"Спи, мой малыш, вырастай на просторе, быстро промчатся года..."

"... Смелым орленком на ясные зори 

Ты улетишь из гнезда".

65 лет назад, прихлёбывая молоко прямо из бутылок и смеясь, не желали лучшей доли советские дети:

«Дмитрий Шашурин.

Оля и Локки.

Оля живёт в Саратове. А Локки Джойс – в Америке.

Про Локки Джойса писали в газетах. Папа в тот раз читал вслух – громко и медленно: «Посреди тесного двора – вонючая лужа. Около лужи копошатся дети. Они играют. Доверчивый семилетний мальчик с прозрачными грязными руками сказал, что его зовут Локки Джойс и он хочет стать невидимкой...»

Папа перечитал это место: «Ребёнок хочет стать невидимым, чтобы ему не мешали собирать объедки в помойках у богатых домов».

Так Оля узнала про Локки.

Однажды весь второй «А» поехал за Волгу, на Зелёный остров. Маленький пароходик будто не замечал, что на него катит столько воды сразу, - тарахтел, тарахтел и шёл против течения. Носились чайки, а совсем далеко плыли яхты.

На Зелёном острове тенистые осокори и много цветов. Девочки так старались, что Елена Ивановна очень скоро сказала:

- Хватит,- и еле-еле стянула ремни гербарной сетки.

Тогда они нарвали охапки цветов, уселись вокруг и связали по два венка: один – себе, другой – Елене Ивановне.

Завтракали, прихлёбывая молоко прямо из бутылок, и смеялись. Но Оля вдруг вспомнила про Локки, про вонючую лужу.

И ей показалось, что она взрослая и строга, а девочки – маленькие-маленькие. Долго ещё оставались они на Зелёном острове: купались и загорали, и опять собирали цветы, но Оля не отходила от Елены Ивановны.

А в другой раз Оля провожала брата в детский садик. На политом асфальте, смешно задирая головы, воробьи пили из лужиц. Дворник всё подтягивал шланг и старался достать струёй до деревьев, но струя сгибалась и рассыпалась на крупные капли.

К садику со всех сторон подходили ребята. Олин брат тоже заранее высвободил руку и вошёл сам. Родители немного задерживались, глядя сквозь стеклянные двери, улыбались и не спеша уходили. А к дверям подходили ещё и ещё...

Оля невольно подумала, что и Локки пора поступать в школу.

По четвергам Оля играет на скрипке. Из окна консерватории видно чистое небо и липы.

Оля играет. Смычок то плавно скользит, то вздрагивает.

... На тесный двор светит солнце. Мальчик протягивает солнцу руки. Но медленно наползает тень стены и покрывает ноги, голову, протянутые руки. Тихо плачет мальчик. И вдруг всё быстрей и быстрей исчезают стены. Песня, солнце и цветы.

Даже в день рождения Оля не забыла про Локки. И когда все разошлись, когда Оля осталась вдвоём с мамой, она сказала:

- Я очень, очень счастлива!

Мама улыбнулась и погасила свет. Но Оля удержала маму за платье.

- Мамочка, ведь правда, что скоро на свете совсем не станет капиталистов?»

("Мурзилка", 1950, № 6 (июнь), с. 6).