"Мы нашу жизнь с тобой навек связали…"

"…Москва моя, державная моя.

В твоем Кремле живет товарищ Сталин,

По всей земле живут твои друзья".

65 лет назад в СССР старых академиков, маршалов и кузнецов для самых решительных полемик доставляли в Кремль ночью:

"С. Васильев

Кремль ночью

Не слыхать дневного гула.

Стынет камень плит.

Тишина.

                  Москва уснула.

Только Кремль не спит.

Весь огнями изукрашен

стрельчатый посад.

Девятнадцать грозных башен

время сторожат.

Вдоль по каменной зубчатке

легким сквозняком

пробегает без оглядки

ветер босиком.

То на башенной макушке

флюгер шевельнет,

то опустится к царь-пушке,

ядра перечтет.

То лихой мотив затянет

новым песням в лад,

то на цыпочки привстанет

и нечаянно заглянет

в глубину палат.

А кремлевские палаты

чудеса таят.

Чудодеи аппараты

на столах стоят.

По невиданной проводке,

по путям прямым

говорит с Кремлем Чукотка,

отвечает Крым.

Для решительных полемик

ночью во дворец

вызван старый академик,

маршал и кузнец.

Люди плана и сноровки

на доклад пришли.

Знатоки литья и ковки,

мастера земли.

Принесли с собой детали,

снимки, чертежи,

вороные слитки стали,

зерна спелой ржи.

Утверждаются указы,

цифры срочных смет.

Двум большим державам сразу

пишется ответ.

Неотложная работа

гонит дрему прочь.

И все время ждут кого-то

Боровицкие ворота,

раздвигая ночь.

Жар ночной работы долог…

Наконец, дремля,

угасает млечный полог

звездного Кремля.

Гаснут тихо друг за другом

люстры всех палат.

И летят машины цугом

в гору, на Арбат!

…Меркнет глаз въездного знака.

Кремль замолк опять.

Но, прислушавшись, однако,

можно услыхать:

кто-то, где-то очень глухо

прозвенел в ночи.

То история-старуха

достает ключи.

Сразу связку вынимает

кованцев больших

и со связкою шагает

мимо часовых.

Открывает двери тихо

с потайным замком.

Ей тут, верно, каждый выход,

каждый вход знаком.

Мимо пестрых узорочий

под граненый свод,

прямо к Сталину в рабочий

кабинет идет.

Появилась у порога,

вслух произнесла:

- Отдохнул бы хоть немного,

Встал из-за стола.

Сколько ж можно, в самом деле,

Люди спят давно!..

А рассвет уж еле-еле

побелил окно.

Поздних звезд ночное просо

ветер сдул с небес.

Первый стриж пронесся косо

снам наперерез.

Над Москвой-рекою стало

Все уже видней,

и туман своих усталых

расседлал коней".
"Литературная газета", 1952, № 19 (9, май), с. 2).