"... Под
красным знаменем она
И новый путь земле открыла,
И в звездный край устремлена".
"Осечка Дона Лэрримора
Для поездки за границу нужна виза. Иными словами, разрешение на право въезда в страну. Такой порядок установлен во всех государствах и существует много десятков, если не больше, лет. Виза вносится в заграничный паспорт на основании анкеты, которую заполняет человек, собирающийся в путешествие.
Господин Лэрримор был поражен Москвою, хотя вслух эту мысль старался не высказывать. Американцу нравились советские девушки, но и эти чувства он тщательно скрывал за темными стеклами защитных очков. Такое поведение иностранного гостя можно понять, если вспомнить, что энное количество лет Лэрримор провел в Мюнхене при так называемой радиостанции "Свобода". А там друзей СССР не готовят. Оттуда выходят законченные, стопроцентные шпионы.
Профессии шпиона, так сказать, в чистом виде в наши дни не бывает. Ей должны сопутствовать еще какие-то занятия. Лэрримор, например, изучил русский язык.
В ЦРУ его знания оценили по достоинству: зачислили в штат и рекомендовали послать в нашу страну с целью вербовки шпионов.
Мы точно не знаем, на какой день своего пребывания в Москве господин Лэрримор вышел из гостиницы, чтобы совершить вечернюю прогулку по улице Горького. Но именно с того дня и началась история, которая чуть не окончилась настоящей трагедией для второго "героя" нашего документального рассказа— Феликса Ш. Сразу сделаем оговорку: мы не хотим называть фамилию Феликса именно потому, что трагедии не произошло, хотя до нее оставался всего один шаг. Феликс рассказал сотрудникам Комитета государственной безопасности о связях с американским разведчиком, тем самым внеся существенную поправку в анкетные данные Лэрримора.
О том, как произошла встреча Феликса Ш. с Лэрримором, мы расскажем так, как она представлялась в тот день самому Феликсу.
Феликс прогуливался по улице Горького, близ телеграфа, и заметил своего приятеля Дольберга, который шел в сопровождении приятного и довольно скромно одетого молодого человека. С Дольбергом Феликс как-то был в компании.
— Познакомьтесь.— представил Дольберг своего попутчика.
— Дон Лэрримор. Очень рад. Я знаю русский, потому что я студент факультета славистики. Учусь в Принстонском университете. А вы, я слышал, тоже интересуетесь литературой?
Они встретились потом еще раз, и разговор снова был о литературе, и опять студент сказал:
— Вы великолепный собеседник. Я так рад. что познакомился с вами. А то ведь все приходилось говорить с какими-то пустышками, так и льнут они к иностранцам. Их интересуют только тряпки. Жалкие люди...
Феликс таял, а гость тем временем вновь начинал говорить о литературе. Они обменялись книгами. Дон обещал присылать из Штатов последние новинки.
Второй раз Дон Лэрримор появился на улицах Москвы в дни фестиваля юных 1957 года! Он скрывался за той же ширмой туриста-студента-журналиста. Когда в "Интуристе" ему предложили услуги переводчика, Лэрримор сказал:
— Москву я уже знаю. Переводчик мне не нужен,—и поселился в 442-м номере гостиницы "Метрополь".
Американец проводил время в обществе старых знакомых, появлялся на встречах делегаций, выступлениях молодежных ансамблей, зорко присматривался ко всему, что происходило вокруг. А однажды в беседе с Феликсом он заметил:
— Я бы с удовольствием провел в вашей стране целый год. Хочу совершенствовать знание русского языка.
Феликс, естественно, не мог сказать американскому туристу ничего утешительного. Он не ведал вопросами продления виз. И, если гость втайне рассчитывал на его помощь, он явно переоценивал Феликса. Совершив турне Киев— Тбилиси — Крым, Лэрримор уехал за океан.
А через некоторое время в дом, где жил Феликс с женой, постучался другой американец — невысокий, плотный человек, уже немолодой, с коротко остриженными рыжеватыми с сединой волосами. "Я учитель Лэрримора,— представился он.— Профессор Ирвинг Шоу".
Профессор провел в обществе Феликса и его супруги два часа. За это время Шоу успел сообщить, что ок преподаватель Миннеаполисского университета, пушкинист, страстно влюблен в русскую литературу. Он приехал на Московский международный конгресс пушкинистов и, разумеется, не мог не заглянуть к человеку, который своими литературными знаниями произвел столь большое впечатление на Дона. Шоу попросил звать его Ирвингом Фомичем. "Моего папу звали Том, но пусть звучит ро-русски "Фома". Ирвинг Фомич непрерывно источал комплименты: он говорил о выдающихся способностях Феликса.
"Влюбленный" в Россию, Ирвинг Фомич, как и Лэрримор, с сокрушением говорил о "многих недостатках российской жизни", после чего начинал расхваливать "прекрасную Америку".
А потом профессор попросил разрешения посылать ему письма.
Письмо от Ирвинга Фомича пришло вскоре. Пришло из Америки, хотя на конверте не было грифа "международное",—письмо переправили по внутрисоюзной почте. Первым его вскрыл отец Феликса. Из конверта выпали две зеленые бумажки по пятьдесят долларов каждая. Отец Феликса сразу сообразил, что просто так, за лучезарные глаза его сына доллары давать никто не будет, их надо отрабатывать. Эту мысль подтвердило содержание письма. Шоу писал, что просьба его состоит в том, чтобы Феликс, пересылал в США за определенный гонорар материалы, касающиеся политических настроений, образования, стремлений русских людей. Адресату настоятельно рекомендовали подписываться вымышленным именем. Свое согласие Феликс должен был сообщить в США по указанному адресу запиской произвольного характера, но с указанием, что она предназначается редакции некоего журнала американского общества химиков.
Отец, ничего не знавший о связях сына с иностранцами, в законном гневе разорвал письмо. Затем последовал бурный разговор с Феликсом. Да, Феликсу пришлось признаться, что безобидное на первый взгляд знакомство обернулось скверно. Феликсу пришлось снять розовые очки, через которые он взирал на своих заокеанских знакомых —Лэрримора и Шоу.
Итак, все вставало на свои места. Дон Лэрримор уже не рисовался в сознании Феликса обаятельным студентом, увлекающимся русской литературой. Феликс увидел определенную закономерность, последовательность в действиях Дона и Шоу. Один разведчик передал его с рук на руки другому. Ему прислали аванс за будущую "работу". Он стоял на грани падения. Феликс это понял, но смалодушничал. Он не пришел с повинной в органы госбезопасности. А за океаном нервничали, ждали ответа. Феликс медлил.
— Медлил— это даже не то слово,— вспоминает Феликс.— Я попросту не хотел отвечать. Я был страшно напуган случившимся.
Другое письмо от Шоу носило более решительный характер. В нем появились нотки хозяина, покрикивающего на своего работника. "Почему не присылаете информацию? Почему не выполняете нашего договора? Вы должны это сделать побыстрее! Мы научим вас средствам тайнописи".
Второе послание смыло остатки грима с лиц Лэрримора и Шоу. А некоторые любопытные факты из их деятельности окончательно разоблачают их как представителей американской разведки.
Обаятельный "студент" Дон Лэрримор. Он же — корреспондени агентства Юнайтед Пресс Интернейшнл (ЮПИ). Он же — сотрудник разведки США. Люди, подобные ему, служат основными ячейками сетей американского шпионажа. Они ловят добычу, которой занимаются потом другие. Короче говоря, Лэрримор — вербовщик. В его обязанности входит прощупать человека, наметить жертву. За того типа, познакомившего его с Феликсом, от тоже получил вознаграждение. Речь идет об изменнике Родины Дольберге, который перебежал в Западную Германию.
Дон Лэрримор не пропускает ни одного молодежного фестиваля. На последнем фестивале в Хельсинки он также выступал в обличье туриста. Дон Лэрримор метался на своем "Фольксвагене" из одного конца города в другой, провоцируя фашиствующих хулиганов на выступления против фестиваля. А на Венском фестивале он исполнял роль так называемого редактора грязного антифестивального листка.
Ирвинг Шоу. Начнем с того, что он не Ирвинг. Он — Джозеф, так по крайней мере он числится по паспорту. Действительно, Шоу профессор, действительно, славянист, действительно, знает русскую литературу. И приезжал он на самом деле на конгресс пушкинистов.
После окончания работы конгресса Шоу предался другому своему "увлечению". Перед тем как он появился у Феликса Ш., московская милиция задержала его. Профессор был занят делом: фотографировал секретный объект. Назавтра Шоу вновь был задержан за тем же самым занятием. Профессору пришлось покинуть СССР.
Но он не считал свою поездку безуспешной. Ему казалось, что Феликс — уже в сетях, остается только вытянуть его. И Шоу послал Феликсу письмо.
В истории с Феликсом Ш., как видите, имели место элементарный шантаж и запугивание. И Феликс струсил. Он не стал шпионом, но и побоялся сразу выдать тех, кто его вербовал.
— Я попросту смалодушничал, — говорит он.— Свою совесть я пытался успокоить такими мыслями: "В конце концов ничего противозаконного ты не совершил, договоренности о снабжении Шоу информацией на самом деле у тебя не было. Но в КГБ тебе могут не поверить, потому что Шоу в своем письме утверждает, что договоренность была. Так что лучше ничего не сообщать".
Когда знакомишься с неприглядной историей Феликса, в первую очередь задаешь себе вопрос: как мог в общем-то хороший советский парень оказаться в таком незавидном положении? Каковы те обстоятельства, которые толкнули Феликса на грань катастрофы?
Феликс вырос в хорошей советской семье. Он неплохо учился, получил высшее образование, обзавелся семьей, стал отцом. А до этого?
Предоставим слово Феликсу.
— Вы понимаете, — говорил он сотрудникам КГБ. — Я был тогда стилягой, поганеньким юнцом. Мы все отрицали, какой-то мелкий недостаток, о котором мы вычитывали в газетах, казался нам не частностью, а явлением... Чего только не болтали, противно вспоминать. Но мы не отдавали себе отчета в том, что мы, этакие доморощенные нигилисты, состоим на учете в иностранной разведке. Знакомства с иностранцами казались нам такими невинными...
В кругу своих тогдашних знакомых (значительная часть этой теплой компании отсиживается нынче в лагерях за фарцовку и иные, еще более неприглядные преступления) Феликс восклицал:
Феликс Ш. забыл, что, помимо американской разведки, существует еще и советская контрразведка. Сотрудники Комитета государственной безопасности прекрасно знали, в какую сеть он чуть было не угодил. Они убедились, что Феликс не откликнулся на предложение Шоу, что он не отвечает на письма профессора. И тогда Ш. был приглашен в КГБ. Просто на беседу.
Когда Феликс вышел из Комитета, он улыбался. С плеч у него свалился груз, который он нес несколько лет и так и не набрался мужества сбросить сам. Ему поверили, ему протянули руку. Именно сотрудники КГБ, между прочим, попросили нас не называть фамилию Феликса.
В связи с этой историей невольно возникает еще один вопрос. За последние годы в нашу страну приезжало много туристов, делегатов различных конгрессов. Да, мы за культурный обмен, который позволяет народам лучше узнать друг друга. Наш народ гостеприимен, приветлив. Но так мы встречаем только друзей. Врагам нашей Родины типа Лэрримора, Шоу и им подобным нет места на нашей земле. На страже советского общества прочно стоят славные чекисты. Всегда рядом с ними— миллионы советских людей, которые помогают органам госбезопасности нести почетную вахту по защите нашей жизни, спокойствия.
Вот почему мы можем сказать: осечка г-на Лэрримора — вполне закономерное явление.
В. Кассис,
А. Резвушкин".
И новый путь земле открыла,
И в звездный край устремлена".
"Осечка Дона Лэрримора
Для поездки за границу нужна виза. Иными словами, разрешение на право въезда в страну. Такой порядок установлен во всех государствах и существует много десятков, если не больше, лет. Виза вносится в заграничный паспорт на основании анкеты, которую заполняет человек, собирающийся в путешествие.
Господин Лэрримор был поражен Москвою, хотя вслух эту мысль старался не высказывать. Американцу нравились советские девушки, но и эти чувства он тщательно скрывал за темными стеклами защитных очков. Такое поведение иностранного гостя можно понять, если вспомнить, что энное количество лет Лэрримор провел в Мюнхене при так называемой радиостанции "Свобода". А там друзей СССР не готовят. Оттуда выходят законченные, стопроцентные шпионы.
Профессии шпиона, так сказать, в чистом виде в наши дни не бывает. Ей должны сопутствовать еще какие-то занятия. Лэрримор, например, изучил русский язык.
В ЦРУ его знания оценили по достоинству: зачислили в штат и рекомендовали послать в нашу страну с целью вербовки шпионов.
Мы точно не знаем, на какой день своего пребывания в Москве господин Лэрримор вышел из гостиницы, чтобы совершить вечернюю прогулку по улице Горького. Но именно с того дня и началась история, которая чуть не окончилась настоящей трагедией для второго "героя" нашего документального рассказа— Феликса Ш. Сразу сделаем оговорку: мы не хотим называть фамилию Феликса именно потому, что трагедии не произошло, хотя до нее оставался всего один шаг. Феликс рассказал сотрудникам Комитета государственной безопасности о связях с американским разведчиком, тем самым внеся существенную поправку в анкетные данные Лэрримора.
О том, как произошла встреча Феликса Ш. с Лэрримором, мы расскажем так, как она представлялась в тот день самому Феликсу.
Феликс прогуливался по улице Горького, близ телеграфа, и заметил своего приятеля Дольберга, который шел в сопровождении приятного и довольно скромно одетого молодого человека. С Дольбергом Феликс как-то был в компании.
— Познакомьтесь.— представил Дольберг своего попутчика.
— Дон Лэрримор. Очень рад. Я знаю русский, потому что я студент факультета славистики. Учусь в Принстонском университете. А вы, я слышал, тоже интересуетесь литературой?
Они встретились потом еще раз, и разговор снова был о литературе, и опять студент сказал:
— Вы великолепный собеседник. Я так рад. что познакомился с вами. А то ведь все приходилось говорить с какими-то пустышками, так и льнут они к иностранцам. Их интересуют только тряпки. Жалкие люди...
Феликс таял, а гость тем временем вновь начинал говорить о литературе. Они обменялись книгами. Дон обещал присылать из Штатов последние новинки.
Второй раз Дон Лэрримор появился на улицах Москвы в дни фестиваля юных 1957 года! Он скрывался за той же ширмой туриста-студента-журналиста. Когда в "Интуристе" ему предложили услуги переводчика, Лэрримор сказал:
— Москву я уже знаю. Переводчик мне не нужен,—и поселился в 442-м номере гостиницы "Метрополь".
Американец проводил время в обществе старых знакомых, появлялся на встречах делегаций, выступлениях молодежных ансамблей, зорко присматривался ко всему, что происходило вокруг. А однажды в беседе с Феликсом он заметил:
— Я бы с удовольствием провел в вашей стране целый год. Хочу совершенствовать знание русского языка.
Феликс, естественно, не мог сказать американскому туристу ничего утешительного. Он не ведал вопросами продления виз. И, если гость втайне рассчитывал на его помощь, он явно переоценивал Феликса. Совершив турне Киев— Тбилиси — Крым, Лэрримор уехал за океан.
А через некоторое время в дом, где жил Феликс с женой, постучался другой американец — невысокий, плотный человек, уже немолодой, с коротко остриженными рыжеватыми с сединой волосами. "Я учитель Лэрримора,— представился он.— Профессор Ирвинг Шоу".
Профессор провел в обществе Феликса и его супруги два часа. За это время Шоу успел сообщить, что ок преподаватель Миннеаполисского университета, пушкинист, страстно влюблен в русскую литературу. Он приехал на Московский международный конгресс пушкинистов и, разумеется, не мог не заглянуть к человеку, который своими литературными знаниями произвел столь большое впечатление на Дона. Шоу попросил звать его Ирвингом Фомичем. "Моего папу звали Том, но пусть звучит ро-русски "Фома". Ирвинг Фомич непрерывно источал комплименты: он говорил о выдающихся способностях Феликса.
"Влюбленный" в Россию, Ирвинг Фомич, как и Лэрримор, с сокрушением говорил о "многих недостатках российской жизни", после чего начинал расхваливать "прекрасную Америку".
А потом профессор попросил разрешения посылать ему письма.
Письмо от Ирвинга Фомича пришло вскоре. Пришло из Америки, хотя на конверте не было грифа "международное",—письмо переправили по внутрисоюзной почте. Первым его вскрыл отец Феликса. Из конверта выпали две зеленые бумажки по пятьдесят долларов каждая. Отец Феликса сразу сообразил, что просто так, за лучезарные глаза его сына доллары давать никто не будет, их надо отрабатывать. Эту мысль подтвердило содержание письма. Шоу писал, что просьба его состоит в том, чтобы Феликс, пересылал в США за определенный гонорар материалы, касающиеся политических настроений, образования, стремлений русских людей. Адресату настоятельно рекомендовали подписываться вымышленным именем. Свое согласие Феликс должен был сообщить в США по указанному адресу запиской произвольного характера, но с указанием, что она предназначается редакции некоего журнала американского общества химиков.
Отец, ничего не знавший о связях сына с иностранцами, в законном гневе разорвал письмо. Затем последовал бурный разговор с Феликсом. Да, Феликсу пришлось признаться, что безобидное на первый взгляд знакомство обернулось скверно. Феликсу пришлось снять розовые очки, через которые он взирал на своих заокеанских знакомых —Лэрримора и Шоу.
Итак, все вставало на свои места. Дон Лэрримор уже не рисовался в сознании Феликса обаятельным студентом, увлекающимся русской литературой. Феликс увидел определенную закономерность, последовательность в действиях Дона и Шоу. Один разведчик передал его с рук на руки другому. Ему прислали аванс за будущую "работу". Он стоял на грани падения. Феликс это понял, но смалодушничал. Он не пришел с повинной в органы госбезопасности. А за океаном нервничали, ждали ответа. Феликс медлил.
— Медлил— это даже не то слово,— вспоминает Феликс.— Я попросту не хотел отвечать. Я был страшно напуган случившимся.
Другое письмо от Шоу носило более решительный характер. В нем появились нотки хозяина, покрикивающего на своего работника. "Почему не присылаете информацию? Почему не выполняете нашего договора? Вы должны это сделать побыстрее! Мы научим вас средствам тайнописи".
Второе послание смыло остатки грима с лиц Лэрримора и Шоу. А некоторые любопытные факты из их деятельности окончательно разоблачают их как представителей американской разведки.
Обаятельный "студент" Дон Лэрримор. Он же — корреспондени агентства Юнайтед Пресс Интернейшнл (ЮПИ). Он же — сотрудник разведки США. Люди, подобные ему, служат основными ячейками сетей американского шпионажа. Они ловят добычу, которой занимаются потом другие. Короче говоря, Лэрримор — вербовщик. В его обязанности входит прощупать человека, наметить жертву. За того типа, познакомившего его с Феликсом, от тоже получил вознаграждение. Речь идет об изменнике Родины Дольберге, который перебежал в Западную Германию.
Дон Лэрримор не пропускает ни одного молодежного фестиваля. На последнем фестивале в Хельсинки он также выступал в обличье туриста. Дон Лэрримор метался на своем "Фольксвагене" из одного конца города в другой, провоцируя фашиствующих хулиганов на выступления против фестиваля. А на Венском фестивале он исполнял роль так называемого редактора грязного антифестивального листка.
Ирвинг Шоу. Начнем с того, что он не Ирвинг. Он — Джозеф, так по крайней мере он числится по паспорту. Действительно, Шоу профессор, действительно, славянист, действительно, знает русскую литературу. И приезжал он на самом деле на конгресс пушкинистов.
После окончания работы конгресса Шоу предался другому своему "увлечению". Перед тем как он появился у Феликса Ш., московская милиция задержала его. Профессор был занят делом: фотографировал секретный объект. Назавтра Шоу вновь был задержан за тем же самым занятием. Профессору пришлось покинуть СССР.
Но он не считал свою поездку безуспешной. Ему казалось, что Феликс — уже в сетях, остается только вытянуть его. И Шоу послал Феликсу письмо.
В истории с Феликсом Ш., как видите, имели место элементарный шантаж и запугивание. И Феликс струсил. Он не стал шпионом, но и побоялся сразу выдать тех, кто его вербовал.
— Я попросту смалодушничал, — говорит он.— Свою совесть я пытался успокоить такими мыслями: "В конце концов ничего противозаконного ты не совершил, договоренности о снабжении Шоу информацией на самом деле у тебя не было. Но в КГБ тебе могут не поверить, потому что Шоу в своем письме утверждает, что договоренность была. Так что лучше ничего не сообщать".
Когда знакомишься с неприглядной историей Феликса, в первую очередь задаешь себе вопрос: как мог в общем-то хороший советский парень оказаться в таком незавидном положении? Каковы те обстоятельства, которые толкнули Феликса на грань катастрофы?
Феликс вырос в хорошей советской семье. Он неплохо учился, получил высшее образование, обзавелся семьей, стал отцом. А до этого?
Предоставим слово Феликсу.
— Вы понимаете, — говорил он сотрудникам КГБ. — Я был тогда стилягой, поганеньким юнцом. Мы все отрицали, какой-то мелкий недостаток, о котором мы вычитывали в газетах, казался нам не частностью, а явлением... Чего только не болтали, противно вспоминать. Но мы не отдавали себе отчета в том, что мы, этакие доморощенные нигилисты, состоим на учете в иностранной разведке. Знакомства с иностранцами казались нам такими невинными...
В кругу своих тогдашних знакомых (значительная часть этой теплой компании отсиживается нынче в лагерях за фарцовку и иные, еще более неприглядные преступления) Феликс восклицал:
Феликс Ш. забыл, что, помимо американской разведки, существует еще и советская контрразведка. Сотрудники Комитета государственной безопасности прекрасно знали, в какую сеть он чуть было не угодил. Они убедились, что Феликс не откликнулся на предложение Шоу, что он не отвечает на письма профессора. И тогда Ш. был приглашен в КГБ. Просто на беседу.
Когда Феликс вышел из Комитета, он улыбался. С плеч у него свалился груз, который он нес несколько лет и так и не набрался мужества сбросить сам. Ему поверили, ему протянули руку. Именно сотрудники КГБ, между прочим, попросили нас не называть фамилию Феликса.
В связи с этой историей невольно возникает еще один вопрос. За последние годы в нашу страну приезжало много туристов, делегатов различных конгрессов. Да, мы за культурный обмен, который позволяет народам лучше узнать друг друга. Наш народ гостеприимен, приветлив. Но так мы встречаем только друзей. Врагам нашей Родины типа Лэрримора, Шоу и им подобным нет места на нашей земле. На страже советского общества прочно стоят славные чекисты. Всегда рядом с ними— миллионы советских людей, которые помогают органам госбезопасности нести почетную вахту по защите нашей жизни, спокойствия.
Вот почему мы можем сказать: осечка г-на Лэрримора — вполне закономерное явление.
В. Кассис,
А. Резвушкин".
Комментариев нет:
Отправить комментарий