"...За каждый пригорок в
ответе,
За каждую елку в
лесу".
45 лет назад на советских границах всё было быстротечно:
«Замполит.
На границе все быстротечно. Еще недавно, всего лишь минуту назад,
большой и сложный организм воинской части жил в ритме, который можно было бы
назвать напряженно-спокойным. А спустя считанные мгновения после звонка с
заставы, известившего штаб, что нарушена государственная граница, этот ритм
стал совершенно другим. Словно стоял на пути под парами паровоз и вдруг,
послушный опытной руке, стремительно, набирая скорость, ринулся вперед...
— У нас «гость», — сообщили с Порогов, куда мы собирались лететь. —
Ведем преследование.
— Это уже второй «гость» на Порогах, — сказал командир части, задумчиво
глядя на большую, во всю стену, карту. — И все здесь, на одном участке. Сейчас
нарушитель из Лесной щели переметнулся в Глухую, пытается выскользнуть из
западни, в которой очутился, и проскочить обратно к границе. По пятам его
преследует наряд, а группа, поднятая по тревоге, перекрывает вероятные пути
отхода...
— Крепенькое испытание выпало для Грачева, — заметил начальник
политотдела. — Всего месяц, как из училища. Начальник заставы ушел в отпуск, он
как замполит остался вместо него.
— Это что, тот лейтенант, к которому недавно приезжали мать и невеста? —
спросил командир. — Славная у него старушка, добрая. Да и девушка — прелесть.
На заочный, слышал, переводится?
— Точно, — подтвердил начальник политотдела. — Будет кончать институт
заочно.
— А как у Грачева с квартирой?
— Свадьба у него скоро. К этому времени что-нибудь найдем.
— Для молодого офицера, а для молодой семьи тем более много значат
первые шаги на новом месте. А Грачев... — Командир расхаживал вдоль карты, и по
тому, как он искоса поглядывал на красный кружок, обозначавший Каменные Пороги,
было заметно, что, говоря о жилищных делах молодого офицера, он думает о
событиях на границе. — Грачев — офицер, на мой взгляд, серьезный, коммунист.
Правда, я еще толком не успел к нему приглядеться, но есть в нем что-то. С
изюминкой вроде человек... Где-то он, интересно, сейчас? Успел ли перекрыть
выход из Глухой?
Подполковник Девяткин как человек, хорошо знающий «свои» кадры, тоже был
неплохого мнения о молодом замполите.
— Совсем горяченький! Едва-едва с училищного пылу-жару. — Но цепкий, в
деле хваткий. Парень искренний, славный. «На Пороги, — спрашиваю его, —
поедете? Там хорошо — скалы, архары, медведи...» А он мне: «Я, товарищ
подполковник, с детства люблю животных». И улыбается. Я принимаю вызов и
говорю: «Рад, что у них появился такой симпатичный защитник, а то охотников
нынче развелось больше, чем зверей». «М-да, — посерьезнев, отвечает он мне. —
Только бы, товарищ подполковник, там, на Порогах, понравилось маме и Галке».
«Галка — это кто, жена?» «Никак нет, пока невеста». И ушел. Завтра чуть свет
ему надо было отправляться на учения. Утром иду вдоль бронетранспортеров:
офицеры окружили новичка и что-то с серьезным видом ему втолковывают.
Догадываюсь: разыгрывают. Прислушался, так и есть — «пужают!» Пороги-де — это
такой гиблый медвежий угол, где солдаты не столько службу несут, сколько
срываемую ветром крышу на заставе приколачивают и от летающих в воздухе камней
прячутся... «Неужели и вправду так?» — уточняет он у меня. Ведь я же
благословлял его на Пороги!
«Эх, — подумал, — молодо-зелено. Если поверил, то считай, что один —
ноль в их пользу». «Ладно, — говорит, — я отыграюсь». Не знаю, отыгрался он или
нет, но на третий день услышал приятную новость: лейтенант Грачев здорово
отличился на учениях и от начальника Главного управления пограничных войск
получил благодарность. А спустя две недели после того, как он заставу принял,
вторая хорошая весть: люди Грачева опасного нарушителя задержали.
...Круто набирая высоту, вертолет все выше и выше забирается в небо, в
безоблачную синь. Курс — на Каменные Пороги.
Внизу стелется ровная степь, местами разукрашенная чахлыми кустиками и
блекло-зелеными травяными лужайками. Внезапно справа, со стороны горных кряжей,
потянулось гигантское — другое слово было бы неточным — русло почти пересохшей
реки, которая сейчас, в сушь, извивалась по глубокому, каменистому ложу
худосочной змейкой. Но немного воображения, и можно представить, каков этот
ручеек в половодье. По такому руслу, наверное, прошли бы и пароходы!
Не успели насмотреться на степь, взгляду открылись необозримые даже с
поднебесья дали предгорного озера-моря. Тень вертолета сказочной ладьей
заскользила по водной лазури, на которой темные пятна облаков выглядели, как
проступающие из воды острова.
Но ничто — ни разомлевшая от зноя степь, ни экзотические переливы
озерных красок — не могло отвлечь от мыслей о событиях на Порогах: о
нарушителе, который скрылся в ущелье и пытается проскочить к границе, о людях
Грачева, которые ведут погоню, стремясь сорвать замысел врага…
Озеро оборвалось так же неожиданно, как и началось. Натужно ревя,
вертолет взмыл еще круче и пошел отсчитывать горные пики. На вершину набегала
вершина, ущелье сменялось ущельем, за перевалом открывался перевал. Так и в
жизни: человек поднимается вверх, в гору, достигает перевала и с удивлением
замечает, что это лишь очередной рубеж, который ему суждено преодолеть, а за
ним, за этим покоренным перевалом, возвышается новый, более далекий и трудный.
Нелегко, очень нелегко идти к нему, но идти надо — уж так устроен мир. И не
будь на нашем пути этих условных вершин-перевалов, жизнь, вероятно, очень скоро
стала бы серой и неинтересной и в конечном итоге потеряла бы всякий смысл...
Один хребет, второй, третий — и снова ныряем в туманную завесу. Косыми
ударами, сначала нерешительно, потом сильнее и звонче по металлическому телу
нашей «стрекозы» хлестнул дождь.
— По-ро-ги! — крикнул капитан Вдовин, командир вертолета. — Такая
чертовщина тут всегда: то солнце и дождь с градом в куриное яйцо, то снежная
каша и солнце, а то все сразу...
Капитан Вдовин приземлил вертолет мастерски, в центр крошечного пятачка,
окаймленного белыми камнями.
— Приехали, можно выходить, — сказал он и первым спрыгнул на зеленый
ковер посадочной площадки. — А вон и сам хозяин Порогов. Жив, здоров и
невредим. А уж сияет, как новенький гривенник.
Из «газика», лихо подкатившего к каменному бордюру посадочной площадки,
не менее лихо выпрыгнул высокий молодой офицер. Одергивая новый китель и
поправляя сверкавшую на солнце портупею, он направился к вертолету, неся на
смуглом лице застенчиво-добрую, сразу располагавшую к нему улыбку. Как, неужели
Грачев? Успел и нарушителя задержать, и на заставу вернуться, и даже нас
встретить?
Да, это был он, лейтенант Грачев.
— Сегодня у нас радостный день, — сплошные гости, и все, словно
сговорились, к обеду! — здороваясь с нами, пошутил он. — Только-только
разместили одного, а уже приходится думать о новых.
И с той же подкупающей улыбкой продолжал:
— Как долетели, без происшествий?
— Отстреливался, сопротивлялся? — спросили мы о нарушителе.
— Нет, к счастью, спектакль прошел тихо, без шумового оформления. Хитрая
попалась лиса. Помотал он нас по ущельям порядочно. Сунулся в одну щель —
закрыто, кинулся во вторую — та же картина, метнулся к третьей дыре — и там
красный свет. Обложили мы его, как зверя.
— А он?
— Я же сказал: хитрая лиса, хотя потом и прикинулся дурачком. Трезво
оценил ситуацию, понял, что дело табак, и запросил пардону: так, мол, и так,
охотник, заблудился...
При задержании нарушителя отличился наряд младшего сержанта Владимира
Гриценко и рядового Геннадия Свалюхина. Действовали они, как говорится, смело и
умело. Заметили, доложили на заставу, организовали преследование и загнали его
в западню.
Позже, после того как я пожил на заставе, поговорил со многими
пограничниками и ближе познакомился с Грачевым, я убедился, что первое
впечатление не обмануло меня. Грачев был именно таким, каким предстал перед
нами с первой минуты: простым, обаятельным, с юмором. Менялся он лишь тогда,
когда непосредственно был занят делами охраны границы. В эти часы он
преображался неузнаваемо, становился до суровости серьезным, даже чуть
жестковатым, и чувствовалось, характер у человека — кремень.
На учениях, рассказывали солдаты-второгодки, Грачев так прочно и сразу,
с первых же суток, вписался в новый для него коллектив, словно был в нем
всегда. И тогда же, на учениях, он заявил о себе и как командир и как замполит.
Современный бой сложен, ситуация в нем меняется с непостижимой быстротой. Но
как ни изменялись условия боя, молодой офицер не спасовал ни разу и ни разу не
потерял хладнокровия: вовремя принимал правильные решения и четко ставил задачу
подчиненным. Однако и в этих условиях молодой офицер не забывал, что он
политический работник.
Новый замполит солдатам понравился — прост и сердечен в обращении,
доброжелателен, тактичен.
Там же, на занятиях, он выяснил, что политработа в коллективе хромала на
обе ноги, а впереди новое осложнение: сразу после учений секретарь, все члены
комсомольского бюро, агитаторы и редактор стенной газеты демобилизуются, и он
вообще останется без помощников. Нет, подобная ситуация его не устраивала. Он
не должен начинать и не начнет с нуля. Ни в коем случае! Не теряя ни минуты,
надо решить «кадровый» вопрос — поговорить с людьми и прикинуть, кому какую
дать ношу. Трудно было сделать это во время учений, но все же он сделал.
Комсомольское собрание — оно состоялось на второй день по возвращении на
заставу — прошло по-деловому. Появилось новое бюро, составлен план работы. А уж
вместе с членами бюро он позаботился об агитаторах, редколлегии «молний»,
совете Ленинской комнаты. Казалось бы, все в порядке, лед тронулся, но Грачев
не успокоился, он знал: пускать дела на самотек нельзя, за первым шагом должен
последовать второй.
Несколько раз я порывался поговорить с Грачевым о его службе, но все
время нам что-то мешало. Забот у него было невпроворот. То «оформлял»
нарушителя, то принимал и отправлял наряды, то просматривал свежую «молнию»...
— Я хотел бы встретиться с Гриценко и Свалюхиным, — как-то за обедом
сказал я Грачеву. — Где они сейчас?
— Как где? — удивился Грачев. — На границе. Там, на Порогах.
— Разве Пороги не здесь?
— Нет! Пороги там, за Большим перевалом.
— И когда вернутся?
— К вечеру... Если хотите, можете выбрать коня и съездить на Пороги. Это
недалеко, километров пятнадцать, не больше. Я вам и отличного провожатого дам.
— Кого же?
— Рядового Александра Стрелова. Дней семь назад на тех же Порогах он
вместе с младшим сержантом Вячеславом Шипуновым опасного нарушителя задержал. А
про мои дела мы сможем и вечером поговорить, идет?..
Вместе со Стреловым мы отправились в путь. Некоторое время ехали молча,
держа направление на открывшуюся вдали седловину Большого перевала. Внезапно
косматые тучи, сидевшие на восточных вершинах, стремительно понеслись над
холмами, делая их похожими на могучие океанские валы в штормовую погоду. Резко
потянуло холодом. Перед мордами лошадей засверкали какие-то блестки. Порой,
освещаемые солнцем, они вспыхивали таким торжественным и сказочным сиянием,
будто это алмазная пыль. Буйные травы на холмах словно покрылись солью.
Однако снежное представление длилось недолго, минут десять. Тучи
пронеслись, ветер улегся, и солнце мгновенно накалило воздух. Холмы «задышали»,
окутались туманом.
— Тогда день был точь-в-точь, как сегодня, — сказал Стрелов.
— Его мы увидели вон там, в «мешке». — Саша показал рукой вниз на
пирамидальные сосны.
Постепенно скалы все ближе и ближе подступали к тропе и вскоре зажали ее
в жесткие тиски. Наконец, отвесные каменные стены почти сомкнулись, оставив
вверху лишь узенькую голубую ленту. Мы очутились на дне глубокого, сырого,
мрачного ущелья. Мешок не мешок, но щель неприятная. Тропа стала крутой,
опасной, заметалась большими и малыми зигзагами, запрыгала с одной каменной
ступеньки на другую. Пороги. Настоящие пороги!
...Первым увидел нарушителя младший сержант Шипунов, старший наряда. Он
был впереди Стрелова и стоял там, где сейчас стоит он, Саша Стрелов. Место
здесь для наблюдения удобное. Выступ скалы, как щит, а тропа бежит дальше
метров пятьсот, прямо, никуда не сворачивая. Так что стой себе спокойно за
громадой камня и просматривай все ущелье до того места, где оно раздваивается
на рукава, — Глухую и Лесную щели. Вдруг старший наряда подал Стрелову знак —
приблизиться к нему.
— Смотри, — сказал он, — всадник.
Вверх по ущелью, вдоль ручья, на низкорослой лошади поднимался
незнакомый им человек. Кто он? По виду то ли чабан, то ли охотник. К седлу
приторочен какой-то узел, за спиной — ружье. Но как его занесло сюда? Селений
поблизости нет, да и места не для прогулок. Конечно, к встрече с нарушителем
они себя готовили, и все же им не верилось, что человек, который спокойно к ним
приближался, — враг. «Ты, Саня, — шепнул Стрелову Шипунов, — осторожно
поднимись на своем Шкапе на верхнюю тропу и спустись у развилки — на всякий случай
перекрой путь к границе».
— Во-он эта тропа, замечаете?
Сколько мы ни всматривались туда, куда была протянута Сашина рука,
ничего не увидели. Тропа находилась где-то под самым небом, у скал, над
которыми неслись облака. Вероятно, заметить ее мог лишь наметанный глаз...
— Спотыкаются нарушители на Порогах? — спросил я.
— Помогаем спотыкаться, — засмеялся подъехавший к нам Свалюхин и,
посерьезнев, сказал: — Вероятно, прощупывают нас, хотят узнать, где и на каком
километре мы их остановим. А мы останавливаем их здесь, на первых метрах...
На заставу мы вернулись поздно. Едва расположились на ночлег, явился
Грачев. По осунувшемуся лицу и воспаленным глазам было заметно, что он очень
устал и держится на ногах лишь колоссальным усилием воли.
— Сумасшедший день! — сказал он, опускаясь на табуретку.
Я предложил ему перенести разговор на завтра, но он протестующе замахал
руками. Завтра его ждет столько дел, что вряд ли удастся выкроить несколько
свободных минут. Лучше уж поговорить сегодня, благо, разговор наш, должно быть,
будет недолгим. Да и, собственно, о чем ему, Грачеву, рассказывать? По
существу, он, как замполит, сделал лишь первые шаги.
Трудно ли ему? Если говорить по правде, то, конечно, очень нелегко. С
первых дней службы и такой груз на плечах, и столько бурных событий. Спать
приходится урывками по два-три часа в сутки. Закроет глаза, а в голове
непрерывно стучит морзянкой: «То-ва-рищ лей-те-нант... то-ва-рищ
лей-те-нант...» Никогда бы раньше не подумал, что у замполита может быть
столько хлопот: и непосредственных, замполитских, и командирских, и
хозяйственных, и вообще...
— Застава, — продолжал Грачев, — высокогорная, люди выматываются
порядочно, и, чтобы политработа не хромала, в коллективе должен быть особый
климат. Ну, как в хорошей и дружной семье, где всем до всего есть дело и где
всегда все делится поровну: и радость и горе...
Недавно состоялось собрание личного состава. Горячее было собрание,
боевое. Решили к съезду партии сделать заставу отличной, вызвать на
соревнование соседей. Соревноваться так соревноваться! Соседи вызов приняли и
тоже пересмотрели свои предсъездовские обязательства... Что еще? Вроде все. Да,
Галка письмо прислала, пишет, что с переводом на заочное отделение все уже
утрясла и скоро приедет. Интересно, понравится здесь Галке или нет? Вообще-то
должно понравиться: горы, леса, архары..."
("Смена",
1971, № 3 (февраль), с. 16-18).
Комментариев нет:
Отправить комментарий