Перед нами автопортрет ещё одного художника, в жизни которого и Парижская биржа, и события 1882 года оставили свой след. "Автопортрет в студии" (1889, Музей Орсе, Париж) Клода-Эмиля Шуффенекера известен куда меньше, чем гогеновская "Семья Шуффенекер" (1889, Лувр, Париж). Тот же год, тот же человек на картине, два художника. Шуффенекер был принят на работу к биржевому маклеру Полю Бертену позже Гогена, в конце февраля 1872 года. Известно, что он был одним из самых низкооплачиваемых служащих в конторе. К Бертену Шуффенекер попал из Министерства финансов, а до того служил на шоколадной фабрике, принадлежавшей родственникам, у которых воспитывался. Ещё за три года до знакомства с Гогеном Шуффенекер был награждён золотой медалью парижской школы рисунка, посещал мастерскую Поля Бодри и мечтал стать художником. Перрюшо описывает его так: "Вид у чиновника был, скорее, смешной — одежду и обувь он покупал у старьевщиков... этот веселый, беззлобный, почти беззащитный и по-детски наивный человек с преданным собачьим взглядом". Именно Шуфф, как его ласково называли, ввёл своего нового друга Гогена в академию Колларосси, именно он много раз выручал потом Гогена деньгами и крышей над головой. Получив в наследство от дяди с тётей 25 тысяч франков, Шуффенекер не отправился с ними к коллонаде, как Гоген, а вложил их в маленькое предприятие по производству накладного золота, где стал компаньоном и счетоводом. Предприятие давало небольшой постоянный доход, но прожить на него нельзя было никак. Бум кулисы конца 70-х – начала 80-х Шуффа не коснулся, он продолжал трудиться в маклерской конторе, лишь со стороны наблюдая за сорящим деньгами другом, который ещё и попрекал его буржуазным отношением к жизни. Не бросал Шуффенекер и живопись, с 1877 года регулярно участвуя в выставках официального Салона. После краха 1882 года и он, на несколько месяцев раньше Гогена, вынужден был оставить контору биржевого маклера. Впереди был учительский диплом и преподавание рисунка в школах. Женился он ещё в 1880 году на дальней родственнице, проживавшей в монастыре, стерве по имени Луиза. Та была хороша собой, но брак не принёс Шуффенекеру счастья, хотя в нём и родились двое детей. Луиза была Шуффу «совсем не подруга и все больше становилась фурией», как писал бедствующий Гоген, которого друг регулярно подкармливал, приглашая домой на обед. Именно Шуффенекер был тем, кто больше других п
оддерживал Гогена в скитаниях, не забывая заботиться и о его жене Метте. Вернувшись с Мартиники, Гоген нашёл в 1887 году приют в доме друга, и из Арля он тоже отправился к нему. Когда Гоген ожидал результатов брюссельской выставки и формовал вазы, то Шуфф таскал их керамисту на обжиг. В это время и появился групповой портрет Шуффенекеров, где глава семьи стоит у мольберта в шлёпанцах. Потом, ожидая поездки в Тонкин, Гоген опять поселился у Шуффа, в новом доме в Плезансе, где гостю отдали кабинет рядом с мастерской. Как это нередко делают люди по отношению к тем, от кого зависят, Гоген часто вёл себя с обожавшим его Шуффенекером совершенно по-хамски, а к его занятиям живописью относился без какого-либо уважения. Однажды, когда Тео Ван Гог зашёл взлянуть на последние работы Гогена, тот заперся с ним в мастерской, не пустив в неё хозяина дома. При этом, когда Шуффенекер продал своё предприятие по производству накладного золота и получил за него 75 тысяч франков, Гоген подбивал его вложить деньги в бесперспективную мастерскую в тропиках. Случилось и самое ужасное – поползли слухи, что Луиза изменяет Шуффу с Гогеном, слухи, которым, зная повадки великого живописца, поверить было не так и трудно. А Шуффенекер ходил к графу де Ларошфуко, собирая пожертвования для друга. В 1897 году он сделал запись в дневнике: «Мне сорок пять лет, но я старее любого патриарха, я устал, я пуст и мрачен, как могила. Годы накапливали над моей головой разочарования и горести. Жизнь постоянно унижала и оскорбляла меня. Если бы кто-нибудь захотел дать мне прозвище со значением, он должен был бы назвать меня «раненое сердце». После развода с Луизой, расставшись и с любимыми детьми, он расспродаёт часть своей уникальной коллекции произведений искусства, в которую входили работы Сезанна, Гогена и Ван Гога. Продолжает работать учителем в лицее, где так терпеливо и беззлобно относится к ученикам, что получает от тех прозвище Будда. Смерть пришла к нему только в 1934 году, но до этого с Шуффенекером случилась ещё одна беда.В серьёзной берлинской галерее Пауля Кассирера в 1927 году усомнились в подлинности нескольких неизвестных работ Ван Гога, представленных в галерею неким Отто Вакером, объяснившим, что картины принадлежали одному русскому эмигранту, который не желает называть себя, опасаясь за судьбу своих родственников в Советском Союзе. Полотна были возвращены Вакеру, другие галереи начали проверять, не имели ли они с ним дела, и обнаружили, что 33 картины, попавшие к ним через Вакера, предположительно были подделками. Через год галерея Маттисена подала на Отто Вакера в суд, и в 1932 год состоялся процесс, в результате которого Вакер был признан виновным и осуждён. Повсюду начался поиск других подделок картин Ван Гога, быстро поднимавшихся в цене, и подозрение пало на три полотна из коллекции Шуффенекеров. С одной из них за то время, что она пребывала у Шуффа, вдруг пропало изображение кота, которое, судя по каталогу 1900 года, явно было там раньше. Доброе имя Шуффенекера было опорочено, и он, в глазах многих, превратился то ли в сумасшедшего, продолжающего и «улучшающего» картины вслед за автором, то ли в создателя подделок. Всего десять лет назад его имя вновь всплыло в связи со скандалом вокруг «Подсолнухов» Ван Гога, купленных японской страховой компанией Yasuda за 40 миллионов 300 тысяч долларов. И эту картину хотели «повесить» на Шуффенекера, который якобы копировал импрессионистов с целью ввести в заблуждение. А всё из-за чистосердечных признаний Шуффа в том, что он «дописывал» в своей коллекции Сезанна, который оставил чистой почти треть холста, как бы приглашая художника к совместному вдумчивому творчеству. Смешно? Да, смешно. И очень грустно. Но мне так нравится этот добродушный, терпеливый человек, труженик и настоящий друг искусств, что я готов кощунственно утверждать: да будь я на месте того же Сезанна, я бы сам умолял Шуфеннекера хоть что-нибудь, хоть где-нибудь, хоть как-нибудь за меня дорисовать.
оддерживал Гогена в скитаниях, не забывая заботиться и о его жене Метте. Вернувшись с Мартиники, Гоген нашёл в 1887 году приют в доме друга, и из Арля он тоже отправился к нему. Когда Гоген ожидал результатов брюссельской выставки и формовал вазы, то Шуфф таскал их керамисту на обжиг. В это время и появился групповой портрет Шуффенекеров, где глава семьи стоит у мольберта в шлёпанцах. Потом, ожидая поездки в Тонкин, Гоген опять поселился у Шуффа, в новом доме в Плезансе, где гостю отдали кабинет рядом с мастерской. Как это нередко делают люди по отношению к тем, от кого зависят, Гоген часто вёл себя с обожавшим его Шуффенекером совершенно по-хамски, а к его занятиям живописью относился без какого-либо уважения. Однажды, когда Тео Ван Гог зашёл взлянуть на последние работы Гогена, тот заперся с ним в мастерской, не пустив в неё хозяина дома. При этом, когда Шуффенекер продал своё предприятие по производству накладного золота и получил за него 75 тысяч франков, Гоген подбивал его вложить деньги в бесперспективную мастерскую в тропиках. Случилось и самое ужасное – поползли слухи, что Луиза изменяет Шуффу с Гогеном, слухи, которым, зная повадки великого живописца, поверить было не так и трудно. А Шуффенекер ходил к графу де Ларошфуко, собирая пожертвования для друга. В 1897 году он сделал запись в дневнике: «Мне сорок пять лет, но я старее любого патриарха, я устал, я пуст и мрачен, как могила. Годы накапливали над моей головой разочарования и горести. Жизнь постоянно унижала и оскорбляла меня. Если бы кто-нибудь захотел дать мне прозвище со значением, он должен был бы назвать меня «раненое сердце». После развода с Луизой, расставшись и с любимыми детьми, он расспродаёт часть своей уникальной коллекции произведений искусства, в которую входили работы Сезанна, Гогена и Ван Гога. Продолжает работать учителем в лицее, где так терпеливо и беззлобно относится к ученикам, что получает от тех прозвище Будда. Смерть пришла к нему только в 1934 году, но до этого с Шуффенекером случилась ещё одна беда.В серьёзной берлинской галерее Пауля Кассирера в 1927 году усомнились в подлинности нескольких неизвестных работ Ван Гога, представленных в галерею неким Отто Вакером, объяснившим, что картины принадлежали одному русскому эмигранту, который не желает называть себя, опасаясь за судьбу своих родственников в Советском Союзе. Полотна были возвращены Вакеру, другие галереи начали проверять, не имели ли они с ним дела, и обнаружили, что 33 картины, попавшие к ним через Вакера, предположительно были подделками. Через год галерея Маттисена подала на Отто Вакера в суд, и в 1932 год состоялся процесс, в результате которого Вакер был признан виновным и осуждён. Повсюду начался поиск других подделок картин Ван Гога, быстро поднимавшихся в цене, и подозрение пало на три полотна из коллекции Шуффенекеров. С одной из них за то время, что она пребывала у Шуффа, вдруг пропало изображение кота, которое, судя по каталогу 1900 года, явно было там раньше. Доброе имя Шуффенекера было опорочено, и он, в глазах многих, превратился то ли в сумасшедшего, продолжающего и «улучшающего» картины вслед за автором, то ли в создателя подделок. Всего десять лет назад его имя вновь всплыло в связи со скандалом вокруг «Подсолнухов» Ван Гога, купленных японской страховой компанией Yasuda за 40 миллионов 300 тысяч долларов. И эту картину хотели «повесить» на Шуффенекера, который якобы копировал импрессионистов с целью ввести в заблуждение. А всё из-за чистосердечных признаний Шуффа в том, что он «дописывал» в своей коллекции Сезанна, который оставил чистой почти треть холста, как бы приглашая художника к совместному вдумчивому творчеству. Смешно? Да, смешно. И очень грустно. Но мне так нравится этот добродушный, терпеливый человек, труженик и настоящий друг искусств, что я готов кощунственно утверждать: да будь я на месте того же Сезанна, я бы сам умолял Шуфеннекера хоть что-нибудь, хоть где-нибудь, хоть как-нибудь за меня дорисовать.
Комментариев нет:
Отправить комментарий