"...Так и ходят вкруг одной фигуры,
Как распространившийся падёж".
70 лет назад в СССР
редко попадались вредоносные деятели, которых не удовлетворял не только
"Чапаев" Дмитрия Фурманова, но и "Белая береза" Михаила
Бубеннова:
"А. Макаров
Тихой сапой
В антипатриотической
группе космополитов и эстетов одно из первых мест по "заслугам"
принадлежит Федору Левину. И, однако, многие читатели, вероятно, с удивлением
прочли эту почти незнакомую им фамилию. Ибо давно уже минуло то время, когда
она то и дело мелькала на страницах критико-библиографических отделов журналов
и газет. Давно уже носитель этой фамилии осмотрительно перенес свою
деятельность в недра различных литературных комиссий и секций, давно уже сменил
свое злопыхательское перо "критика" на вкрадчивый шопот литературного
"консультанта".
С годами менялась
тактика, но не менялось существо его вредоносной деятельности, смысл которой
всегда сводился к попыткам унизить русскую культуру, оболгать советскую
литературу, дезориентировать писателей и внушить читателям мысль о
"неполноценности" лучших произведений нашей литературы.
В своей статье
"Белинский и народность", опубликованной в 1936 году, он
издевательски искажает образ великого революционера-демократа. Вытравляя из
учения Белинского все его революционное содержание, Ленин превращает великого
революционера-демократа в буржуазного либерала, якобы видевшего "подлинные
интересы народа… в скорейшей "европеизации" России". Взяв
ошибочное положение из самой ранней работы великого критика, которое В. Г.
Белинский сам опровергал во всей своей последующей деятельности, Ф. Левин пишет:
"Белинский считал петровские реформы привнесенным извне переворотом.
Сообразно этому и русская литература также была иноземным плодом, пересаженным
на русскую почву, но еще не привившимся".
Прослеживая всю
критическую деятельность Ф. Левина, легко обнаружить, что он всегда использует
один и тот же прием: лицемерно хваля писателя за тему, пытается в то же время
развенчать в глазах читателя самые лучшие произведения советской литературы, за
их якобы художественную слабость.
Одна из любимейших
народом книг "Чапаев" Дмитрия Фурманова, оказывается, далеко не
удовлетворяет Ф. Левина.
"Глаз то и дело
цепляется за разные мелкие шероховатости, стилистические погрешности. Начало
повествования замедлено. Сцена отправки на фронт иваново-вознесенских ткачей
очень обыкновенна", - пренебрежительно отзывается "критик" об
одной из наиболее замечательных глав "Чапаева", написанной с
удивительной художественной силой и яркостью.
Еще менее
удовлетворяют Ф. Левина такие классические произведения советской литературы,
как роман Н. Островского "Как закалялась сталь" и
"Педагогическая поэма" А. Макаренко. "Обе эти книги носят носят
слишком сильный отпечаток автобиографичности, дневниковости, в них недостаточно
отсеяно лишнее, мелкое, второстепенное, книги эти, так сказать, недостаточно
профессиональны в смысле литературного умения".
Так Левин шельмует
дорогую сердцу каждого советского человека книгу Н. Островского, запечатлевшую
лучшие типические черты характера героя нового социалистического общества в
незабываемых художественных образцах!
С тех же гнилых
антипатриотических позиций Ф. Левин оценивает замечательную книгу Ю. Крымова
"Танкер "Дербент", первую книгу в нашей литературе, талантливо
раскрывшую патриотическую сущность социалистического соревнования. По мнению Ф.
Левина, эта повесть "литературно несовершенная", ее герой "мало
думает, мало говорит, мало спорит, ему нехватает "человеческой
глубины".
Тусклыми, незрячими
глазами смотрит Ф. Левин на советскую литературу, и уныло ползут его глаза по
ее страницам, цепляясь за воображаемые шероховатости и отбрасывая главное.
Поразительна развязная безапелляционность его оценок! Нередко он доходил до
оскорбительности, до наклейки клеветнических ярлыков на то или иное
произведение. Достаточно сказать, что повесть А. Макаренко "Флаги на
башнях", в которой проявился ищущий, пытливый, созидательный ум советского
педагога-художника, Ф. Левин оценил как… "моральное бульдожество".
После исторических
постановлений ЦК ВКП(б) о литературе и искусстве, когда неизмеримо повысилась
требовательность к идейному содержанию литературной критики, Ф. Левин уже не
рисковал открыто выступать против лучших произведений советской литературы. От
прямых атак и наскоков на нее в печати он перешел к работе тихой сапой.
Пользуясь беспечностью и приятельскими отношениями, еще не изжитыми в
литературной среде, он уютно окопался в комиссии по критике Союза писателей, в
редакционном совете издательства "Советский писатель", в сценарной
студии Министерства кинематографии.
Новое положение "скромного
консультанта", члена редсовета, имело даже немалые преимущества перед
открытыми формами борьбы. Оно скрывало от гласности, давало возможность
затруднять выход к читателю новых произведений. Вот Левин строчит "закрытую
рецензию" для издательства "Советский писатель" о книге
патриотических рассказов Б. Полевого "Мы – советские люди", доносящих
до нас правду незабываемых лет, подлинные были Великой Отечественной войны, и
всячески пытается дискредитировать эту хорошую книгу:
"Индивидуальность
автора я не могу в них уловить ни в чем. Они написаны в той общей,
нивелированной, безличной манере, тем унифицированным языком, который не имеет
отличительных особенностей".
Вот в другой рецензии
о замечательной книге, высоко оцененной народом, - "Белая береза" М.
Бубеннова Ф. Левин требует коренной переработки книги, якобы искажающей
действительность. На конференции редакторов областных альманахов в Союзе
писателей он, лицемерно хваля книгу за тему, однако, находит в ней отход от
реалистического изображения жизненных героев и недостаток вкуса, и вообще "вещи,
азбучно недопустимые".
Вот он на семинаре
критиков "отечески-сурово" журит молодого критика из Пензы З. Гусеву
за то, что она "увлеклась" содержанием романа Т. Семушкина "Алитет
уходит в горы" и не заметила его слабостей. Слабости же эти, по мнению
Левина, заключаются в том, что Семушкин продолжает в образах американцев...
традицию буржуазного колониального романа! Это прямая клевета на произведение,
которое своим идейным содержанием и всей системой художественных образов прямо
противостоит лживой экзотической буржуазной литературе о "малых"
народах, клевета на советского писателя, который в образе Чарли Томсона и
других американских контрабандистов как раз разоблачает хищническую роль
американских колонизаторов.
И вот, наконец Ф. Левин
полностью раскрывает себя, как противник советской литературы, на осуждении
журнала "Дальний Восток" в Союзе писателей, лживо обвиняя роман "Далеко
от Москвы В. Ажаева в... безидейности!
"Не видно, чтобы
автор ставил себе какие-то цели, хотел выразить какое-то свое отношение к
чему-то и решить какой-то жизненный вопрос... Роман в наших глазах вырождается
в описательство... В романе нет этой большой идеи. Конечно
(!?), я не могу
считать всерьез, что идея романа показать, что стройка в тылу такого масштаба
не менее важна, чем бои на фронте (!?)". Левин издевательски высмеивает
патриотические стремления Алеши Ковшова, который рвется на фронт.
Естественные для
советских людей разговоры о самом насущном и важном в их жизни – о
производстве, о войне, о борьбе против фашизма безродный космополит считает
нереальным, неестественным, презрительно называя эти разговоры "цитатами
из передовой статьи" и паясничает перед собравшимися: "Если... я буду
говорить о том, что советская власть – хорошая власть, а он (воображаемый
собеседник. – А. М.) будет говорить, что у нас лучшая конституция в
мире, то у нас разговора не выйдет, потому что мы оба это знаем"...
Так от охаивания отдельных
произведений Ф. Левин приходит к замаскированным выпадам против всего
советского образа жизни, против нашей партийно-советской печати, против
советской литературы, правдиво отражающей действительность.
Уже из этих примеров
видно, что "деятельность" Левина, опорочивавшего одно за другим
лучшие произведения последних лет, была направлена на то, чтобы сбить молодых
писателей с правильного партийного пути, ослабить патриотическое звучание нашей
литературы. Его антипатии достаточно разоблачают неказистую фигуру
эстетствующего злопыхателя и космополита. Но не менее ясно проявляется
антипатриотическая сущность этого безродного космополита и в его симпатиях.
Это он на заседании
комиссии по критике Союза писателей поднимает на щит гнилую повесть Н.
Мельникова (Мельмана) "Редакция". На заседании секции прозы ССП он,
захлебываясь от восторга, превозносит порочную повесть Э. Казакевича "Двое
в степи".
Это Ф. Левин,
превозносивший в одной из статей 1939 года "завоевания"
эстетствующего формалиста Б. Пастернака, значения которых "недооценено
нашей поэтической молодежью", услужливо составляет в 1947 году для
издательства "Советский писатель" книгу "Избранного" Б.
Пастернака.
В беседе с молодыми
критиками из областей, в конце 1947 года, он возводит в образец антипатриотические
писания Юзовского и Гурвича; он же ставит в пример эти писания студентам
Литературного института.
Таков подлинный "творческий"
облик Ф. Левина, почитавшегося, благодаря маскировке и увертливости, некоторыми
благодушными людьми за персону "кроткую" и "незлобивую и даже
как бы и фигуры не имеющую. Фигура имелась, и достаточно определенная. Это –
фигура прожженного ура-космополита и эстета, травившего – сначала открыто, а
потом исподтишка – все новое в советской литературе".
("Литературная
газета", 1949, № 15 (19, февраль), с. 3).
Комментариев нет:
Отправить комментарий