"… И с шулером в покер
Схватился приказчик".
Схватился приказчик".
"Шпионы и их хозяева
Подлый проект титовской клики — о подрыве народных демократий изнутри— носит все следы заемного и притом хорошо оплаченного вдохновения. Это тот самый гангстерский проект, который Ранкович в разговоре с Райком называл "гениальным планом Тито".
Слово "гениальный" в применении к Тито звучит издевательски. Не только потому, что "гений и злодейство две вещи несовместные", как сказал Пушкин. А потому, что несовместны гений и вся гаденько-лакейская и вульгарно-провокаторская фигурка Тито. Тщеславный и жестокий пигмей тянется в великаны, не наученный назидательной судьбой Гитлера и Муссолини.
Перед судом прошли восемь заговорщиков. Но в их показаниях возникла целая длинная галлерея страшных человеческих подонков, всех этих ранковичей, боаровых, цицмилов, мразовичей и прочей мрази. Где, в каких трущобах вербовалось это смрадное бандитское отребье? Где? Да все там же, в ближайшем окружении Тито, в этой растленной камарилье, где дипломаты— диверсанты, министры— шпионы, а сам глава государства— дезертир, предатель и главный американский резидент на Балканах.
Это один неразделимый круг, единый шпионский фронт: Уолл-стрит — Белград.
Югославский застенок "УДБ" не что иное, как балканский филиал американской разведки. Югославскими шпионами, диверсантами и наемными убийцами распоряжались Аллен Даллес и Ноэл Филд. "Часто было трудно определить, где кончается американская разведка и где начинается разведка югославская",— признался матерый американский шпион Тибор Сеньи.
Шпион не имеет отечества. Шпион имеет хозяев. В числе хозяев Райка значились и немецкое гестапо, и французская "Сюртэ женераль", и английская "Интелледженс сервис", и югославское "УДБ". Этот список "национальностей" Райка, как и его атамана Тито, завершается американским "Си-Ай-Си". Шпионы —космополиты по самому роду своей подлой деятельности.
Гестаповский стаж Тито начался, во всяком случае, не позже 1941 года, когда он затеял капитулянтские переговоры с гитлеровцами. Уолл-стритовский стаж Тито начался, во всяком случае, не позже 1943 года, когда он затеял антисоветские шашни с англо-американскими разведчиками. Сейчас понятно, почему Черчилль в годы войны с такой силой рвался на Балканы, к "этому мягкому подбрюшью Европы", как он выражался на зловещем жаргоне мясника. Он имел на Балканах верного человечка. И, разумеется, Тито не посмел бы и мечтать о создании антисоветской "Дунайской федерации", если бы он не опирался на посулы Черчилля и советы Аллена Даллеса, с которым, как это выяснилось на процессе, Тито установил конспиративную связь еще в 1944 году.
В некоторых семьях политический бандитизм стал фамильной традицией. Рандольф Черчилль и Аллен Даллес завербовали Тито в свои агенты. Уинстон Черчилль и Джон Фостер Даллес снабжали его "гениальными" планами. Именно Д. Ф. Даллес разработал так называемую "операцию X"— по созданию подрывных организаций в странах народной демократии. Во исполнение этих адских замыслов Тито вонзает нож в спину борющейся Греции и разевает свою гнилую пасть на демократическую мирную Албанию.
Сейчас, в эти дни процесса, Аллен Даллес лихорадочно отмежевывается от всякой связи с заговорщиками. Это в порядке вещей: у раскрытых шпионов рушится карьера. Пока они красуются на сенаторской трибуне и на министерском кресле,
они могут разглагольствовать о собственном благородстве. Есть только один сорт мебели, на котором двурушники перестают врать: скамья подсудимых. Здесь они спешно обзаводятся совестью и загораются пламенной любовью к правде.
Будапештский процесс подействовал на англо-американскую печать, как палка, воткнутая в гнездо термитов. Болезненный интерес, который питали к Райку и К° американские разведчики, теперь, когда Райк изобличен, перешел по наследству к американским журналистам. Можно подумать, что их пером водит Аллен Даллес.
Это одна школа.
Официальные защитники на суде еще не успели раскрыть рта, а англо-американские защитники бандитов уже подняли в печати и по радио визгливый вой.
Позволительно удивиться, почему они не интересуются другими судами, действующими у них под носом? Почему, например, не возмущаются они кровавыми расправами судов Линча? Почему не восстают против возмутительного процесса над лидерами американской компартии, попирающего все законы—юридические, моральные и даже законы американской конституции? Почему они не обрушивают свое гражданское негодование на позорное решение американского суда, приговорившего к тюремному заключению писателя Говарда Фаста? Почему они не дают волю переполняющим их гуманным чувствам, протестуя против мракобесной "комиссии по расследованию антиамериканской деятельности", дискриминирующей известных американских артистов, художников, писателей за их прогрессивные убеждения?
Откуда у американских обозревателей такая повышенная заинтересованность в судьбе американских шпионов и такая пониженная чувствительность к судьбе американских прогрессивных деятелей?
Главный козырь, который эти "сентиментальные" господа с унылой монотонностью выкладывают на стол, это: почему, дескать, Райк и К° всё признавали и не отстаивали на суде своих убеждений?
Мир знает процессы, на которых подсудимые отстаивают свои убеждения. Это процессы коммунистов, судимых буржуазным судом. Димитров не отказывался от своих убеждений, он их пропагандировал на суде, он защищался, как лев, он бросал в лицо фашистским судьям: "Борьба за победу коммунизма —содержание моей жизни!".
Но трудно, стоя перед лицом народа, требовать, чтобы земля и заводы были отняты у народа и переданы кучке эксплоататоров. Недаром заговор не выходил из узкого круга платных шпионов. К народу с ним не обращались, боясь народа.
Подсудимые признаются, как сказал на будапештском процессе прокурор, "потому что они изобличены, потому что они знают, что отрицанием не помогут себе".
А признаниями они надеются выторговать снисхождение. Но с народом не торгуются. Суд народный—это не биржа. Преступники поздно обратились к правде. Когда по дороге на мокрое дело их схватили за шиворот, тогда в них пробудилась совесть. Грош цена такой совести! Что же касается до цены писаниям их англо-американских защитников, то она исчисляется, вероятно, в долларах.
Доллары, диверсии, наемные убийства— вот оружие мировой реакции в ее борьбе против народов мпра. Не демократическая Венгрия засылала шпионов и наемных убийц в Соединенные Штаты Америки, а —наоборот. Не страны народной демократии пытались свергнуть президента Соединенных Штатов Америки, а —наоборот. Наемные убийцы покушались на Ракоши и стреляли в Тольятти, а не в Даллеса и Черчилля.
Коммунистические партии действуют открыто и гласно. В этом их растущая сила. Коммунистам чужды заговоры, их сила в доверии и поддержке широчайших народных масс.
Палфи признался на процессе, что вооруженный переворот в Венгрии это был первый пункт большого тайного плана, разработанного США. Второй пункт: переворот в Польше.
Следующие пункты этого "тайного плана" тоже не составляют секрета. Усилия мировой реакции обращены своим острием против нашей советской родины. Райк показывал, что в западных землях Австрии и Германии накапливаются фашистские военные формирования, бандитская нечисть, подкармливаемая англо-американским командованием. Процесс выяснил, что США пытаются охватить Советский Союз не только военными, но и шпионско-диверсионными базами. Обширнейшая из них—титовская Югославия.
Когда власть опирается на народ, тогда ее невозможно свергнуть ни открытым нападением, ни тайными заговорами. Когда режим опирается на штыки, он обречен на гибель. Мы видим ее начало. Тито разбит наголову в своей тайной войне против демократической Венгрии, против лагеря демократии и социализма.
Лев Славин".
Комментариев нет:
Отправить комментарий