына он говорит так:
—Молодой еще, горячий. Забили ему голову. Образумится.
Мы дружески прощаемся с ними и опять идем вдоль деревни, встречаемся с разными людьми. Попадаются такие, которые никак не хотят нам сказать даже, где у них пивница (объект, как известно, совершенно не секретный). Другие дружелюбно разговаривают и угощают нас свежей холодной водой.
В деревне спокойно. Но и в ней идет борьба, может быть, невидимая, в которой понимание истинного смысла событий, вопреки стараниям антисоциалистических элементов, несомненно, возьмет верх.
Несколько позже советский офицер У. С. Санников, с которым мы познакомились в одном из наших воинских подразделений, расположившихся в этом районе, рассказал о примечательной беседе с группой крестьян другой деревни. "Хорошо, что вы пришли,—сказала ему пожилая крестьянка,—А то у нас нашлись люди, которые могли довести страну до беды. Мы рады, что вы пришли, и верим: вы нам поможете".
Вал. Гольцев,
Ю. Филонович,
спец. корр. "Известий".
Прага, 26 августа.
(По телефону)".
Ты своему врагу в борьбе
Ответишь полной мерою.
За честь, за свой свободный край
Вставай в семью сплоченную,
И дружбу нашу сберегай,
Борьбою освященную!"
"В чешской деревне
Прага по-прежнему живет напряженной тревожной жизнью. Передачи подпольных радиостанций, антисоветские листовки, всевозможные провокационные слухи будоражат население. Спокойствие и выдержка, которые неизменно проявляют советские воины, охраняющие порядок на улицах и площадях чехословацкой столицы, выводят из себя контрреволюционеров, и они всячески стараются разжечь страсти. Особенно активизируются функционеры буржуазных и мелкобуржуазных партий, которые, видимо, считают, что настал их час. Теперь они открыто, не брезгуя ничем, повели борьбу против социализма.
Одна из подпольных радиостанций передает резолюцию чехословацкой социалистической партии. Это явный призыв к саботажу и диверсиям. "Граждане, — говорится в резолюции, — слушайте наш приказ: ничего не знаешь, ничего не видишь, ничего не умеешь". Рабочих призывают по сути дела активно противодействовать войскам союзных стран, крестьян — укрывать продовольствие (хотя, как известно, на него никто и не покушается), учителей — воспитывать в детях ненависть к Советской Армии. Далее идет уже практическая "инструкция": работники шоссе — изменяйте дорожные знаки, радиолюбители — предоставляйте свои радиостанции для передач "свободного вещания". Не без умысла предлагается сообщать имена и адреса людей, преданных делу социализма.
Мы проезжали через центр Праги. Работает городской транспорт, открыты многие магазины. Однако нормальная жизнь в этой части столицы в известной мере нарушена. Но отнюдь не присутствием подразделений советских войск, а толпами митингующих или просто праздношатающихся молодых людей. Многие из них шумят явно потому, что как следует не разобрались в событиях и дали себя обмануть и заморочить контрреволюционным элементам. Отсюда демагогические выкрики, хулиганские выходки, антисоветские надписи на стенах домов.
Но вот позади Вацлавская площадь, на которой какой-то лохматый юнец, влезший на пьедестал памятника, надрывно выкрикивал через мегафон свою речь. Чем дальше от центра, тем спокойнее к естественнее выглядят улицы. Здесь обычная жизнь. Мы выезжаем из города и, проехав несколько десятков километров, оказываемся в типичной сельской местности.
В этих маленьких городках и селах, совсем неподалеку от Праги, уже можно убедиться, как лжет подпольное радио, убеждающее легковерных в том, будто вся страна бурлит. В действительности здесь царит спокойствие. Люди трудятся на полях, убирая урожай, занимаются обычными делами, отдыхают. Правда, враждебная пропаганда поработала и здесь: кое-где можно увидеть написанный от руки демагогический лозунг, из уст в уста передаются всевозможные слухи, но в главном жизнь идет своей будничной колеей. Заметно такое явление: население пытаются возмутить отдельные лица, понаехавшие из Праги. Делается это с явным умыслом —настроить людей в контрреволюционном духе, а то и спровоцировать беспорядки и эксцессы. Однако успеха эти провокации, как правило, не имеют.
Мы входим в небольшую деревню Лиса, расположенную в предгорье Крконош. Идем вдвоем. Воскресный день. Деревенская улица живет своей жизнью. Старики, сидя у ворот, греются на солнышке, ребятишки играют с собакой. У дороги на траве сидит молодая девушка, читает книгу. На усадьбах кое-кто занят хозяйственными хлопотами. Ни митингов, ни плакатов. Все спокойно. Люди отдыхают от недельных трудов.
Подходим к дому, на крыльце которого собралась большая крестьянская семья. Здороваемся. Приветливо отвечают. Завязывается беседа —о нынешнем урожае, о крестьянских заботах.
—Погода была дождливая,— говорит хозяйка, полная женщина средних лет. —Зерно в валках горит, а молотить нельзя — сыро. А теперь подходит картошка —во какая! Снимают фрукты в садах. Работы очень много, спать некогда. А как у вас с погодой?
Наша собеседница стесняется своего плохого знания русского языка и зовет к себе на помощь девушку, что читает книгу.
—Это студентка Яна из Праги. Отдыхает дома на каникулах. Она лучше меня русский язык знает.
Девушка неохотно поднимается и не спеша подходит к нам. Видимо, рассчитывая ошеломить нас, она, не здороваясь, в упор спрашивает:
—Зачем вы здесь?
Объясняем, кто мы и зачем.
Девушка смотрит грозно:
—Я с вами разговаривать не буду, вы —оккупанты.
—Где это вы видели оккупантов?
— Ваши плохо делают. Сколько убитых!
—Где? Вы видели?
—Я не видела. Так говорят.
—Кто говорит? Зачем же верить клевете?
Яна молчит. Потом снова хмурит брови:
—А вот мы не знаем, будем ли дальше учиться.
—Почему нет? Учитесь себе на здоровье. Кто вам мешает? Вот, если вы без конца будете слоняться по улицам и устраивать митинги, тогда, конечно, учеба ваша пойдет побоку.
—Нет, все-таки зачем вы пришли?—снова начинает свое Яна.—Вы говорите, что хотите помочь нам бороться с контрреволюцией. Вы преувеличиваете опасность...
Совершенно ясно, что девушке основательно заморочили голову и она повторяет чужие слова. Мы отвечаем на все ее вопросы и видим, как постепенно разговор ее заинтересовывает все больше. Мы даем ей листовку с Обращением к чехословацкому народу правительств союзных стран.
—А вы знаете, что мы делаем с вашими листовками? —спрашивает Яна и делает вид, что рвет бумагу. Однако не рвет, а складывает листки в несколько раз и прячет за отворот рукава. Неожиданно девушка спохватывается. Из ворот соседнего дома на мотороллере выезжает экипированный под дорожного милиционера парень. Он дает газ, и тихая деревенская улица оглашается ревом мотора.
—Разве он был дома? —озабоченно спрашивает Яна свою подругу.
Позже мы узнали, что внезапный выезд лихого мотоциклиста был не случаен и сам он —фигура в этой деревне. Он заправляет местной общественной жизнью. В его доме всю ночь горит свет. Видели, как он околачивался вблизи телефонных линий советской воинской части. Теперь он проехал вдоль деревни, оповещая о нашем появлении. И, безусловно, не случайно —парни, сидящие группой в маленьком сквере на сельской площади, не только не пожелали с нами разговаривать, но даже не ответили на наше приветствие.
—Дурни волосатые, а еще хотят делать политику,—сказал про сердитых ребят сельский кузнец Ярослав, которого мы застали за сооружением новой пристройки к своему дому. Сын кузнеца Юрай поначалу тоже был сердит. Он потолковал с нами об урожае, о будничных делах, но когда перешли на политические темы, загорячился. Занятый кирпичной кладкой, он вел дискуссию, сидя на стене.
—Спускайтесь вниз, сядем, поговорим,—поедложили мы ему.
—А зачем?
—Смотрите, президент Чехословакии сейчас ведет откровенные товарищеские беседы с советскими руководителями, а Юрай отказывается говорить с журналистами... Вот газета, а в ней снимок встречи Людвика Свободы на аэродроме в Москве. Видели?
Юрай с интересом берет газету.
—Так Свобода —государственный деятель, а я —нет,— уже менее воинственно отвечает он.
— Мы тоже не государственные деятели, вот и давайте потолкуем.
Завязывается оживленный разговор.
—Вы что же,—говорим мы,— хотите, чтобы сюда пришли западногерманские танки? Вы разве не знаете, что делали в вашей стране фашистские оккупанты?
В разговор вмешивается его отец. Он-то знает, что пережила страна и его деревня во время гитлеровского нашествия. Он помнит это и дружески относится к советским людям. А про сына он говорит так:
—Молодой еще, горячий. Забили ему голову. Образумится.
Мы дружески прощаемся с ними и опять идем вдоль деревни, встречаемся с разными людьми. Попадаются такие, которые никак не хотят нам сказать даже, где у них пивница (объект, как известно, совершенно не секретный). Другие дружелюбно разговаривают и угощают нас свежей холодной водой.
В деревне спокойно. Но и в ней идет борьба, может быть, невидимая, в которой понимание истинного смысла событий, вопреки стараниям антисоциалистических элементов, несомненно, возьмет верх.
Несколько позже советский офицер У. С. Санников, с которым мы познакомились в одном из наших воинских подразделений, расположившихся в этом районе, рассказал о примечательной беседе с группой крестьян другой деревни. "Хорошо, что вы пришли,—сказала ему пожилая крестьянка,—А то у нас нашлись люди, которые могли довести страну до беды. Мы рады, что вы пришли, и верим: вы нам поможете".
Вал. Гольцев,
Ю. Филонович,
спец. корр. "Известий".
Прага, 26 августа.
(По телефону)".
Комментариев нет:
Отправить комментарий