"Крепко держим знамя авангарда…"

"… Его несём отважно сквозь года.
Нас на планете четверть миллиарда -
Людей труда, свободных навсегда".

70 лет назад не в лаборатории советских ученых искал Гуревич ростки новых методов борьбы с засухой:
"Шагающий саксофон
Краткий критико-биографический очерк жизни и творчества Георгия Гуревича никогда бы не принял фельетонной формы, если бы не было особого, редкого для наших писателей отношения Г. Гуревича к своему литературному творчеству, если бы это отношение не сохранялось с поразительной стойкостью вопреки всем критическим выступлениям.
Как писатель Г. Гуревич подвизается в области научно-фантастического жанра. Это очень нужный и важный жанр. Ведь научно-фантастические повести и рассказы, где полет фантазии сочетается с научным предвидением, раскрывают перед молодежью образ завтрашнего дня.
Но не так-то просто хоть краем глаза заглянуть в будущее, изобразить хотя бы в беглых чертах завтрашний день науки. Литератор должен для этого обладать острым чувством нового. Поэтому вдумчивый писатель-фантаст терпеливо и прилежно изучает работы ученых, чтобы тут на реальной почве отыскать еще хрупкие ростки нового, а затем силой фантазии изобразить их грядущее торжество.
Это занятие показалось Г. Гуревичу слишком трудоемким. Отвернувшись от новейших работ советских ученых, он зарылся в груде старых детективных брошюр, посвященных похождениям разных проходимцев. Вместо того, чтобы глядеть в будущее науки, Г. Гуревич повернулся к задам литературы.
Пребывая в этой позиции, сочинил он, по образцу упомянутых брошюр, свою  первую научно-фантастическую повесть "Человек-ракета", посвятив ее грядущим преобразованиям человеческого организма. Проходимцы и мошенники с пожелтевших страниц буржуазных романов перешли на свежеотпечатанные страницы повести. Автор ее тщетно пытался придать этим "героям" облик советских людей. Будущее физиологического "открытия" клеветнически изображалось автором, как цепь жульнических махинаций.
Эта книга, выпущенная в свет при поддержке антипавловца профессора Н. Бернштейна, возмутила общественность. Появились статьи, разъяснившие Г. Гуревичу коренные различия между литературой и халтурой.
Было бы, однако, преувеличением утверждать, что справедливая критика оказала на Г. Гуревича хоть какое-нибудь влияние. Перо даже не дрогнуло в его руке. Он спокойно заканчивал новую повесть "Погонщики туч", посвященную на этот раз вопросам преобразования природы, проблемам борьбы с засухой. Мы увидели ее в сборнике, изданном в 1950 году в городе Горьком.
И опять не в лаборатории советских ученых стал искать Гуревич ростки новых методов борьбы с засухой. Он нашел их в веселом заведении совершенно противоположного свойства. Пусть не упрекнут нас читатели в сгущении красок, если мы сообщим, что то была американского типа пивная с джазом. Именно в джазе увидел Гуревич мощный арсенал для преобразования природы.
Советские ученью в повести "Погонщики туч" разрабатывают для вызывания дождя "джазовые инструменты, только увеличенные до фантастических размеров:
медные тарелки величиной в турецкий барабан, чудовищный барабан в полтора человеческих роста, гигантские огромные трубы, похожие на орудия, флейты, упирающиеся в потолок, подковообразные камертоны и сирены. Наконец, даже милиционерские свистки такого размера, что милиционер мог бы войти в свисток, как в будку".
Другая группа советских ученых занимается "буксировкой туч на хвосте самолета". Разворачивается дискуссия между сторонниками джазового дождевания и приверженцами буксировки.
Этот шутовской хоровод автор пытается представить, как деятельность советских научно-исследовательских учреждений.
Повесть иллюстрирована. На рисунке изображен саксофон размерами с  экскаватор. "На грани возможного",—так озаглавлен сборник, включающий повесть.
Таким образом, если верить издательству, только тонкая грань мешает джазу стать могучим рычагом преобразования природы, и не известно еще, что нужнее: бетономешалка или турецкий барабан, самосвал или медные тарелки, отбойный молоток или свисток с горошиной.
Только недостатком внимания критики к вопросам юношеской литературы можно объяснить тот факт, что научно-фантастическая повесть "Погонщики туч" не подверглась разбору в печати и критиковалась лишь при устных обсуждениях. Это чисто случайное обстоятельство поселило в Г. Гуревиче уверенность, что  открытый им легкий способ сочинения научно-фантастических повестей начинает постепенно оправдываться. Он стремительно сочинил и напечатал в 1951 году в "Детгизе" еще одну повесть, посвященную преобразованию природы с помощью полезащитных лесных полос. Она так и называется—"Тополь стремительный". Материал для этой научно-фантастической повести, по свидетельству специалистов, высосан из пальца.
Немудрено, что в противовес реальным планам советских ученых, напряженно решающих вопрос о выращивании дуба и сосны, Г. Гуревич выдвигает на этот же период свой контрплан, опирающийся... на тополь.
Немудрено, что в противовес реальной деятельности советских людей, создающих лесные полосы в упорном труде, герои повести Гуревича выгоняют лес с такой же легкостью, с какой фокусник вынимает из цилиндра пару голубей или яичницу.
Немудрено, что с понятиями агротехники Г. Гуревич обращается так свободно, как марк-твеновский редактор сельскохозяйственной газеты.
Немудрено, что под видом замечательных открытий будущего герой повести утверждают азбучные истины. Но "научному" прогнозу автора, этак лет через пять один из героев повести совершенно случайно сделает важное открытие. Он найдет, что тополь размножается черенками. Но ведь испокон веков известно, что
воткни в сырую землю тополевый кол, и он пустит корни. Вот как получается, когда научные открытия высасываются из пальца: хотел шагнуть на пять лет вперед, а на самом деле отступил на тысячу лет назад.
В научно-фантастических повестях Г. Гуревича фантастика направлена против науки и способна посеять сумятицу в головах молодых читателей.
Таков краткий критико-биографический очерк жизни и творчества Г. Гуревича. К сожалению, он неполон и содержит некоторые неясности.
Неизвестно, например, кто теперь поддерживает Г. Гуревича и упрямо продвигает его произведения в печать. А ведь это важно знать!
Советские люди кровно заинтересованы в будущем. За грядущий день они борются, не щадя своих сил. Они требуют от писателей, чтобы книги их, как прожектором, освещали путь в будущее.
И досадно сознавать, что Гуревич где-то снова разжигает свой коптящий фонарь, и в его неверном, тусклом свете уродливо искажаются контуры завтрашнего дня: развесистая клюква появляется на лесных полосах, а шагающий экскаватор превращается в шагающий саксофон.
Владимир Орлов".
("Известия", 1952, № 38 (14 февраля), с. 3).