"…
Дорога, дорога,—
Плотина, шахта и завод...
Дорога дальняя зовет".
Плотина, шахта и завод...
Дорога дальняя зовет".
"Вернись обновленным
Мы долго думали, прежде чем сесть за это письмо. Не знали даже, как обратиться к тебе, Саша! Но ты очень обидел нас. Товарищ Григорьев — вроде бы не положено. Гражданин Григорьев — как-то непривычно.
Все же решили писать. Не можем мы забыть тот день, когда после суда тебя взяли под стражу. Тяжелое чувство охватило нас. Было больно и обидно. Мы молча ушли из зала заседания и так же молча разошли сь по своим делам.
И тогда в дни суда, да и сейчас находятся люди, которые сочувствуют тебе. "Подумаешь, мол, выпил и пошумел малость!". Может быть, ты и сам слышал эти слова сердобольных? Так вот должны тебе сказать, что не проходит у ребят возмущение твоим поступком. Начистоту с тобой будем говорить: во всем случившемся виноват ты сам. И если ты ждал снисхождения, то зря. Мы сознательно не стали ходатайствовать за тебя. Нашкодил — отвечай по всей строгости. Хотя и больно нам за тебя.
Следователю, а потом судьям ты ведь даже не мог рассказать о том вечере. Повторял все время: "Этого факта я не помню, я был сильно выпивши".
Представь себе состояние людей, рядом с которыми буянит с ножом в руках обезумевший от водки хулиган. Он может и убить. Ведь недаром говорят, что девять из десяти убийств совершают пьяные хулиганы. Такие же точно, каким был ты сам в тот вечер.
Мы знаем — судят за то, что преступник совершил, а не за то, что он мог бы натворить. Но мы не можем не думать о том, что ты мог бы сделать. Хулиган — это наш серьезный враг. А. М. Горький назвал его человеком, который "колеблется на границе безумия", и считал его опаснее, чем "бациллы заразных болезней". Вдумайся в это, Александр! К тебе ведь относятся эти слова.
Да, к тебе. Бывает, человек случайно оступился. А с тобой ведь это не впервые. Тебя не раз приводили в милицию, давали по нескольку суток за мелкое хулиганство. С тобой часто беседовали работники охраны общественного порядка, воспитатели, твои товарищи.
Однажды мы увидели тебя в красном уголке общежития за книгой. Обрадовались. Ведь до этого от тебя только и слышали: "Кроме танцевальной площадки, меня ничто не интересует". А тут книгу в руки взял. Ну, думали, лед тронулся, взялся за ум наш Саша, радовались все, когда ты трезвым в красный уголок приходил, надеялись на тебя.
А ты связался с дурной компанией, начал пить. И вот результат: пьяные дебоши в общежитии и на улице, милиция, следствие, суд, тюрьма. Компания твоя пьяная тоже, конечно, виновата, ее мы приструним. Но ссылаться на других нечего. Правильно тебе два года дали —кроме самого себя, винить больше некого. Человека не так просто увести от беды, если он сам того не желает.
А ведь ты бы мог жить, как все. Мог бы работать хорошо, учиться, заниматься спортом. Театр, кино, поездки за город! Не раз тебе говорили: поступай в школу рабочей молодежи, получи среднее образование, думай об институте. Нам казалось, что ты слушаешь нас, но это только казалось...
Народный суд осудил тебя на два года лишения свободы. И повторяем, правильно осудил. Ты и только ты ответствен за все. Но твоя беда — это и наша беда. И мы в ответе — не посторонние ведь люди, в одном рабочем котле варились. Да, видно, были мы слишком добренькими, таким, как ты, спускали все с рук.
Вот вы и распоясались. Плотник Генрих Жемойть дня трезвым не ходил, слесарь Василий Пацевич ему под стать. Мешкис, Мисюль, Буханцевич устроили в общежитии пьянку. И им простили. Нет, нельзя прощать такое. Вот теперь и ты локти кусаешь, и мы спокойно себя не чувствуем.
Но ты пойми, Александр Григорьев: когда себя упрекаем — не тебя оправдываем. Просто мы поняли, что решительная борьба с хулиганством — наше общее дело, каждый тут должен милиционером быть, как здорово сказал Никита Сергеевич Хрущев.
Понимаем, Александр, за решеткой сидеть не сладко. Но ты должен переделать себя. Прежде всего трудом. Работай до седьмого пота, так, чтобы хребет трещал, веди себя хорошо, имей цель — скорей вернуться к нам.
Пишем тебе это потому, что по-прежнему считаем тебя не чужим. И хотя ты не вместе с нами, мы будем по-хорошему следить за тобой, за твоим обновлением. Кстати, ты и сей час смог бы учиться, повышать свои знания, которые человеку всегда и всюду нужны. И там, где ты сейчас, есть возможности для этого, не упускай их. Постараемся приехать к тебе, увидимся с воспитателями, поговорим, все узнаем. Если хорошо будешь держать себя, честно трудиться, простим тебя и возьмем в свою семью. Не одумаешься — на себя пеняй.
Вот пока все, что мы хотели написать.
Юрий Киселев, секретарь комитета комсомола строительного треста № 4; Люба Бакштейн, воспитательница в общежитии; Игорь Курильчик, экскаваторщик; Иван Райский бригадир; Тамара Красоткина, такелажница; Иван Рубский, плотник; Николай Алексеенко, строитель.
Письмо это родилось в коллективе Минского строительного треста № 4 не сразу, а после долгих раздумий, споров, сомнений.
Надо сказать, что общественность треста долгое время как-то удивительно равнодушно относилась к многочисленным случаям хулиганства, которое буквально расцвело в общежитии мерзким сорняком. И вовсе не потому, что живут тут ребята и девчата не такие, как в других общежитиях. Нет, разумеется. Хулиганят всего несколько человек, но они чувствуют свою полную волю и опасаются только милиционеров. Общественность с поразительной терпимостью относится к хулиганам.
Начальник Октябрьского районного отдела милиции Иван Устинович Мисуна показывает нам пачку документов — это копии писем в партком, профком и комитет комсомола строительного треста. Во всех — страстный, мы бы сказали, призыв: "Давайте вместе бороться с хулиганством!". Увы, никого — ни руководителей треста, ни общественные организации, ни рабочих — не взволновали эти сигналы.
Всем этим обеспокоены милиция, райком партии. Под их давлением руководители треста решили, наконец, принять хоть какие-то меры воздействия к хулиганам. На сей раз собрали в общежитии собрание, чтобы поставить перед лицом товарищей тех, кто ведет себя недостойно и сейчас. Мыслилось это как своеобразное продолжение суда над Григорьевым.
Очень это правильно! Тут бы общественности и дать решительный бой хулиганам. Но на этом собрании мы поняли, почему общежитие строителей стало притчей со языцех. На собрание пришли управляющий трестом т. Шариков, его заместитель т. Гузовский, секретарь парткома т. Петухов. Зал был битком набит молодыми рабочими. Был стол под красной скатертью. Был президиум. Все атрибуты "мероприятия" были налицо. Не было лишь одного—наступательного духа, боевитости.
Грустно было слушать, как заместитель управляющего трестом по быту т. Гузовский, а потом секретарь парткома т. Петухов долго и нудно объясняли, что такое мораль, читали нотация и нравоучения.
Да разве, дорогие товарищи, Григорьев и его собутыльники не знают, что такое хорошо и что такое плохо? Что можно делать, а что нельзя? Отлично знают! Не душеспасительные проповеди им нужны. Вы их ответ держать перед всем коллективом заставьте, общественное мнение вокруг них взбудоражьте, товарищеский суд устройте. Вот это проймет.
Когда мы говорим, что борьба с хулиганством— наше общее дело, то имеем в виду действительно борьбу, непримиримость к малейшему хулиганскому поступку, осуждение любого отклонения от норм нашей жизни. Средств воздействия на нарушителей общественного порядка у нас много, но их надо применять к конкретным хулиганам, а не призывать к борьбе с хулиганством вообще.
Строители в конце концов поняли, что они все ответственны и за судьбу Григорьева, и за порядок в общежитии. Они обеспокоены собственной пассивностью.
Правы ребята: виноват во всем прежде всего сам Григорьев. Но хорошо, что не сбрасывают они со счетов и своей ответственности за его жизнь, что не вычеркивают навсегда его фамилии из списков своего коллектива.
Жить начинать никогда не поздно. Александру Григорьеву тем более, ибо ему всего двадцать! Суровый режим, помощь воспитателей, забота родного коллектива дадут ему возможность, мы в этом уверены, стать на ноги.
И его возвращение и обновление будут немаловажной победой строителей.
В. Плешавеня,
Ю. Феофанов,
спец. корр. "Известий".
Минск".
Комментариев нет:
Отправить комментарий