"Ты прибыл, товарищ, из дальней страны..."

"... Твой путь в нашем сердце отмечен…
Так что же глаза твои грусти полны?
Неужто не радостна встреча?"
 

35 лет назад можно было, не стесняясь, поплакать в кабинете сотрудников советского консульства в Бонне:
"Письмо из Бонна
У ворот посольства
В прежние годы, подъезжая к зданию советского посольства в Бонне на Вальдштрассе, нередко можно было увидеть на другой стороне улицы группку людей, державших в руках плакаты. Они добивались "воссоединения семей", требовали разрешить выехать из СССР в ФРГ близким родственникам. Одни действительно этого хотели, другие, очевидно, лишь выполняли чью-то волю.
Времена изменились. Группы с плакатами исчезли. Однако людей за воротами посольства стало больше. Как ни парадоксально, но число их увеличивается по мере того, как облегчаются процедура и условия выезда из Советского Союза.
Кто они? Это наши соотечественники — русские, немцы, евреи... Одни с советскими паспортами, другие с местными. Бывшие военнопленные или угнанные во время войны на германскую каторгу, "воссоединившиеся", сбежавшие или уехавшие, прожившие здесь месяцы или годы. Все они просят разрешения вернуться обратно.
Некоторые плачут, не стесняясь, в кабинете у сотрудников консульства. Визиты, телефонные звонки, письма... Пухнут папки "входящих" и "исходящих". Рабочего времени не хватает, чтобы принять всех желающих. Ведь речь не о поездке по турпутевке: за каждой просьбой — человеческая судьба.
Василий Васильевич Ракитин живет в Ганновере и уже получил разрешение вернуться. Живет в достатке, хотя и скромном, но не прирос к этой земле. Да и благополучие пришло с опозданием. А вспомнить он может многое.
— Сначала был плен. Потом нас освободили советские войска. Но я остался в ГДР. К бывшим военнопленным тогда относились подозрительно. Хлебнул презрения и враждебности, прежде всего от своих. По фамилии нас никто не звал. "Трофейные"—такая к нам прилипла кличка. Следили за каждым шагом, в чем-то подозревали. Терпел, сколько мог, в 47-м не выдержал, удрал на Запад. На Смоленщине остались приемные родители. Сперва звали: возвращайся, мол. Потом перестали. Суд заочно приговорил меня к высшей мере "за измену Родине" по статье 58-й. В 1969 году впервые вновь побывал на родной земле как турист. Меня тут же арестовали. Шесть месяцев просидел в Лефортове. Но, к счастью, все же разобрались. Верховный суд полностью реабилитировал меня. Как только началась перестройка, сразу же подал заявление на возвращение...
Встречался я и с другими соотечественниками, оставшимися здесь после войны. Судьбы у них сложились разные, но все говорят о перестройке с волнением: "Наконец-то!" Большинство периодически бывает в Советском Союзе. Вернуться, правда, решаются не все.
По статистике большинство возвращающихся—это "лица немецкой национальности" из городов и деревень Казахстана, Молдавии, Литвы и других республик. В ФРГ, на свою "историческую родину", они приехали не по зову предков, а по вызову дальних родственников, всю жизнь проживших по законам и традициям другой общественной системы.
Иммиграция в ФРГ — это в какой-то мере результат кампании за "воссоединение", начатой правительством ФРГ в те годы, когда советские немцы и некоторые другие меньшинства еще продолжали ощущать на себе последствия сталинской несправедливости. Кампания эта в ФРГ продолжается и теперь, пожалуй, даже с большим рвением.
Количество переселенцев быстро растет, но не постигнет ли сотни тысяч немцев из социалистических стран в ФРГ участь "граждан второго сорта", подобно иностранным рабочим? Тех позвали "только работать", этих — "занять свое место на исторической родине". Но ведь приехали живые люди с иным жизненным опытом. Ассимиляция для них — процесс болезненный и трудный.
Федеральное правительство проявляет о них заботу. В лагере, где переселенцев проверяют и регистрируют, они получают удостоверения для пользования льготами: им выделяют дешевую квартиру, возмещают расходы, связанные с переездом, выдают пособие на приобретение одежды, мебели и домашней утвари, подарки местной общины, в течение восьми месяцев бесплатно учат немецкому языку.
Как чувствуют себя переселенцы на новой родине? Живут они большей частью замкнуто, при вступлении в брак подыскивают партнера из своей среды. Местное население в редких случаях признает их за "полноценных немцев". Происходит социально-психологическое отторжение. Потом наступают материальные трудности: через четыре года прежние льготы теряют силу. А главное: трудно привыкнуть.
Владимир Давыдович Мейзер живет в ФРГ 10 лет. С горечью признается: "Все эти годы чувствую, что я здесь не на месте, чужой. Дискриминация на работе привела к тому, что готов все бросить и вернуться к людям, которых понимаю...".
Эмма Георгиевна Барт из села Спиридоновка Татарской АССР приехала в ФРГ в прошлом году с матерью и сыном. Ей хватило и этого срока, чтобы понять: "Не могу жить вне Родины".
Ирина Ивановна Кен приехала к матери в 1984 году. После недолгого проживания почувствовала: "Привыкнуть не смогу. Не хватает привычного окружения".
Ойген Лоренцович Бакмайер уже 5 лет, как живет в Мюнхене. Приехал не к чужим людям, а к матери и брату, покинувшим СССР на несколько лет раньше. Но убедился: "...Ни близкие родственники, ни формальная общность языка не могут восполнить того физического, морального и духовного богатства, которого лишаешься, оторвавшись от Родины. Это так или иначе ощущают все немцы, покинувшие СССР".
Работа... Это ведь не только сегодняшний, но и завтрашний кусок хлеба. Неужели в нем отказывают "воссоединившимся", вокруг которых здесь нагнетается столько пропагандистской шумихи?
Формально работой обеспечиваются все, признаются даже дипломы переселенцев. Но не для каждой квалификации находится что-то соответственное, отличаются и условия труда.
Иван Федорович Исаков с женой приехали в ФРГ по вызову родителей-пенсионеров. Теперь он признается: "Мы не подумали о будущем детей. Они выросли в стране, где легко получить образование и работу. Новая страна для нас чужая, никак не можем привыкнуть. Вот уже год и три месяца, как я безработный, а семью нужно кормить. Жена не работает пять лет".
Ян Яковлевич Петерс окончил техническое училище в Новосибирске. О своих бедах рассказывает скупо: "Выехал в 1983 году с родителями. До мая 1985 года не работал. Потом поступил на фабрику "Рит" в Мюнхене. В августе уволили. В марте 1986-го устроился на завод Тиссена в Билефельде. В августе 1987-го уволен. С этого момента безработный".
Рейнгольд Владимирович Фихтнер мотивирует ходатайство о возвращении так: "Жена не работает, а моего пособия на двоих не хватает".
Рейнгольд Филиппович Рейнгардт за 7 лет пребывания в ФРГ жил на социальное пособие, не может до сих пор устроиться на работу. Подводит печальный итог: "Такой свободы не хочу!"
Аркадий Иванович Алексеев, переселившийся во Фрейбург из Ленинграда в 1982 году, рассказывает: "Постоянной работы и средств для нормального существования нет. Приходится подолгу искать халтуру —нелегальную работу, а это дело здесь наказуемо: штрафы достигают 60 тысяч марок. Гуманность общества испытал на себе. Четыре часа провел за решеткой по доносу: за то, что в лесу с приятелем легли на травку отдохнуть. Этого было достаточно, чтобы тут же прилетел полицейский вертолет. Ощущения защелкивающихся за спиной наручников никогда не забуду. Рубец на запястье остался до сих пор".
Михаил Емельянович Дубенко, уроженец Житомирской области, живет в ФРГ 17 лет: "К сожалению, больше находясь без работы,— уточняет он.—В 1971 году получил визу для поездки в СССР, но не было денег на билет. Обратился в Красный Крест, там сказали: "Мы помогаем тем, кто приезжает из СССР". Нервы не выдерживают. В 1979 году меня выгнали с работы за "агитацию", с тех пор безработный. Социальной помощи не хватает".
Таковы свидетельства "неприжившихся". Некоторые из них уже получили  разрешение вернуться, другие оформляют документы. Нередки случаи, когда на запрос консульского отдела приходит от областного начальства отказ: "нет подходящей квартиры", "не можем получить согласия родственников"...
У многих действительно не осталось родственников в СССР, как, например, у В. Д. Мейзера. Между тем пока разрешение на обратный въезд выдается только при наличии приглашения. Но так ли уж важен этот документ?
Е. Бовкун,
соб. корр. "Известий".
Бонн.
От редакции: Мы публикуем этот репортаж не только для того, чтобы рассказать о трудностях, с которыми приходится сталкиваться соотечественникам, по тем или иным причинам покинувшим СССР. Существуют проблемы и с их возвращением в нашу страну, и притом весьма непростые. Вот что разъяснил нам по этому поводу начальник ОВИР ГУООП МВД СССР Рудольф Алексеевич Кузнецов:
— Для приезда указанных лиц в СССР на постоянное жительство действительно требуется приглашение близких родственников, подкрепленное обязательством поселить возвращенцев на своей жилплощади. После этого вопрос решается местными Советами народных депутатов, которые должны убедиться, что подселение не приведет к резкому ухудшению жилищных условий семьи, готовой дать пристанище заграничным родственникам (в противном случае им ведь нужно будет выделять новую квартиру). Если нет препятствий с этой стороны и нет проблемы с трудоустройством приезжающих, то разрешение выдается.
Для тех, у кого нет родни в СССР, въезд тоже не закрыт. Вопрос и в этом случае решают местные Советы: в состоянии они обеспечить возвращающихся жильем и работой — возражений на приезд нет. Есть же у нас районы, в частности в сельских местностях, где достаточно жилья, но не хватает рабочей силы. Хочу подчеркнуть: в любом случае при решении вопроса о выдаче разрешения на въезд в СССР местные Советы руководствуются основополагающим законодательным принципом — выдавать разрешение только в том случае, если не будет нанесен ущерб законным интересам местных граждан".
 ("Известия", 1988, № 276 (2 октября, московский вечерний выпуск), с. 5).