Орден Славы Трудовой".
55 лет назад в СССР набирал силу и большим спросом пользовался у народа жанр психологического детектива: "Трудно сказать, кем и когда высказано мнение, что какая - то неудержимая сила иногда влечет преступника на место преступления. Еще труднее обосновать это психологически, да и просто логически. И если бы кто - нибудь спросил Аркадия Колоскова, почему вечером, сойдя с парома, он направился в город по той же улочке, где днем совершил кражу, Аркадий не сумел бы этого объяснить. Правда, бояться ему было нечего: ни свидетелей, ни улик. Деньги, как говорят, «запаха не имеют», а сумочку Аркадий запрятал на противоположном берегу реки в дупло приметной, расщепленной молнией сосны. Неспешно проходя мимо знакомого уже палисадника, Колосков даже задержался на минутку около женщин, по всей видимости, соседок, сбившихся в тесный кружок у калитки. - Уж так ли Куприяновых жалко, так жалко! Окажись у меня свои деньги - отдала бы Евдокии Васильевне с легкой душой, верьте совести, - вполголоса сетовала одна из женщин. - А Надюшка?.. Ведь всю жизнь девушка живет, будто крест несет: Андрея Платоновича убили в последний год войны - надо же! Кому веселая победа, а Надюше горе - горькое. Потерять такого отца! Брата Володьку, можно сказать, на ноги поставила, а на поверку вышло - только название, что брат! И инженеришка тот - франт носатый! - целый год ухаживал да обхаживал, сегодня цветы, завтра конфеты... А оказалось, что у этого жениха жен было больше, чем на штанах пуговиц. Родятся же такие бесстыжие мужики! И вот опять... Трешник потеряешь, и то жалеешь незнамо как, а тут такие деньги! - Может, и не годится высказывать подобные слова, - неторопливо заговорила вторая соседка, женщина с темным, морщинистым лицом и строгими синими, выцветающими под старость глазами, - но я, думается, собственными руками приковала бы такого черного человека на цепь, как злющего пса!... Прости ты, мать - владычица, мое великое прегрешение! - А ему, Марья Власьевна, и так счастья в жизни не будет! - подхватила круглолицая молодайка, то и дело косящая веселым взглядом на Колоскова. - Не будет, вот попомните мое слово! Кто придумал воровать, тому тюрьмы не миновать. Хотя женщины, увлекшиеся разговором, не придавали значения тому, что к ним прислушивается посторонний человек, Аркадию Колоскову стало не по себе. И даже жутковато. Пожалуй, впервые он ощутил с предельной ясностью, какое презренное это слово, «вор», и с какой ненавистью относятся к «черному человеку» честные люди. Вот и сейчас: догадайся женщины, что это он, прилично одетый и симпатичный по внешности молодой человек, принес несчастье в семью их соседей Куприяновых, не сдобровать бы ему. Но, к счастью для Колоскова, никто не мог заподозрить его в преступлении... К счастью?.. Но почему же с каждым часом становилось все хуже и хуже настроение? И главное, куда испарилось то необъяснимо радостное ощущение полной свободы и, пожалуй, бесхитростного любования самим собой, с которым Аркадий сегодня днем горделиво вышагивал вот по этому скверику? Тогда, несмотря на жару и жажду, его, как говорится, сама земля несла, и все встречавшиеся ему люди казались приятелями. А сейчас? - Закурить у вас не найдется, папаша? - нерешительно обратился Колосков к одиноко сидящему на скамейке строгому на вид старичку. - Сейчас выясним, - сказал старичок и достал из кармана парусинового пиджачка серебряный портсигар с золотой монограммой. В дорогом портсигаре оказались только две дешевенькие папироски. - Э - э, так я вас обездолю! - сказал Аркадий. - Как вам не стыдно, молодой человек! - Старик с укоризной взглянул на Колоскова. - Прошу. Аркадию действительно стало стыдно, а через несколько минут страшно. Стыдно, потому что у него в кармане лежала нераспечатанная пачка сигарет высшего сорта, а к старичку Аркадий обратился только потому, что ему вдруг неудержимо захотелось услышать приветливое человеческое слово. А когда он услышал такое слово, его просто в ужас привела неожиданно вторгшаяся в голову мысль, что очень легко украсть портсигар, который старичок вновь небрежно сунул в оттопырившийся карман. И сразу же мысль эта вызвала у Колоскова состояние обостренного нервного возбуждения и физической собранности, то самое состояние, которое он испытал днем перед кражей сумочки. Значит, опять вор?! И хотя решительный зарок - навсегда оставить позорное ремесло! - Аркадий дал только своей собственной совести, ему стало очень обидно. Значит, верно сказала мать два года назад в тюрьме при свидании: «Думала я, Аркадий, что человека вырастила, а оказалось, что сын мой - тряпка! Намочили злыдни тебя водкой и заставили собирать с полу грязь!» И если в то время хоть каким - то оправданием Аркадию могло служить, что был он очень молод, беден, честолюбив и благодаря этому попал в разгульную компанию, то сейчас... Ну, что сегодня заставило его совершить кражу? Нужда? Нет никакой нужды! Может быть, дурное влияние? И этого не было. Когда за несколько дней до освобождения сосед по бараку Яков Середа неопределенно намекнул Колоскову насчет совместной «работенки» на воле, Аркадий скрестил указательные пальцы и произнес только одно слово: «Узел!» А комендант лагеря майор Прокошев, после того как были оформлены документы, впервые протянул Аркадию руку и впервые же за два года назвал его товарищем. Так и сказал: - Ну, за тебя, товарищ Колосков, я спокоен, думаю, по чистой тебя списываем. Только напрасно уезжаешь со строительства: ба-аль-шая жизнь разворачивается по здешним местам! А поскольку и ты начинаешь по-хорошему жить... - А я вернусь сюда... товарищ Прокошев! - Колосков не сдержал довольной улыбки после слов «товарищ Прокошев». - Только на месяцок хочу к мамаше съездить..."
Комментариев нет:
Отправить комментарий