"...
Суть не в профессии,
А в том, что сей работник
К киоску подошел "Табак".
всем на обозренье
Нахальный продавец
повесил объявленье:
"Товарищи!
В продаже нынче нету
Ну ни одной буквально
сигареты.
"Опал" пропал,
По поводу нехватки их
Я лично
Ушел на базу
прояснить вопрос".
А в том, что сей работник
К киоску подошел "Табак".
всем на обозренье
Нахальный продавец
повесил объявленье:
"Товарищи!
В продаже нынче нету
Ну ни одной буквально
сигареты.
"Опал" пропал,
По поводу нехватки их
Я лично
Ушел на базу
прояснить вопрос".
35 лет назад в СССР важно было во всем разобраться, понять истоки тревожного явления:
"Партия и перестройка
До сих пор не изгладилось чувство огорчения, а тогда оно просто угнетало: как же так — сразу четыре коммуниста у нас на заводе решили расстаться с партбилетами. Разные они люди. Одни как бы в нагрузку партии были, другие задавали тон в работе, что называется,— актив. Почему же решили уйти?
Вспоминаю, мы часто откровенничали с одним из тех, ныне бывших коммунистов. Как-то он признался:
— Я ведь в другую партию вступал, но оказался в этой.
— ?!
— Не удивляйтесь. Объясню. Мне хотелось быть в авангарде, учиться спорить, убеждать, бороться с рутиной. Словом, строить светлое будущее, жить ради людей. Не получилось. Против ожидания как бы очутился во вчерашнем дне. Все в парторганизации заранее решено, расписано. Твое дело лишь руку поднимать, одобрять. Пробовал воевать с сомнительным единодушием, так свои же налетели, пристыдили. Потом в темных углах по-воровски на ухо стали шептать, оправдываться: одному квартира нужна, другой повышения ждет. В общем, связаны корыстью либо неуверенностью в себе, а на поверку — круговой порукой. Выскажешь свое мнение — сразу обрежут перспективу. Само собой напрашивалось печальное обобщение: не превратилась ли наша партия из передового рабочего отряда в объединение вот таких послушно-угодливых, выгадывающих, осторожных людей?
Разговор этот давний, времен застойных, и, что скрывать, тогда многие так думали. И все же состояли, точнее — числились в партии. Теперь же, когда появился просвет в нашей жизни — перестройка, мой собеседник решил вдруг распроститься с партбилетом. Можно, конечно, выкрикнуть ему вослед: без тебя, мол, обойдемся! Да вряд ли таким образом разрешится проблема. Она реально существует, и за словами, какими бы они ни были громкими, ее не упрячешь. Многих из нас настораживает и разочаровывает то, что партийные организации, бросив призыв к перестройке, сами перестраиваться не спешат. А тормозят партийцы—торможение ощущается во всей стране. Ведь партия у нас коренник (это и Конституцией закреплено).
Как должен поступать в этой ситуации партиец? Двух мнений тут быть не может: он призван сделать все, чтобы помочь партии стать вровень с требованиями времени. Ну а если растерялся, отступил — как оценивать его проступок? Вывод вроде бы напрашивается сам собой, но, думаю, не стоит на людей, сделавших выбор, давить высокопарными словами. Сколько уж этих слов произнесено всуе... Гораздо важнее во всем разобраться, понять истоки тревожного явления. Только ли сам коммунист во всем виноват?
Я вступал в партию, когда страна переживала нелегкое время, которое принято называть застойным. Требования к партии, к рядовым коммунистам были деформированы. Лидерам брежневского типа нужна была партия, которая бы оправдывала, защищала застой.
До сих пор помню разговор с секретарем партбюро цеха. Пора, говорит, вступай. Ты созрел. С рекомендациями проблем не будет. Действительно, работа у меня ладилась, в общественной жизни я был не посторонний — взял на себя "комсомольский прожектор". Правда, его лучи щекотали пока только рядовых нарушителей. Поэтому моя кандидатура не вызвала на у кого протеста, на собрании я прошел единогласно. Осталась для проформы беседа в райкоме. Но буквально за день до нее все перевернулось, поменялось. Меня чуть не сшибла с ног пулей вылетевшая из кабинета начальника цеха заплаканная работница. Как я узнал после, руководитель ей просто-напросто нахамил. Такое на заводе не редкость. Не слишком церемонился командный состав с подчиненными.
Вызвал к себе секретарь партбюро, развел беспомощно руками:
— Рекомендующие затребовали обратно свои рекомендации.
Сгоряча я рванулся к одному из "крестных отцов". Он был краток:
— А какие? — с удивлением спросил я.
— Которые не лезут туда, куда их не просят. И вообще, вали отсюда, парень. Не мешай работать.
Сначала думал, что только на одном заводе создают "партию", угодную начальству. Повторную попытку вступления предпринял гораздо позже, когда улеглась немного обида. Это было уже на другом заводе, на старом я не смог больше работать. На этот раз обошлось, приняли. Пообтерся, пообвыкся в новом качестве и понемногу сообразил, что на тихую, уступчивую, легко управляемую парторганизацию делали заказ сверху. В нее шла искусственная подпитка: принимали по разнарядке, гнали план. Зачастую партийные билеты получали люди далеко не передовых взглядов, безынициативные, без своего мнения. А когда человеку нечего сказать, очень легко разучивать написанные чужой рукой выступления. Аплодировали, единодушно голосовали "за". Совершался нехитрый партийный ритуал. Все были при деле.
Наше знамя — это не портреты руководителей, а борьба за свободу личности, за благополучие народа. Все это четко записано в партийной программе. Неформальные группы не открывают Америки. Они заимствуютвуют, подрабатывают на свой лад наши же тезисы. И не к месту негодовал по этому поводу на пленуме столичного горкома один из ораторов, будто у него среди бела дня неформалы украли партийный идеал и хотят пустить его на стороне в дело.
Программа партии — подобие нашей многострадальной земли, которой так и не удалось за семьдесят лет накормить народ, потому что мы пользовались этим богатством неправильно. Так стоит ли ним обижаться по этому поводу на неформалов?
Правильно сказал на апрельском Пленуме ЦК КПСС этого года Михаил Сергеевич Горбачев (кстати, эту мысль он продолжил и на июльском совещании в Центральном Комитете, и в других выступлениях): многие партийцы отстали от народа, сидят себе в окопах и смотрят вслед уходящим вперед. Хочу добавить от себя: если бы только сидели — можно еще мириться. А то пользуются властью, чтобы возвратить все на круги своя. Обидно им расставиться с насиженными гнездами, в которых давно не выводятся птенцы. Но, пожалуй, обиднее всего прощаться с неисчерпаемой бесконтрольностью власти.
Бурный рост самосознания народа неизбежно опережает философию "валунов". И как бы нам не проспать сегодняшний момент, когда люди еще готовы нас понять и пойти навстречу живым стремлениям партии, разделить нашу боль и надежды. Мне думается, необходим, возможен честный и откровенный диалог.
— Ничего,—успокоил А. Молочкову ее предшественник Б. Кутинов.— Я оставил все протоколы. Это вроде библии. Учись. Набирайся ума-разума.
Вот так все еще и учимся партийной работе в перестроечные годы: по старым протоколам. Поэтому и отстаем в динамизме, в умении говорить с людьми.
Жесткий централизм, который за годы культа личности и застоя развился в партийной структуре, сродни методам Плюшкина. Иные парткомы, бюро словно сидят на несметных богатствах, с трудом сдерживая инициативу снизу. Истина, мол, только может спуститься сверху в виде ценных указаний.
Мне понравилась мысль на июльском совещании в Центральном Комитете о придании "низам" большей самостоятельности. Но ее, на мой взгляд, следует облечь в более конкретную форму. Первичным организациям не стоит все время надеяться на помощь вышестоящих инстанций, на связь с Большой землей.
А что в этом страшного?
На мой взгляд, перед очередным съездом партии мы, коммунисты, должны как бы посмотреть внутрь нашего партийного дома, поинтересоваться: кто и как живет в нем, за свой или чужой счет —и материальный, и моральный. В свое время мы бездумно смеялись над проделками шолоховского Щукаря, который стремился вступить в партию ради портфеля, ради должности. А ведь сколько щукарей оказалось в наших рядах И вроде никуда от них теперь не деться. Сложилось убеждение, будто руководителем может быть только коммунист, а беспартийного инженера даже за границу не стоит посылать. В итоге партия стала своего рода огромным отделом кадров, где больше говорится о должностях, чем о нравственности, принципах, идеях. Хотя всем ясно: коммунист должен брать не должностью, а авторитетом лидера.
Горько, когда молодые ребята, которым партбилет нужен для перспективы роста, для будничных, житейских целей, с первого же дня, со дня вступления, начинают лгать... Говорят на собрании о высоких целях, о чувстве долга, но втайне, про себя, думают иначе. И мы, старшие, включаемся в игру от лукавого. Партийное двуязычие укоренилось в наших отношениях, как пырей на неухоженном поле. Это опасное явление было выразительно описано еще писателем А. Яшиным в рассказе "Рычаги".
Пишу об этом с чувством внутренней боли и надежды, потому что верю в волю и разум нашей партии. Мы не завершим перестройку без активизации нашей главной политической силы. Давайте не будем засматриваться на запасные варианты, которые нам подсовывают доброхоты западного толка. По памяти,
по записям Ленина, по нашим мечтам восстановим утраченное нами великое партийное товарищество.
Но и хождения в народ бывают разные. Одни — для показного демократизма, другие—ради выяснения подлинных нужд и потребностей. Добавлю к этому: народ не тот, который подбирается по заказу на совещания и затверженно отвечает на подготовленные вопросы, а тот, который трудится в поле, у станка, в забоях. И говорить с ним нужно серьезно, на равных. Спорить, убеждать, доказывать... И если он ставит нас в тупик прямым и честным вопросом, будьте добры признать собственную перед ним вину, убедиться и в его правоте.
Необходимо учиться искусству вести постоянный и, главное, неофициальный диалог с людьми. Так, как это делает, скажем, пенсионер В. Якимчук, Василий Петрович, коммунист с большим стажем, можно сказать, стал неформалом. Не ждал команды на старт, самостоятельно начал перестройку.
После Всесоюзной партконференции внимательно изучил выступления, материалы. Посещал лекции, беседы, ища ответы на волнующие вопросы. А потом на тетрадном листке написал объявление: тогда-то состоится беседа на тему "Мои размышления о XIX партконференции". Необычно. Этим и подкупил Якимчук людей. В домино в то утро не играли, всем даже мест сидячих не хватило. Один из остряков с ходу попытался потопить самозванца, чтобы знал, куда соваться.
— Петрович, как же верить партии, ведь столько больших начальников посадили за решетку, как обыкновенных жуликов?
Петрович ответил вопросом на вопрос:
— А откуда мы все это узнали? Кто-нибудь шепотком поведал или заморские голоса донесли?
— Да нет, в газетах пишут.
— Выходит, партия сама говорит народу правду. И пусть она горше редьки, но честная правда всего дороже. Или у вас имеются другие мнения?
Других мнений не было. Люди оценили мужество правды, высказанной открыто нашей партией. И разговор получился откровенный, острый, заинтересованный. Вел его рядовой коммунист.
А. Сперанский.
Электрослесарь, член КПСС.
г. Москва".
Комментариев нет:
Отправить комментарий