"… Заиграл в запретной зоне -
Застрелили наповал".
"И все, что за нами
Владислав Янелис
Южный пограничный
рубеж. Близость города, куда может приехать каждый без всяких ограничений. И
близость границы, разделяющей две страны. Этот рубеж пролег через горные
перевалы, вдоль береговой кромки моря. Один из самых напряженных участков
границы.
Мы расскажем несколько
эпизодов из жизни ее часовых. Из жизни тех, кто защищает нашу советскую
границу.
Сладкая вода жажды не
утоляет
Мы начали с самого
верха. Выше были только рваные клочья облаков, мачта ретранслятора и орлы,
наматывавшие вокруг нее виток за витком.
Узкая пограничная
тропа металась между валунами, протискивалась сквозь ущелья, терялась в
кустарнике. Тропа – единственный путь вдоль охраняемого заставой участка, который
денно и нощно меряют солдатские сапоги. Три с половиной тысячи ступеней вверх и
столько же вниз. Но это не те привычные ступени, что мы отсчитываем в городских
домах. Пограничные ступени – это выбитые в граните уступы, связанные проволокой
перекладины на вертикально падающих уклонах, валуны, отшлифованные подошвами
сапог. Не рассказал о подъеме. Потому что подниматься легче, чем идти вниз:
взгляд упирается в землю, телом ощущаешь ее близость. При спуске мускулы ног и
спины деревенеют от напряжения, обманчивая близость опоры лишает равновесия.
Нам говорили: «Прежде, чем писать о нас, пройдите до стыка с соседней заставой
и вернитесь обратно. Тогда вам многое станет понятно».
С нами на стык
отправился лейтенант Эдуард Чиковани. Он по-кошачьи ловко скользит вниз, редко
смотрит под ноги. За год тропа сделалась для лейтенанта своей, он ее
сфотографировал памятью настолько, что любое внешнее изменение вызывает у
Чиковани вопрос. Убедились в этом, проведя эксперимент: по пути вверх
переместили один из камней чуть в сторону, тщательно заровняли углубление. На
обратном пути. дойдя до этого участка. Чиковани нагнулся, покрутил головой и
ткнул пальцем в камень:
– Ваша работа?
В первый месяц службы
на заставе лейтенант валился с ног от физического и нервного перенапряжения.
Потерял сон, аппетит, похудел. Однажды ночью он поднимался по тревоге пять раз.
Но в ту ночь для
Чиковани наступил перелом. Переступив грань физически возможного, он обрел
второе дыхание. Горное. И тропа, казавшаяся ненавистной, стала своей. Своей, но
по-прежнему коварной.
Но горы не только
опасность. Это алмазной чистоты родники, прозрачная голубизна неба, шелест
ореховых рощ, заросли пахучей ежевики. Это величавые архары, застывшие
изваяниями на гребне, это молниеносное сверкание форели в холодной речной зыби,
это напоенный ароматами выгорающих трав, дурманящий воздух. Но прежде всего это
граница, требующая неустанной заботы от людей, ее охраняющих. Первым в нашей
цепочке идет старшина Николай Морарь, инструктор службы собак, человек для
заставы наинужнейший. Среднего роста, светловолосый, круглолицый, Николай
словно не знает усталости. Он недавно из наряда, был на правом фланге, четыре
часа лазил по горам и вот опять меряет пограничные ступени размеренным легким
шагом, улыбается, рассказывает о заставе.
– Здесь. – Морарь
останавливается и кивает на узкую горловину ущелья внизу. – Здесь Коро взял
след...
Коро, крупная молодая
овчарка, садится у ног хозяина, поднимает уши, вслушиваясь в интонации
разговора.
– У него отличное
чутье – и верхнее, и нижнее. Я еще не вижу следа, а он уже начинает по нему
работать, и не дай бог, ему кто-то будет мешать... И вдруг он рванул поводок и
потащил меня в кусты. Я увидел смещенный подошвой камень, а рядом примятую
траву. Понял: кто-то прошел к нам в тыл.
Ну и начали работать
по следу. Коро несся, оставляя клочья шерсти на колючках, царапая морду. Мы с
Сашей Лепским и Сергеем Есиным старались не отставать. Знали – тыл уже перекрыт
и далеко нарушитель не уйдет, взятие его – только вопрос времени и
выносливости. Но взять все равно надо как можно быстрее. это закон. Никогда я
так не бегал... Часа через полтора мы его догнали и прижали к скале. У Коро
шерсть вздыбилась, сами мы мокрые, как цуцики, пить охота страшно. Я еле
выдохнул: «Стой, руки вверх!» – губы не разлипались.
Потом, уже внизу, на
заставе, поставили перед собой чайник с водой, кружки, сидим, пьем. А напиться
не можем: у нас тут вода сладкая, вкусная, холодная... Внизу, в долине, россыпь
палевых домиков, пограничная вышка, каменная игла минарета. Домики, погранвышка,
минарет – это уже другая страна. Там иные обычаи, законы. вера. Мощный динамик,
установленный на шпиле минарета, возглашает «Иншалла», призывая трудиться во
славу всемогущего пророка и верить в предначертания судьбы. Мулла тем временем
копается у себя в огороде. Когда молитва заканчивается и часового на той вышке
смаривает сон, люди подходят к границе, стоят, опираясь на кетмени, и смотрят
на нашу страну.
«Один, в сторону тыла»
Около двух часов ночи
лейтенант Георгий Мгеладзе вернулся с проверки участка и сел за конспект к
занятиям. К четырем у него онемела спина, и он вышел на крыльцо. Край
непроницаемой черноты неба окрашивался фиолетовыми разводами. Город спал,
отгороженный от заставы платановой рощей и безмятежностью ночи. Было слышно,
как струилась вода в пересыхающем фонтане напротив крыльца и шуршали шаги
часового у заставы. Заканчивался второй месяц пограничной службы Мгеладзе.
В штабе его
предупреждали – на спокойную жизнь не рассчитывайте: застава прикрывает участок
вероятного направления движения нарушителей границы, практически постоянно
усиленная готовность...
И вот за два месяца ни
одного нарушения, словно приезд Мгеладзе до смерти напугал всех, кто вынашивал
намерения пересечь здесь границу.
Сигнализационная
система сработала в 4 часа 10 минут. Но чуть раньше лампочка на пульте
несколько раз вспыхивала и гасла, – это бывает, когда связной проверяет
надежность контактов. В данном случае проверка исключена, значит, кто-то идет
через границу – животное или человек.
Поднимая заставу «в
ружье», Мгеладзе свои действия подчинял непререкаемой логике чрезвычайных
пограничных обстоятельств. Доклад начальнику заставы, оповещение пограннарядов.
находившихся на участке, и соседних застав, доклад оперативному дежурному
отряда...
Когда «тревожная»
группа во главе с майором Матвиенко садилась в машину, старший пограннаряда
сержант Сергей Матросов передал по рации: «Нарушитель один. Идет в сторону
тыла, пытается скрыться. Обут в белые кроссовки, рисунок подошв – «елочка», с
собой спортивная сумка...» Потом выяснится, что, выдвинувшись к участку, где
сработала сигнализационная система, Матросов и ефрейтор Иван Шевченко увидели
человека, вернее, силуэт, метнувшийся от КСП в сторону поля. Матросов «читал»
след, а Шевченко тем временем передавал на заставу сообщение о приметах
нарушителя. Пограничники накрыли след, чтобы его не размыло росой, и начали
преследование.
Мгеладзе должен был с
группами заслона исключить прорыв нарушителя в тыл. Это самое сложное, потому
что ближайший тыл заставы – курортный город с сотней улиц и переулков, с
железнодорожным и морским вокзалами, аэропортом, пляжами, базарами...
Поле, через которое
идет нарушитель, выходит к узкоколейке, к частным мандариновым садам, к
автомагистрали, связывающей город с аэропортом, к складам тары с горами бочек и
ящиков. Четыре проселочные дороги пересекали кукурузное поле лучеобразно. Вдоль
какой из них пойдет тот, в кроссовках? В училище Мгеладзе внушали: всегда
предполагай, что нарушитель опытный, знает участок, систему охраны границы... И
думай: как бы ты действовал на его месте? Итак, на его месте Мгеладзе попытался
бы сбить со следа собаку, потом отсидеться, к примеру, в складе бочкотары, и,
дождавшись, когда проснется город, выйти к автомагистрали и на попутной машине
добраться до центра. Значит, надо ставить заслон у автомагистрали и у складов,
оставшимися силами перекрыть выход к поселку и к узкоколейке, фланги возьмут на
себя соседние заставы, также поднятые по тревоге. Но есть и другой вариант.
Нарушитель может
попытаться прорваться к городу, пока не рассвело. По росе собаке работать
тяжелее. А сейчас обильная роса. Не исключено, что чужак появится в любом
месте.
Когда началась высадка
заслонов, майор передал по рации, что собака взяла след и тревожная группа
ведет преследование. Спустя пять минут Матвиенко сообщил, что нарушитель
изменил направление. Мгеладзе передал сообщение заслонам, чтобы,
скорректировать их внимание.
В 5 часов 25 минут в
районе железнодорожного переезда Мгеладзе заметил фигуру бегущего человека.
– Фары на переезд, –
скомандовал лейтенант водителю и выскочил из кабины, расстегивая кобуру.
Он бежал по проселку,
спотыкаясь о камни, с тревогой думая о том, что заслон, оставленный на
пересечении дорог, мог сместиться и тогда рассчитывать нужно только на себя.
Вдруг выстрелом стеганула тишину команда:
– Стой, стрелять буду!
Мгеладзе узнал голос
старшины Владимира Минашкина, секретаря комитета ВЛКСМ заставы.
Темная фигура
метнулась в сторону от переезда, послышался скрежет ограды, хруст сухостоя. В
сумерках сверкнули белые подошвы кроссовок.
– Он! – Мгеладзе двумя
прыжками перемахнул через насыпь.
Прижавшись спиной к
проволочной сетке, стоял, загораживая лицо, неизвестный. Краем глаза Мгеладзе
увидел набегавших Минашкина и рядового Бориса Нерода с автоматами на изготовку.
– Руки за голову! –
скомандовал лейтенант и кивнул Минашкину. – Возьми у него сумку...
Неизвестный поднял
сумку к груди и отодвинулся от изгороди.
– Спокойно, –
предупредил лейтенант, – без глупостей.
Через несколько минут
прибыла тревожная группа. Мгеладзе посветил на след рядом с нарушителем.
— «Елочка», 42-й
размер. Он?
— Он, – кивнул
Матвиенко.
Уже на заставе
лейтенант как следует рассмотрел нарушителя: узкое, почти безгубое лицо,
широкие плечи, мускулистый, поджарый, коренастый. Он ссутулившись сидел за
столом и повторял, что произошла ошибка, что он заблудился, что сегодня
собирался уехать из города...
На столе лежало
содержимое сумки – финский нож с компасом в рукоятке, нучаки со свинцовыми
шипами, старая панагия, стоимость которой, по самой приблизительной оценке,
равнялась пяти-шести тысячам, еще один компас, деньги...
Прибывший из штаба
подполковник отозвал офицеров в другую комнату:
– Мы его ждали. Знали,
что пойдет. Не знали, где. С первым вас, товарищ лейтенант...
Чужой среди своих
Идут к нам. Пытаются
уйти от нас. Сухопутьем, горными перевалами, морем. Идут те, кто скрывается от
правосудия, под чьими ногами горит земля. И потому они узнаваемы.
...Была суббота. Тепло
и безветренно. Море лениво накатывало волну за волной на бурый песок пляжа. От
берега до леса шестьдесят – семьдесят метров. И так на протяжении нескольких
километров. Тысячи людей с утра занимают это пространство, стремясь устроиться
именно там, где лежали и сидели вчера.
Погранвышка – на краю
пляжа. Сержант Андрей Котельников без труда узнавал отдыхающих. Он даже успел
наделить некоторых из них своеобразными псевдонимами: «Тот, с биноклем»,
«Любитель пива», «Особа в бикини», «Северяне», «Папа с сыном и собакой»,
«Художник», «Студентки» и так далее. Для них, отдыхающих, погранвышка – предмет
отвлеченный, так, что-то портящее пейзаж, нечто вроде игры в шпионов для
взрослых, не больше. И Андрей не вправе их разубеждать, пусть люди думают, что
юг – это только море, песок и кипарисы, пусть думают, что покой и мир вечны и
все окружающее великолепие только для них.
Из характеристики
Андрея Котельникова: «Родился и вырос в Оренбургской области, в селе Нежинка.
Отец и мать – рабочие. Окончил два курса техникума. Член ВЛКСМ. Увлекался
вычислительной математикой, фотографией, электронно-вычислительной техникой,
радиоделом. В погранвойска направлен по комсомольской путевке. Специальность
освоил полностью. К службе относится добросовестно. Быстро сходится с людьми, в
коллективе пользуется авторитетом, общественные поручения выполняет охотно...
Замечаний от командования не имеет...»
К десяти утра солнце
нагрело металлические перила вышки так, что больно было дотрагиваться. На
горизонте – силуэты двух судов. Это «рыбаки» берут кильку. Ближе к двенадцати
должен пройти «иностранец». За ограничительными буями – две головы. Недалеко.
Знают ведь, что за буи заплывать нельзя, а все же нарушают. Ладно, возможно,
увлеклись. Да и спасательная шлюпка рядом, Резо предупредит, а то и оштрафует.
Напарник Котельникова
рядовой Сергей Бабич оторвался от ТЗК, то есть трубы зенитной командирской.
– Меняемся, Андрей,
глаза устали.
Котельников зашел в
застекленную будку, Бабич вышел, как они выражались, «на балкон». Андрей
прильнул к черным окулярам, подстроил ТЗК. Через оптику видны очертания
надстроек на палубах «рыбаков», даже мельтешение людей возле лебедок. Андрей
повернул ТЗК направо. На оконечности леса появились две новые машины, людей на
песке прибавилось... Из леса вышел какой-то чудак с рюкзаком... «Северяне»
постелили плед и сели за преферанс. «Чудак с рюкзаком» шел вдоль пляжа, глядя
себе под ноги, осторожно обходя загорающих.
«Почему у него рюкзак?
– спросил себя Андрей. – Наверное, приезжий, пока не нашел комнату, решил
окунуться. Но почему рюкзак, а не сумка, чемодан, наконец? Мало ли почему –
походник, например, со студенческих лет остался рюкзак, взял его на юг. Так, на
нем синяя рубашка, джинсы, высокого роста, в очках. Незагорелый. Значит,
сегодня приехал... А почему один? Ищет своих? Любит отдыхать один, и все тут».
На море штиль. Бабич
подошел к окну.
— Андрей, посмотри на
того типа с рюкзаком.
— А что?
– Да так. Странный
какой-то... Человек с рюкзаком шел и явно не видел вышку. Слишком он был
сосредоточен, чтобы ни на кого не наступить.
Его появление не было
неожиданным, на границе о нем уже знали: «Высокий, сухощавый, носит очки,
походка нервная, быстрая, неровная. Глаза серые, глубокие...»
Человек с рюкзаком
поднял голову и увидел погранвышку. И словно остолбенел. Через несколько секунд
он резко свернул к лесу.
Андрей доложил на
заставу.
– Наблюдайте, – сказал
начальник заставы. – Я скоро приеду.
А тот человек уходил.
«Отпускать его нельзя», – решил Котельников.
Бабич быстро спустился
с вышки и побежал наперерез человеку с рюкзаком.
– Стой! – крикнул ему
Сергей.
У Бабича только
штык-нож, в наряд на пляж ходят без автомата. Тот остановился, смерил Бабича
взглядом и пошел на него. В ту же минуту спустился Котельников и побежал к
Бабичу. Теперь пограничников было двое.
– Документы есть у
вас? – как можно спокойнее спросил Котельников.
Незнакомец полез в
рюкзак. Пока он искал паспорт, Андрей заметил в рюкзаке ласты, пластмассовую
флягу для воды, карту в полиэтиленовой обертке.
Дальше все было
несложно. Котельников задавал наивные вопросы, прикидывался простачком, делал
вид, что собирается вот-вот вернуть паспорт и отпустить задержанного, как
говорится, с миром. Он просто тянул время, дожидаясь тревожной группы, понимая,
что осмотр рюкзака сейчас же спровоцирует задержанного на крайние меры. Но
кругом были отдыхающие, и он не имел права рисковать. Нельзя было и показать,
что он сомневается и в паспорте чужака, хотя паспорт явно носил следы
подчисток.
Когда спустя несколько
минут подъехала тревожная группа, человек с рюкзаком понял, что Андрей его
перехитрил. Он закрыл лицо руками, замотал головой, застонал.
Еще через час подлинное
лицо незнакомца с рюкзаком было установлено. Это оказался опасный преступник,
находившийся во всесоюзном розыске и несколько лет скрывавшийся от правосудия.
Он намеревался добраться до иностранного корабля, который должен был пройти
вдоль берега.
Сержант Андрей
Котельников был награжден медалью «За отличие в охране Государственной границы
СССР», избран делегатом съезда комсомола Грузии.
Он знает, что он
скажет на съезде:
– Мы охраняем берег, с
которого начинается наша земля. Охраняем, чтобы ходить по этой земле было легко
и безопасно..."
("Смена", 1987,
№ 4 (февраль), с. 12-14).
Комментариев нет:
Отправить комментарий