"Как это оставили чекиста на свете…"

"…Батько, должно быть, и сам не ответит".

60 лет назад в СССР советские ребятишки порой рылись в ямах за свалками  возле железнодорожных столовых:

"Ночная тень

История, рассказанная полковником Ю. В. Улановым

(Продолжение. Начало см. в № 5)

Встреча на перроне

Любопытна и своеобразна жизнь станционного перрона. К приходу поездов он заполняется людьми— веселыми и грустными, серьезными и озабоченными. Но едва раздается прощальный свисток, как пустеет маленькая улица. Хозяевами ее становятся редкие прохожие, носильщики с медными бляхами да дежурные в красных фуражках.

За биением этого пульса на станции Бендеры терпеливо наблюдал невысокий человек в штатском костюме. Старший лейтенант Николай Перевертаев выполнял оперативное задание.

Рано утром, получив известие о возможной выброске шпионов-парашютистов, он проехал на дрезине до станции Раздельной, чтобы предупредить об этом дорожных мастеров и путевых обходчиков.

Предыдущие сутки Перевертаев дежурил и изрядно устал, но отдохнуть было некогда. Пока он ездил,  в комнату милиции при вокзале заведующий овощной базой П. Больбат и шофер Я. Сорока принесли пистолет. Его нашли ребятишки в яме за свалкой возле железнодорожной столовой. Это особенно настораживало Перевертаева.

День клонился к вечеру. Николай подошел к киоску, попросил бутылку минеральной воды со льда. Он налил стакан, сделал всего лишь глоток, как вдруг насторожился, подобрался и скрылся в тени, махнув продавщице.

На перроне появился смуглый черноволосый человек с наволочкой в руке. Вел он себя неуверенно, двигался торопливо. Вдруг он остановился перед рекламой ресторана, на которой был изображен румяный повар с дымящимся блюдом, сглотнул слюну и, видимо, раздумывал: войти в ресторан или не стоит.

Перевертаев внимательно наблюдал за незнакомцем: желтые ботинки не нашего фасона, кепка с кнопкой на козырьке, какие еще в двадцатых годах вышли из моды, наволочка в руках — все это вызывало подозрение.

Старший лейтенант подошел к неизвестному и попросил документы. Тот снял кепочку, вытер пот с узкого скошенного назад лба и полез в карман пиджака.

Он охотно показал паспорт на имя Умяра Даникаевича Юсипова, военный билет и справку о том, что он рабочий московской кондитерской фабрики "Ударница"  и находится в отпуске.

Все это очень напоминало документы, предъявленные при проверке Федоровым. Перевертаев вернул их Юсипову, подождал немного, зашел сзади и тихо, но решительно сказал:

— А теперь идите прямо, не оглядывайтесь и не вздумайте шевельнуть рукой.

Вокзал в Бендерах был тогда временный, и Николаю пришлось вести задержанного несколько сот метров вдоль глухого каменного забора. Люди, оказавшиеся случайно в этот момент на перроне, даже не обратили внимание на то, что произошло. А Николай Перевертаев шел и мечтал встретить хотя бы одного знакомого, чтобы подозвать на помощь.

Пройдя некоторое расстояние. Юсипов рванулся вперед, но перед ним сразу выросла фигура рослого сержанта милиции...

В комнате милиции Юсипов быстро понял, что ему вряд ли стоит придерживаться легенды, которую разработали для него за рубежом. В буханке хлеба, которую он нес в наволочке, были запечены 7.600 рублей, компас и флакон с жидкостью для смазывания подошв, если начнется преследование со служебными собаками. В брюках был подвешен пистолет. Налицо, таким образом, были почти все шпионские атрибуты.

Запираться не имело смысла, и задержанный признался, что он Абдулла Измаилович Османов — агент американской разведки. Не прошли и сутки, как его сбросили с самолета.

Понятно, что работников государственной безопасности интересовали многие детали, которые могли бы навести на след других шпионов. В Бендеры из Кишинева уже мчалась машина.

Османов сидел в углу комнаты, опустив голову. Время от времени он произносил: "Зачем я согласился? Зачем согласился?".

Увидев трех людей, входящих в комнату, он с криком бросился в сторону и ухватится зубами за угол воротника.

—Я прыгнул к нему, вырвал из зубов рубашку, разжал ему челюсти,— вспоминает Николай Перевертаев.— Воротничок мгновенно почернел. Вместе с врачом, который, к счастью, оказался в соседней комнате, мы полчаса отпаивали Османова молоком и промывали ему желудок марганцовкой. Хорошо, что все обошлось. Ведь я сразу же внимательно осмотрел воротник, но мягкую, как ткань, ампулу почти невозможно было обнаружить...

Вечер наступил быстро, как это всегда бывает на юге. Мгновенные сумерки и чернильная мгла уже накрыли город мягким темным пологом, приглушили звуки и принесли с собой желанную прохладу. Погода была превосходной, но многие свидания были отменены в тот вечер. Поиск продолжался.

Османов к этому времени подробно рассказывал о себе и о своих хозяевах.

По заданию американской разведки Османов должен был вначале ехать в Харьков, затем перебраться на Урал. Собрать там данные о воинских частях, аэродромах, заводах оборонной промышленности. Было и специальное задание, считавшееся особенно важным. Османову поручалось пробраться в одни из населенных пунктов, где, по мнению его хозяев, находилось атомное предприятие. Шпиону предлагалось тщательно изучить этот объект, собрать вокруг него образцы растительности и почвы, взять пробу воды. (Таким образом, по степени радиоактивности образцов американцы рассчитывали установить мощность предприятия).

После выполнения задания Османов должен был перейти советско-турецкую границу и просить турецких пограничников связать его с американским консульством.

Хозяева снабдили шпиона фальшивым советским паспортом на имя Умяра Даникаевича Юсипова, военным билетом и девятью справками о том, что он рабочий московской кондитерской фабрики "Ударница" и находится в отпуске. По срокам действия каждая справка продолжала другую, и Османов—Юсипов мог быть в "отпуске" с августа по ноябрь.

Шпион сообщил, что родился в селе Семеновка Горьковской области, как это и было указано в фальшивом паспорте. До 1949 года он работал кочегаром на кондитерской фабрике "Ударница". Имя Умяра Юсипова он выбрал не случайно. Человек с этим именем был его двоюродным братом, следовательно, существовал реально. В случае какой-либо проверки, все это могло ввести в заблуждение.

Османов был уверен, что с самолета сброшен не он один. Из Мюнхена до Афин, где самолет задержался на два дня, и дальше —к месту выброски его везли в специально оборудованной внутри самолета брезентовой кабине. (Сопровождающий его американский разведчик говорил, что это для его же безопасности. Видимо, американцы не считали нужным знакомить шпионов друг с другом).

В Афинах, проходя через самолетный салон, он видел чей-то разобранный велосипед, а за полминуты до прыжка в его кабину ворвался ветер, и он услышал команду: "Пошел!".

Османов вспомнил также, что в Афинах в одном доме с ним жили двое. Кажется, он видел их и в Кауфбейрене, где проходил подготовку.

Они все время держались вместе, но к нему и его сопровождающему не подходили ни разу.

Осмотрев велосипед, с которым был задержан Тищенко, Османов заявил, что это тот самый велосипед. который он видел в самолете.

Однако, увидев фотографию Тищенко, заявил, что с этим человеком никогда не встречался.

Оборванная нить

Николай Яворский из деревни Копанка, всего неделю назад демобилизованный из Советской Армии, собрался в Бендеры, чтобы оформить паспорт и купить себе кое-что из штатского платья.

Яворский вышел на шоссе, "проголосовал" и забрался в кузов пыльного грузовичка. На краю деревни в ту же машину сел еще один человек. Это был смуглый парень среднего роста, худощавый, в темном костюме и брюках, заправленных в хромовые сапоги.

—Значит, до Тирасполя махнем,— приветливо кивнул он Яворскому.

—Машина идет только до Бендер.

—А мне все равно,—продолжал незнакомец.—Торопиться некуда, а в Бендерах побывать тоже неплохо. Я, браток, воевал в этих краях. И Тирасполь, и Бендеры освобождал. А сейчас получил отпуск и решил погулять по военным своим дорогам. Давай знакомиться. Михаилом меня зовут.

— Сами-то откуда? — поинтересовался Яворский.

—Родился за Уралом, а теперь москвичом заделался. Закуривай, браток, чего-чего, а папирос хватает; на фабрике "Ява" работаю. Слыхал, небось?

—Конечно, слышал...

—Так вот, надумал я в теплые края податься. Фрукты у вас, можно сказать, даром, вино—тоже. Поищу в Тирасполе или в Бендерах работку подходящую. Не найду—так в Николаев поеду корабли строить.

Машина то и дело останавливалась. В кузове появлялись новые пассажиры. Но вот вдали показались белые домики Бендер. Не доезжая до города, шофер, заметив на шоссе милиционера, остановил машину, собрал скомканные пятерки и запылил дальше. Пассажиры пешком двинулись в город.

—Вот уж этого терпеть не могу, —говорил Михаил, шагая рядом с Яворским по каменистому шоссе, —последние сапоги в момент стопчешь. Пойдем-ка лучше по той вон дорожке.

Попутчики, минуя милиционера, сошли на петлявшую рядом грунтовую дорогу и вскоре были в городе.

Они пробыли вместе до полудня. Михаил казался Николаю бывалым парнем. Он много рассказывал о службе в оккупационных войсках в Германии. Дважды заходили они в закусочную, и новый знакомый угостил Яворского водкой и пивом.

—Сказать тебе правду. Николай, надоело жульничать,—говорил Михаил после  второй стопки.

—Ну, устроился на фабрику "Ява" чернорабочим. Заработок—четыре сотни. Разве проживешь? Вот и приходилось папиросы выносить. Только этим на отпуск и накопил.Думаешь, не противно? Не удастся устроиться в Николаеве, ей-богу, сюда подамся. Как найти-то тебя?

 Яворский назвал адрес, но записать его было нечем.

—Ладно, запомню! —успокоил Михаил.—Ну, браток, взглянул на Бендеры, пора в Тирасполь собираться. Где тут попутные машины останавливаются?

Вскоре Яворский посадил нового знакомого в кабину грузовика, помахал ему рукой и отправился в паспортный стол.

Вл. Багрин.

(Продолжение следует)".

("Известия", 1961, № 6 (6 января, московский вечерний выпуск), с. 4).