"Я культурно проводил воскресенье..." - 60

В час ночи будят, работа до восьми утра, ещё полтора часа на сон, лёгкий завтрак, кофе, вновь работа до четырёх дня, приём посетителей, выход куда-нибудь, в семь вечера уже в постели. Обычный распорядок дня, коль хочешь уцелеть в мире Эжена Сю и Александра Дюма. "Если я продам за две тысячи франков роман "Клотильда Лузиньянская, или Красавец еврей", который напишу один, и если я буду публиковать по четыре романа в год, то разбогатею". Держи карман шире, разбогатеет он. Да, но можно ведь замечательным образом сочетать труд писательский с деятельностью предпринимательской! Кому-то, чем чёрт не шутит, и можно, хотя именно он знал о деньгах – всё. Наследство, рента, оборотный капитал, долги – самые важные приметы героев его книг. Прочие отличия описать много проще: "Возраст – девятнадцать лет; рост – метр пятьдесят сантиметров; волосы – белокурые; брови – idem; глаза – голубые, лоб – обыкновенный, нос – с горбинкой, рот – маленький, подбородок – короткий и слегка выдающийся вперёд, лицо овальное; особых примет не имеется. Таков паспорт любимого существа". Симпатичное создание, очень милое... Так, а сколько оставил папаша двум девицам на выданье и мамаше? Восемьсот тысяч? Это будет, это будет... да через десять лет у них не будет ни гроша! Предпринимательство шло своим чередом, издателем и типографом был недолго, но кредиторы потом много лет искали концы его акционерного общества по разным адресам. Уже написаны "Шуаны", "Гобсек", "Шагреневая кожа", ванна, сон, кофе, "Евгения Гранде", "Отец Горио", долги растут, в могиле русский Пушкин, которого ты старше на шесть дней, "Банкирский дом Нусингена"... Читаешь сегодня эту якобы подслушанную через кабинетную перегородку в кабачке историю банкирского дома, пробираешься сквозь кружево рождённой его пером великой и всегда современной литературы к ответу на вопрос о том, откуда же состояние у Растиньяка, а удивление подстерегает там же - как много, как точно, как невероятно подробно он знал про то, как к деньгам прибавлялись деньги. Понимали ли что-нибудь советские читатели в происходящем на страницах повести, во всех этих "ликвидациях", "мнимых дивидендах", "номинальных и реальных капиталах", если в комментариях не было о том ни единого слова? Едва ли. Впрочем, не понимал ничего в руде и автор "Банкирского дома Нусингена", отправившийся в очередное бессмысленное путешествие за богатством на Сардинию, где надеялся первым получить разрешение на возобновление разработки заброшенных серебряных копей. Но и это ещё не конец смелых дерзаний, сто шестьдесят тысяч франков, доверенных ему Ганской на покупку и устройство их общего дома в Париже, будут неудачно пущены им потом в железнодорожные акции Chemins de Fer du Nord под эпистолярную мольбу Эвелины - "Делай что угодно с теми деньгами, которые я тебе дала, милый Норе, но не разоряй меня"... В час ночи будят, работа до восьми утра, ещё полтора часа на сон... Обычный распорядок дня, если шнур твоего катафалка держать Виктору Гюго, в первых рядах за гробом идти Джеймсу Якобу Майеру Ротшильду, провожать тебя многие годы подряд - и Золя, и Фолкнеру, и Онетти, и нам всем несчастным.