"… Качала седая пурга.
Летели, кружили и пели метели,
Стеною вставали снега".
Летели, кружили и пели метели,
Стеною вставали снега".
"Черты современника
Розовый, с белым подбоем кулан мотнул длинноухой головой и засеменил по гребню. Прикрывшись ладошкой от солнца, молодая женщина с сожалением провожала его взглядом. Вот и скрылся. Единственное живое существо, сколько ни гляди окрест.
В глазах у Лины будто песок насыпан: досветла просидела у лампы. Ждала мужа. В первом часу сигнал тревоги поднял Вячеслава с постели. Конечно, она могла бы спать: нарушителем часто оказывается непутевый шакал или волк. А если нет? Если волк в человечьем обличье? Попробуй, усни. Приготовила медикаменты, оделась — и жди, будь ко всему готова, товарищ жена. Сколько ни живи на границе, к тревогам не привыкнешь.
Вот и сын Женька бежит, на бегу выпаливает: "Мама, а тетя Оксана снова плакала!" Снова плакала?.. Эх, Оксана, Оксана...
Чуть больше месяца назад прибыла на заставу молодая пара. Сережа ее, правда, возрастом постарше — ему уже двадцать два, да и погоны солидность придают. А вот Оксана...
Лина вспоминает их первые разговоры — и смешно и грустно. Сама она старалась быть с Оксаной веселой, почти беззаботной: выше нос, милая, здесь не только воздух свежий, здесь по-своему интересно. Рассказала ей, как вчера в дом чуть было не забрела лиса. Приготовила жаркое из мяса дикобраза, стала учить доить корову. А у Оксаны лицо растерянное, страшновато ей... Слушает про курьезы, а спрашивает про серьезное: "А с работой как же?" — "Не волнуйся, на заставе без дела не сидят..." — "Да нет, я о работе по специальности...". Тут уж Лине сказать что-то утешительное трудно. Сама она метеоролог, и, когда жили на соседней заставе, метеостанция была рядом. А здесь, за сто километров от ближайшего жилья, работать негде.
"Пока студентка — будешь учиться заочно,— наконец ответила Лина.— У нас многие учатся. А станешь экономистом, глядишь, и пригодится диплом. Переведут ли мужа в Поселок, в другое ли место..."—"А если не скоро?" — "Не скоро, так не скоро,— отрезала Лина. — Забот на заставе ой-ой как много...".
Через день Оксана со вздохом, но очень решительно сказала: "Что ж, значит, буду домохозяйкой, знала на что шла" — "То есть как это — домохозяйка? — рассердилась Лина.— Запомни, хоть ты без погон и оружие тебе не положено, но ты тоже несешь пограничную службу. А в чем она — сама скоро поймешь".
Через полмесяца стала привыкать Оксана, даже маме написала в самых радужных тонах. И вот опять!.. "Рано я за нее успокоилась,—думала Лина, направляясь к заставе.— Видно, с ней надо быть побольше, занять ее...". И удивилась, когда возле дома увидела улыбающуюся Оксану — стояла у фисташкового дерева, искала редкие орешки. «На заставу приехал корреспондент. Кажется, из самой Москвы".
Этим корреспондентом был я. Часом позже, когда мы уже пили чай с медом, Оксана посмотрела на календарь и лукаво хмыкнула. Лина перехватила ее взгляд и выдала секрет: "У них с Сергеем сегодня юбилей —два месяца со дня свадьбы.
Давай-ка, Оксаночка, сегодня прически сделаем...".
Непринужденный шел у нас разговор. Веселая Оксана рассказала, как помахали ей белыми "платочками"-хвостиками джейраны, промчавшись мимо заставы. Лина сообщила, что они с Оксаной собираются съездить верхом в гости на соседние заставы, да вот коней еще побаиваются. Вопрос —ответ. Я расспрашиваю —они отвечают, посмеиваются. Пока я не царапнул вопросом: "Не обидно ли быть "просто женой"?
—А я не "просто жена",— посерьезнев и глядя мне в глаза, ответила Лина.—Я жена начальника заставы. Это не одно и то же. Впрочем, вы, наверное, не совсем ясно представляете, что это за должность...
Чуть позже, когда я познакомился с жизнью пограничников поглубже, разъяснилось многое. Правда, о Сергее Шевлякове говорить еще рановато: он после десятилетки пошел в училище по стопам дяди-пограничника, всего полтора месяца на заставе. Зато Вячеслав Федоренко —фигура, можно сказать, типическая для наших погранвойск.
Начну хотя бы с того, что в училище он пошел, отслужив действительную на границе. Как ни трудна пограничная служба, но подобно Федоренко поступают многие солдаты. Тут свой секрет: для каждого из них начальник заставы — не только боевой командир, не только политический воспитатель, но и человек, на которого хочется походить во всем.
У Вячеслава есть притягательная сила. При взгляде на него невольно хочется самому подтянуться, стать чуть более бравым, чем ты есть. Широкоплечий, стройный, спокойный, офицер Федоренко восхищает солдат: во-первых, своей физической силой и настойчивостью, а, во-вторых, способностью быть внимательным не только к каждой мелочи в службе, но и к каждому движению солдатской души. Для него "личный состав" —не однородная масса, а десятки характеров, индивидуальностей.
Кроме службы на границе, отнимающей львиную долю суток, начальник должен еще и учить солдат. Отлично стрелять. Ездить на лошади. Владеть техникой. Распознавать невидимые следы. Он должен ежечасно заботиться о том, чтобы у них был хороший тонус, чтобы они были вкусно и вовремя накормлены, чтобы не скучали даже в короткую пору отдыха. Чтобы у коня был овес, а служебные собаки были готовы к поиску. Чтобы библиотека пополнялась новыми книгами, а струны к солдатской гитаре прислали скорей.
Застава —это не только боевое подразделение. Застава — это маленький мир со всем многообразием житейских проблем, решать которые приходится каждый день и без подсказок, собственными силами и своим умом.
—Знаете, в чем я вижу свой долг? Чтобы Вячеславу работалось спокойнее и легче,— сказала мне Лина. —Чтобы его настроение, как ртуть в градуснике, повышалось от домашнего тепла. Иногда вот слышишь от Славы, дескать, устал, не железный и все такое, и говоришь себе самой: а вот ты — жена, должна быть железной.
Позже, когда я вернулся в Поселок, в политотделе части мне показали пачку грамот, которыми решено наградить жен офицеров. Мне рассказали о Наталье Карлаш, баянистке, организовавшей самодеятельность на заставе. О педагоге Нине Кобловой, приобщающей солдат к литературе, о Наталье Четвериковой —лучшем распространителе книг среди воинов, о Тамаре Мещеряковой —"нашей Зыкиной" с самой далекой горной заставы. Узнал я и о других женах пограничников, которые читают солдатам лекции, учат их рисовать и петь, ведут политкружки.
"А как же Лина и Оксана?— невольно подумал я.— У них ведь нет особых талантов. И образование среднее — такое же, как у большинства солдат. Чем могут быть полезны они заставе?" Ответила мне Валентина Андреевна Кравченко, прожившая с мужем на заставах без малого полтора десятка лет. Она показала пожелтевшую фотокарточку, где на фоне горного потока запечатлена она сама — настолько юная и по-детски беспомощная, что даже Оксана рядом с нею показалась бы солидней.
— Вот такой он меня увез на заставу — десятилетку окончить не дал,— посмеиваясь сказала она.— Солдаты были постарше. А все равно приходилось быть для них вроде мамки: имениннику пирог испечешь, у больного посидишь, а кто запечалится — просто по-доброму поговоришь, он и отойдет. Да и женский глаз, сами понимаете, на хозяйские дела позорче. Сама не распоряжаешься, а мужу подскажешь, если что не доглядел.
И я вдруг опять услышал оброненную Линой фразу: "Хотела солдатские занавески простирнуть..." и рассказ ее, как готовила солдатам плов на праздник, как делали елку для казармы из колючих кустов.
—Когда женщина на заставе заботливая, и жизнь солдатская помягче,—продолжала Валентина Андреевна.—Кстати, мужа каждый день как на смотр генеральский готовишь: чтобы ухожен был, чтобы воротничок белее белого... На первых порах, бывало, всплакнешь тайком, а чуть заметишь, что он хмурый пришел, на все готова, чтобы дух поднять... Великая на жене офицера заставы ответственность...
Ответственность... Слово это прозвучало еще не раз, когда вечерком перед моим отъездом собрались в гостинице офицеры. У всех на плечах зеленели погоны с двумя просветами, а за плечами у каждого были десятки лет работы на границе. Вспоминали о всяком: как героически во время войны вели себя жены пограничников, становившиеся медсестрами, радистками, партизанками. Пограничная служба неизбежно порождает в людях ответственность и самостоятельность. Не только в офицере, который отвечает на заставе за все и вся, но и в каждом солдате, принимающем решение на месте, но и в офицерской жене, которой во всех своих делах не на кого рассчитывать, кроме как на саму себя.
Я спросил у офицеров, что посоветовали бы они девушке, полюбившей пограничника. "Пусть заглянет к себе в сердце —много ли там мужества",—ответил мне седоватый подполковник.
Э. Кондратов,
спец. корр. "Известий".
Н-ская часть.
Южная граница".
("Известия", 1974, № 17 (19 января, московский вечерний выпуск), с. 4).
Комментариев нет:
Отправить комментарий