"Я знаю, как бы им хотелось разведать, где тонка броня..."

"... Но робость, скромность, мягкотелость
При мне — и только для меня".
 

 
40 лет назад в СССР шутки с чекистами были плохи:
"Конец "Артура"
ЦРУ на службе противников разрядки и мира
(Окончание. Начало в "Правде" за 8 апреля).
Ноябрьским вечером с туго набитым портфелем Юрис Бумейстер выехал в командировку в Астрахань. Но не доехал... Уже у самой Москвы соседи по купе — два сотрудника КГБ предъявили Буместеру ордер на арест. Он пытался сопротивляться, но, увидев в дверях третьего чекиста — рослого, сильного латыша (это был Ян), сразу присмирел. Немного отдышавшись, обронил:
— Да, я проиграл. Надо было еще глубже уйти. Преклоняюсь перед вами как профессионал перед профессионалами.
"Чтобы уйти глубже", он жил двойной жизнью, с постоянной маской на лице. Рассчитывал, что забудут о его прошлом, вотрется в доверие к людям, приобретет общественное положение, знакомства. Ради этого готовил диссертацию, писал брошюры, читал лекции. "Друзьям" па Западе нужны данные о ракетах и базах подводных лолок, описания советских самолетов, сведения об экономике. Секреты эти придется доставать. Бумейстер готовился тщательно, проявлял изворотливость.
И вот наконец, решив, что пришел "его час", вступил в контакт с иностранными разведцентрами. Помог это сделать выехавший за границу приятель, сотрудник института Вульф Стернин. Он отвез в США письмо Фредису Лаунагсу, единомышленнику еще "со школьной скамьи". Сотрудник американского разведоргана, Лаунагс будто ждал такого момента, быстро привел в действие нужные каналы...
Вскоре Бумейстера навестил связник из-за границы, передал материалы с указаниями для действий от ЦРУ, деньги и "подарки" от заокеанских "друзей". Летом 1978 года на квартире Бумейстера раздался телефонный звонок. На сей раз с ним пожелала встретиться агент ЦРУ Рута Штробль, отрекомендовавшаяся по телефону как туристка из ФРГ. Обрадовавшись приглашению, Юрис дал согласие, спросив только, где.
— В Юрмале, на перекрестке дорог...
Придя на условленное место, он увидел довольно миловидную особу, маленькую, худощавую. Длинные светлые волосы до плеч. Одета скромно, в легком платьице и босоножках. Она назвала пароль и, услышав ответ, энергично пригласила следовать за собой. Рута привела Бумейстера на известную уже квартиру Скайдрите. Сразу же стала задавать вопросы: как обстановка в Риге, где имеются военные объекты? Вумейстср не удивился, наоборот, охотно расказывал.
— Говорите, прибыли новые скоростные самолеты? — спросила Штробль и тут же властным тоном распорядилась:
— Сфотографируйте на старте! Сами понимаете, разведку США интересуют аэродромы, морские базы, стоянки подлодок, новые дороги, узлы связи. Вот адреса для передачи сведений почтой...
На суде Бумейстер сообщил, что выполнил поручения и направил по адресам за границу ряд тайнописных сообщений о военных объектах в Прибалтике.
Вскоре Штробль появилась в Латвийской ССР снова. Встретились опять в Юрмале.
Она первой начала разговор о самолетах, их характеристиках. Юрис называл технические данные, скорости, их число на аэродромах.
—Откуда узнали?
— Работал как-то с группой в колхозе. Познакомился там с бывшим военным летчиком. Он рассказывал о самолетах с большими скоростями. "Не верю,— подзадорил его,—кто тебе сказал? Трепач, наверно, какой-то". Разгорячился авиатор: "Да я сам летал". И пошел выкладывать цифры. А я все запоминал. На рыбалке еще один военный дополнил рассказ. Собрал все, отпечатал на машинке, сделал снимок текста, уменьшил его и послал вам под почтовой маркой.
Штробль заметила:
—Пленку получили. Но действуете рискованно, будьте осторожнее.
— Знаю, с чекистами шутки плохи.
Штробль передала агенту специальные средства для тайнописи, адреса, деньги, а также список конкретных заданий по сбору шпионской информации.
Бумейстер стал искать себе помощников. Ему удалось завербовать конструктора рыболовецкого колхоза "Банга" Дайниса Лисманиса, с которым по долгу службы часто встречался. После нескольких бесед на политические темы да изрядно выпитого вместе коньяка Бумейстер понял: дело имеет с единомышленником и стал готовить его к шпионской работе.
Позднее Лисманис признался, что он только собирал сведения, а Бумейстср передавал их за границу, получал деньги, частицу отдавая напарнику. И все время подогревал его разговорами о том, что скоро произойдут "важные события".
—Тогда я займу пост президента, —заявил он как-то Лисманису, —а кем бы ты хотел быть?
Лисманис не ответил, видимо, еще не решил, какой пост ему подойдет. Но готовился к "важным событиям", недаром у его тещи на хуторе чекисты нашли склад разного оружия. Они вдвоем ездили на машине по республике, кружили возле военных объектов, фотографировали их, делали схемы, выведывали у знакомых— случайных и не случайных — интересующие американскую разведку сведения. Не доверяя своему подручному, Бумейстер только сам принимал зарубежных эмиссаров.
У Бумейстера побывал и Вилнис Залькалис —агент ЦРУ, провокатор и клеветник, числящийся для отвода глаз редактором эмигрантской газетенки "Бривиба". Он раскрыл перед Вумейстером длинный список того, о чем хотела бы знать иностранная разведка. Тут и военные базы в Прибалтике, и места подводных лодок и радарных установок, и военных складов, и сведения о состоянии дорог. Мол, спецслужбы США хорошо платят за сведения подобного рода. "Артур" —таков стал теперь псевдоним Бумейстера, с готовностью согласившегося выполнить новые задания.
В тот вечер, положив в карман крупную сумму денег, агент получил от американской разведки еще одно неотложное задание. Ему поручили написать "меморандум" от имени латышского народа (всего-навсего!) с требованием независимости для республики. Этот меморандум должны были переправить на мадридское совещание. День и ночь потели Бумейстер и Лисманис, по-лакейски готовя редкое по лжи и пакостной галиматье письмо. Зачитываемые на суде отрывки из него вызывали чувство брезгливости у публики. "Раздробление нации продолжается. Игнорирование нации —также. Мы практически бесправны". И лозунг: "Латвия —только латышам". В письме все поставлено с ног на голову. Каждая фраза пропитана ядом ненависти к трудовому народу республики, его славным завоеваниям в экономике, науке, культуре, традициям, братской дружбе с советскими республиками.
Лисманис как-то вечером позвонил "хозяину" и спросил:
—Меморандум отправили?
—Да.
—Но под ним нет же подписей.
—Не твоя забота, —сказал Бумейстер. —Я написал, что подписали триста представителей предприятий и учреждений,—и добавил. —Обсуждено в Риге, Лиепае, Гулбене, Елгаве...
—Ведь это неправда.
—Не дрожи, Дайнис, — жестко прогудел в трубку Бумейстер. —Кто узнает? В нашем деле все средства хороши. Не раз ведь так сходило.
На следствии он показал: "Я многие факты экономической и политической жизни
страны, сообщаемые за границу, умышленно искажал, а часто давал и заведомую ложь". Так Бумейстер и Лисманис подлаживались под интересы и запросы иностранных разведок.
Следствие шло полгода. Шаг за шагом, добывая новые материалы, опрашивая свидетелей, следователи выявили новые грани "дела". И вот, наконец, в материалах следствия не осталось ни одной позиции, которая бы вызывала сомнение...
На суде первым давал показания Юрис Бумейстср. Его нелегко было узнать. С человека словно слетела маска. Тихим, дрожащим голосом он подробно рассказывал о своей преступной деятельности. Чувствовалось: понимает, что проиграл, все карты его биты. Сгорбленный, с отвисшим подбородком, нервно сжатыми кулаками, раскрывал он свою двуличную жизнь. Кажется, и золотистые очки поблекли, и сам он сник. Метил в кресло президента, а попал на скамью подсудимых. За тяжкие преступления перед Родиной. После оглашения обвинительного заключения в ходе допроса председатель спросил, признает ли подсудимый себя виновным. Бумейстер глуховато-сиплым голосом ответил:
—Да, полностью признаю себя виновным во всех предъявленных мне обвиненных. Я совершил тяжкие преступления перед Родиной, занимаясь шпионажем, сбором и передачей за границу сведений, составляющих государственную и военную тайну, клеветнических материалов, порочащих советский строй. Этим я стремился нанести ущерб Советской стране, способствовать восстановлению в Латвии капиталистического строя.
Помолчав, добавил:
—Но я прошу учесть, что многие годы работал в советских учреждениях.
Чем измерить такой цинизм предателя?
Ридом—Лисманис. Его бьет нервная дрожь. "Виноват, полностью признаю предъявленные мне обвинения, совершил тяжкие преступления перед Родиной. В это темное дело втянул Бумейстер—"прожженный интриган". Думал, что он товарищ, старший, опытный, потому и сошелся с ним, а теперь вижу: волк в овечьей шкуре, готов на любые подлости".
Лисманис вслух рассуждает. На что отданы годы? Говорили: способный рационализатор. Что-то мог бы полезное сделать, а потратил умение и силы во вред своему народу. Тяжело подводить итоги. Но он пытается разжалобить судей, юлить, недоговаривать, о чем-то умалчивать. Судьи вопросами вносят ясность. Был агентом иностранных разведок? Был. Собирал сведения о военных базах? Собирал. Составлял пасквиль-меморандум? Да. Вел валютные сделки? Да, да, да... "Я жил под постоянным страхом перед зарубежными разведцентрами". На это прокурор заметил:
—А вы не задумывались, что подумает и скажет наш, советский народ, которому вы в спину наносили удары, торговали оптом и в розницу интересами и секретами Советского государства?
Подсудимый молчит, еще ниже склоняя голову. В заключительном слове он клянет ловцов душ из ЦРУ, втянувших его в пропасть, просит дать возможность трудом искупить тягчайшую вину...
За преступления перед Родиной—строгий ответ. Такова воля народа. Заседание Верховного суда Латвийской ССР длилось несколько дней. Оглашается приговор: за измену Родине в форме шпионажа, передачу иностранным разведкам сведений военного, политического и экономического характера, другие действия, направленные против советского общественного и государственного строя, суд приговорил Бумейстера Ю. К. к 15 годам и Лисманиса Д. А. к 10 годам лишения свободы с содержанием в исправительно-трудовой колонии строгого режима и с конфискацией имущества.
М. Степичев".
(Спец. корр. "Правды"),
Рига —Москва".
("Правда", 1983, № 99 (9 апреля), с. 6).