"… Как в грозные дни
наступлений былых,
Он с Лениным держит
совет".
65 лет назад советские
люди с нетерпением ждали очередного прибавления в дружной семье советских морей:
«Волго-Дон
Константин Прийма
Далеко за полночь,
когда на просторах донского займища стали меркнуть пепельно-светящиеся Стожары,
я выбрался со своим конём из густых зарослей глубокого оврага на белесый,
дышащий остуженной прелью берег Дона. Слева, на юго-западе, на треть неба
пылало зарево огней Цимлянского гидроузла.
И вдруг я услышал
далёкий всплеск вёсел и скрип уключин. Склонившись над водой, я закричал, и
вскоре волна донесла далёкий голос:
- Слышу, плыву.
Из-за седых
склонившихся над водою верб показалась лодка, а в ней — высокий бородатый
старик в казачьем картузе. Я хотел было сесть на вёсла, но старик властно
сказал мне:
- Держи лучше коня!
Дон шуток не любит. Видишь, как разлился! На стремнине, того и гляди, закрутит.
И он могуче налёг на
вёсла. Конь рванул поводья, всхрапнул и шарахнулся вглубь, повинуясь моей руке.
... И вот мой
стреноженный конь пасётся на траве, а мы сидим у костра. Я подкладываю в огонь
сухой валежник, а старик рассказывает мне о своей жизни. Он сторож винсовхоза,
всю жизнь рыл колодцы, батрачил у казаков, всю жизнь искал счастья...
— И оно пришло, —
говорит старик.
Я слегка трогаю
сухие ветки в костре, их охватывает пламя, и на обветренном, бронзовом лице
старика, в его глазах я вижу радость. Мы оба смотрим вдаль, через Дон, на огни
Цимлянского гидроузла и долго молчим.
— Видимо, диковинной
для казаков кажется эта стройка в степи, — говорю я.
— Кому диковинной, —
глубокомысленно отвечает старик, — а мне нет: я давно знал...
— Откуда вы это
знали?
— Знал, —
многозначительно отвечает он. — Ты спроси у меня, чего я не знаю. Я за
семьдесят лет вырыл тысячу колодцев. Думаешь, я от хорошей жизни рыл казакам
колодцы. Я рыл землю и искал счастья... Ты спроси, чего я не знаю. Ты думаешь,
Волго-Дон — это так себе, просто построили, и всё?..
Я подложил в костёр
сухой вербовой коры, прилёг на чёрной бурке, и старик рассказал мне легенду.
— Давно это было.
Более тридцати годов уже прошло. Как-то сошлись мужики в Поволжье, написали
грамоту к Ленину и пошли в Москву. Много в ту пору к Ленину ходоков ходило.
Летом было дело. У нас на Дону и в Поволжье в степях жарища, духота, а в
Москве, как всегда, ливни-ливнем идут, потоп-потопом. Ну, конечно, промокли
наши ходоки насквозь и прямо с дороги направились в Кремль: хотели узнать,
когда к Ленину на приём проситься можно. А Ленин, как ни был занят, дела
отложил в сторону да с ходу и пригласил крестьян. Мужики наши мокрые — ну, ни
сухой ниточки! — входят это к Ленину. Ну, вошли. А у него в кабинете товарищ.
Молодой. Стройный. Черноусый. С трубкой. И не курит, а знай посасывает её и
ходит по ковру. Ну, наши, которые Царицын обороняли, сразу признали, что это
Сталин.
На столе у Ленина
телефоны, карты, планы, гора книг. Видят ходоки наши, что, значит, Ленин и
Сталин о чём-то советовались, должно быть, думали, делились, как и откуда
зачинать коммунизм. Видят это ходоки, что в неурочный час попали, и потянулись
было назад, к двери...
«Может, мы, Владимир
Ильич, помешали?» — спросил один, безрукий.
«Нет, — отвечает
Ленин.-Нам ходоки из народа не помеха. Для нас ходоки — это добрые вестники...»
— И подставляет Ленин ходокам-крестьянам плетёные стулья, любезно так
приглашает садиться.
А крестьяне
рады-радёхоньки, что с Лениным и Сталиным встретились, но чувствуют себя
стеснённо, не садятся: ведь мокрые с головы до пят.
Который был среди
ходоков старший, значит, собрался. Перекрестился. Достал из-под шапки письмо от
народа — грамоту. А она вся раскисла, расползлась на клочки. Не прочтёшь. И это
подаёт её Ленину.
Владимир Ильич
бережно так разложил те кусочки грамоты на газете «Правда». И так вертел и
эдак, затем подал Сталину. Товарищ Сталин посмотрел-посмотрел и отложил. Не
поймут, не разберут, что написано.
«Слушаю вас, дорогие
крестьяне, — говорит им Ленин. — С чем пришли?»
«Нам бы водицы, —
ответил старший. — Водицы...»
Ленин эдак
быстренько из графина в стакан буль-буль-буль. А Сталин, значит, подаёт стакан
старшему.
Не стал старший пить
воду. И опять собрался с духом, переставил стакан на стол, поблагодарил и
говорит.
«Не то».
Встал Владимир
Ильич, подошёл к ходокам вплотную. А хитринка такая в глазах сверкает, тёплая
улыбка озарила.
«Дорогие товарищи! —
говорит Ленин. — Не пойму я, в чём дело. Похоже, что вы ночь где-то по шею, — и
показывает вот так рукой, — в воде стояли и ещё пить просите».
«Просим, Владимир
Ильич, — отвечает ему старший. — Земли-то у нас теперь вволю, а вот воды нет.
Водицы нам бы на поля...»
—«...в Заволжье», —
всколыхнулся безрукий.
— «...в
Задонье», — промолвил второй.
— «...в Прикаспий»,
— вздохнул третий.
«Там, в грамоте, —
снова заговорил старший, — народ просит вас издать декрет о воде, декрет против
засухи».
Задумался Ленин.
Мужики стоят, склонив на посохи головы. В окно виден двор Кремля, а в нём
царь-колокол, рядом — царь-пушка, а в лужах, на камнях сверкает ясное солнышко.
И в кабинете — тишина. Слышно только маятник больших стенных часов: «тик-так»,
«тик-так» — да мягкие шаги Сталина по ковру: «так-так», «так-так». Ленин
остановился возле книжного шкафа; правая рука в кармане, а левою бородку
щиплет.
«Да, — говорит он
Сталину, — вот задали задачу крестьяне! Велики же думы народа, а?»
«Велики, Владимир
Ильич, — отвечает Сталин. — Велики, неисчерпаемы и силы у народа».
Немножко помолчали.
И снова в глазах Ильича искра просияла.
«Дорогие мои
крестьяне! — говорит он. — И как же вы во-время угадали к нам придти? Да над
этими самыми планами мы со Сталиным сейчас думу думали. Садитесь же к столу!» —
И в третий раз приглашает да почти силком усаживает ходоков в плетёные кресла.
Карты, планы перед ними все раскрыл и всё допытывается, а нет ли среди ходоков
кого с реки Иловли, с Камышинки, с Иван-озера, из тех, значит, мест, где ещё
царь Пётр трудился, имея мечту соединить Волгу с Доном.
И с Иловли и с
Иван-озера нашлись тут ходоки.
«Ну что? —
обращается к ним Ленин. — Что ежели мы в тех местах возьмёмся вновь за дело?» —
И показывает ходокам старый-престарый план Петра о Волго-Доне.
«Нет, Владимир
Ильич, — отвечает ему безрукий. — Петровы планы нам ныне не указ».
«Петрова мечта, она
куцая была», — говорит второй.
«Орошали раньше нашу
землю, — сказал старший, — кровью крестьянской орошали, а водой и не
собирались!»
«Метко сказано», —
промолвил Иосиф Виссарионович. А сам, значит, ходит по ковру, чёрный ус крутит
да трубку во рту держит, а не курит: уважал Ильича, в его кабинете курить себе
не позволял.
«Так что же, дорогие
крестьяне, вы предлагаете?» — ласково спрашивает Ленин.
«Дума в народе есть
такая, — вздохнул безрукий. — Дума — запрудить тую Волгу».
«И Дон тоже», —
сказал кто-то из ходоков.
«Водицы бы нам на
поля дать», — добавил старший.
«Плотины нужны, —
завершил Сталин. — Гидростанции. Вот о чём мечтает народ».
«Волго-Дон! —
просиял Ленин. — Мечта России!»
И умолк. Он стоял у
стола над картой. Взгляд его орлиный прошёл над головами крестьян, в окно,
через Кремль, куда-то в синюю даль неба. Должно быть, он увидел на тридцать лет
вперёд нас и эту стройку...
«Сам люблю
помечтать! Нельзя не мечтать! Надо мечтать! Но трудно нам сейчас, крестьяне». —
И опять задумался на минутку Ленин. А потом в глазах снова сверкнула такая
хитринка, и спрашивает он крестьян:
«А что, может,
пригласить на помощь которых из-за границы, попросить их прорыть канал,
построить плотины?»
А безрукий из
ходоков и отвечает Владимиру Ильичу:
«Оно бы можно
попросить у них помощи, ежели бы они, буржуи, были люди, как люди, а то ведь
они звери, истые акулы».
«И то верно, — улыбнулся
Ленин. — Знать я их немножно знаю. Ну, что ж, значит, придётся нам самим
строиться. Тяжело, трудно нам будет самим, но мы выкарабкаемся из нужды.
Разобьём интервентов, белогвардейцев, и какая замечательная жизнь настанет у
нас!»
«Я думаю, что мы Волго-Дон
построим после того, как перетопим кадетов и интервентов в Волге, Дону и Чёрном
море, — твёрдо сказал Сталин. — Народ построит. Раз народ взял власть в руки,
народ-творец и коммунизм воздвигнет!»
И тут пошла у наших
крестьян с вождями такая задушевная беседа, отколь и как зачинать строить
коммунизм. И, прощаясь с крестьянами, Ленин, пожимая им руки, напутствовал:
«Спасибо за совет. А
воду, значит, дадим вам в сухие степи. Вот поживём немножко, заводы подымем,
новых понастроим, хозяйство укрепим, мужика на трактор посадим и дадим воды
вволю. Так и скажите в народе: осуществят большевики вековую думу-мечту —
соединят Волгу с Доном!»
И Сталин, прощаясь,
своё слово сказал, что, мол, Деникина победили и засуху победим...
Так оно и вышло.
Правда, Гитлер немного помешал нам. Но тут пришлось, как знаешь, советским
людям перетопить в Волге и Дону и гитлеровцев и осуществить вековую мечту.
... Уже на рассвете
я прощаюсь со стариком, крепко жму его руку и, взяв в повод коня, поднимаюсь на
гору. Перед взором встаёт море — необъятный разлив Дона. Далеко, на несколько
километров, донское займище, поросшее седыми вербами, тополями, затоплено
весенним паводком. Могучие потоки донского разлива вплотную подошли к
Цимлянскому гидроузлу, поднявшись на три метра. Это последний разлив Дона.
Я стою на высокой
Цимлянской горе, и в ушах моих звенит голос старика, рассказавшего мне легенду
о Волго-Доне, а перед взором встаёт синее море, до самого горизонта Цимлянское
море, которого все так ждут, о котором казаки и строители уже слагают новые
легенды и поют новые песни».
("Смена",
1951, № 16 (август), с. 4-5).
Комментариев нет:
Отправить комментарий