"... А все без жалобы унылой
С какой-то дьявольскою силой
Граблями машут на лугу".
С какой-то дьявольскою силой
Граблями машут на лугу".
"Дуга"
Предупредим сразу: речь в этой статье пойдет не о хорошо знакомой каждому со школьной скамьи вольтовой дуге — ценном изобретении ученых, а о "дуге" совсем иного рода. Это "изобретение" появилось где-то в коридорах одного из филиалов Центрального разведывательного управления США, именуемого "Народно-трудовым союзом" (НТС) во Франкфурте-на-Майне. Патент на него принадлежит главарям НТС — Ольгскому (он же Василий Иванович) и Трушновичу (он же Анатолий Иванович). К сказанному следует добавить, что советскому инженеру-путейцу в то время даже и не снилось, что в один прекрасный день он может превратиться из Николая Ивановича в какую-то "Дугу", стать на путь предательства. История его падения началась так...
Н. Иванов по служебным делам выехал в командировку в Германскую Демократическую Республику. Переговоры с немецкими коллегами шли успешно, и его пребывание в ГДР подходило к концу. Как-то в свободное время представилась возможность побывать в Западном Берлине. Он решил не отказываться от этой заманчивой поездки.
Инженер бродил по улицам, с интересом разглядывал архитектурные ансамбли, останавливался возле витрин, заходил в магазины. Человек лет за сорок, в очках, слегка лысеющий, с пухлыми щеками и плотной фигурой, он ничем не выделялся в потоке прохожих. Да, собственно говоря, Иванов и не предполагал, что за ним кто-то мог следить, исподволь наблюдать за его неторопливым маршрутом. И вдруг знакомое русское: "Здравствуйте, соотечественник!" От неожиданности вздрогнул, но тут же оправился. Две пары глаз скорее заискивающе, чем пристально смотрели на него. Кто они? Кто эти два незнакомца, говорящие по-русски и в то же время чем-то не похожие на русских? Сразу уловить этот нюанс было трудно: то ли выговор не тот, то ли манера держаться... Скорее последнее. В голове возникли образы эмигрантов, влачащих убогую жизнь на чужбине, образы, почерпнутые из литературы, образы, вызывающие чувство сострадания, жалости.
Обездоленные люди, отрезанные от родины, близких... Да, да, именно такими Иванов и представлял себе этих людей: заискивающий взгляд, скованность движений, нервозность в разговоре.
Он и не заметил, что они уже шли втроем вдоль какой-то улицы. Вкрадчивый голос Василия Ивановича проникал в самое сердце инженера, будил в нем еще неосознанное сочувствие, вызывал расположение к этому человеку горькой судьбы. Не менее печально-трогательна оказалась и жизнь другого незнакомца, назвавшегося Анатолием Ивановичем. Иванов молча, с раскрытыми глазами слушал о мытарствах несчастных русских, в силу каких-то былых обстоятельств оказавшихся в чужом крае, лишенных всего, что имел он сам. "Мы лишены здесь элементарных человеческих прав...",—вздыхал Василий Иванович и делал жест, похожий на тот, которым мужчины смахивают вдруг набежавшую слезу. "К сожалению, вы можете нам только посочувствовать. У вас есть все —у нас —ничего... ", —вторил своему товарищу по несчастью Анатолий Иванович. И инженер, обмякнув, сочувствовал тем, у кого "нет ничего", кто в этом мире "лишен элементарных человеческих прав". А потом с нескрываемой гордостью говорил новым знакомым о своей жизни, любимой профессии, говорил и о служебной командировке, "в которой ему довелось встретить своих соотечественников".
Прощались трогательно: "Земной поклон России... ", "Не забывайте... ", "Будете снова в здешних краях — надо бы встретиться, посидеть да потолковать за рюмкой русской водки...".
Все эти елейности Иванов как-то особенно зримо представил себе на другой день, когда перед ним появился еще один "обездоленный". Отличался он от тех знакомых с улицы, куда более уверенными и даже решительными манерами. Говорил, не сюсюкая, рубил, как говорится, с плеча. "Господин Иванов, вы провели время в обществе штатных сотрудников НТС. Ольгский и Трушнович передали нам содержание всей вашей беседы. Вы слишком доверчивы. Учтите, это не в вашу пользу. Задание по вашей служебной командировке уже известно центру НТС во Франкфурте-на-Майне. Но бояться нечего. Мы, нтэсовцы, такие же русские, как и вы. Мы "офицеры революции" также сильно любим свою родину. Но наша родина должна быть свободной. Переворот не за горами. Во имя этой благородной цели мы здесь живем и трудимся в поте лица. От вас, господин Иванов, не требуется многого. Но вы должны, я повторяю, должны нам помочь".
И с этой самой минуты инженер-путеец перестал быть самим собою, морально раздвоился и получил нтэсовскую кличку "Дуга".
Вначале он, естественно, пытался отмахнуться от свалившегося как снег на голову "работодателя". Но последний пригрозил, что в таком случае до сведения советских властей будет доведена история его связи с господами из НТС. Шантаж был незатейливый и грубый. Однако Иванов смалодушничал и поддался ему.
Во Франкфурте-на-Майне ликовали: в расставленные по многим странам Западной Европы силки НТС попался еще один птенец. Учитывая недостаток "кадров", все увеличивающиеся трудности с вербовкой предателей и шпионов, Центр трубил победу. Конечно, рассуждали в мрачных коридорах нтэсовского логова, с этим Ивановым еще придется повозиться, хватить лиха, пока он окончательно оперится, но начало есть, начало положено. Кандидатура подходящая, во-первых, слабохарактерен, во-вторых, с нужной профессией. Инженеры-путейцы просто так на дороге не валяются...
На родину Иванов уезжал уже напичканный заданиями. "Уличные знакомые" Ольгский и Трушнович лично вручили ему средства тайнописи и шифрблокноты, проинструктировали, как пользоваться всем этим шпионским хозяйством, дали подставные адреса и инструктивные письма. "Дуге" предписывалось собирать и регулярно переправлять в центр НТС откровенно шпионскую информацию по военным, экономическим и политическим вопросам.
Дальше —больше. Когда Иванов-"Дуга" вернулся на Родину, "друзья" не оставляли своего "птенца" без внимания ни на один день. Завязавшаяся переписка постепенно, но властно расширяла сферу его заданий. От тех же Ольгского и Трушновича, сидящих в Западном Берлине, он получает письменные задания по проведению подрывной деятельности на территории Советского Союза. Невидимые нити связывают "Дугу" с подставными адресатами: в Норвегии —некто Сольвиг Лустад, в Бельгии —А. Богданов, в Западном Берлине — Рут. "Дуга" никогда не видел этих людей, не знает, кто они такие. Игра "втемную": письмо туда —письмо оттуда. Зато о своих первых и ближайших "наставниках" он уже информирован. Кто же они?
Ольгский —гражданин ФРГ. Работал на иностранную разведку еще до второй мировой войны. Затем был перевербован гестапо. Во время оккупации немецкими фашистами Белоруссии подвизался в Минске и Слуцке на должности резидента германского контрразведывательного органа "Зондерштаб-Р". В 1943 году получает повышение —его назначают заместителем начальника 2-го отдела контрразведывательного органа "Ингвар". Ольгский принимает деятельное участие в карательных экспедициях фашистов против мирного населения. Во время отступления немцев бежал в Германию по подложным документам, прихватив с собой награбленные ценности.
После войны Ольгский объявил себя "активным руководителем НТС". Он занимается шпионско-провокационной деятельностью против советских войск и советских граждан в ГДР, а также против самой немецкой республики рабочих и крестьян. Поддерживая тесные контакты с западной разведкой и западногерманской полицией, он получает от них средства на подрывную и шпионскую работу. Сейчас Ольгский служит сразу трем разведкам — американской, английской и западногерманской. Он продает свои "новости" в три адреса по принципу —кто больше заплатит.
Таков портрет Ольгского. Недалеко ушел по моральным качествам от своего "горемыки"-приятеля Трушнович — секретарь редакции желтого листка "Посев", проживающий во Франкфурте-на-Майне на Инхайденерштрассе.
Сколько раз Иванов-"Дуга", получая инструктивные письма Ольгского и Трушновича, ловил себя на мысли: как же эти люди, звериной ненавистью ненавидящие советский народ, могли тогда на улице воздавать хвалу нашей науке, культуре, восхищаться экономическими достижениями и тут же поносить Соединенные Штаты, разведорганам которых они служат! Ведь так могут вести себя только законченные подлецы...
Но все эти гложущие душу размышления отходили куда-то на второй план, отбрасывались всякий раз, когда "Дуга" получал очередную корреспонденцию от своих наставников. "Точная информация от вас позволит избежать ошибок, а за ошибки иногда приходится расплачиваться очень дорого,—угрожающе поучали своего "птенца" из-за границы... "Сообщите о том, как происходит контроль при въезде в СССР и есть ли какие-либо изменения при переходе границы. Нам важно знать, как возможно проживать в СССР, находясь на нелегальном положении. Где можно достать документы на новую фамилию, прописаться. При передвижении по СССР, где легче всего избежать контроля не подвергаясь риску. Сообщите кратко и предельно точно".
И "Дуга", буквально ползая на животе, воровато шныряя в подворотни, собирает информацию, по ночам сидит над шифрблокнотом. Незримые хозяева Центра требуют: давай, давай, давай... Какие нужны печати в паспортах, видел ли ты демобилизованных из армии, наблюдается ли сверхплановый железнодорожный транспорт... "Вы наши глаза и уши,—подбадривают "Дугу" шефы,— шлите больше информации... ". Его теперь называют "наш дорогой". Его хвалят за толковые ответы, стараются обласкать. И инженер-путеец, польщенный похвалами, согнувшись в дугу, продолжает свое гнусное дело.
Иногда следует окрик: "Наших писем не храни. Употребляй новую копирку, старую сожги... ". И тут же, меняя гнев на милость, льют бальзам на раны: "Храни вас бог, Анатолий".
Проходит время. Н. Иванов с группой советских туристов выезжает в Брюссель.
Там, не в столь уж далеком западноевропейском городе, нтэсовцы готовят ему встречу "на более высоком уровне". На явочной квартире в районе собора "Базилика", содержателем которой является некий В. Могилевский, он попадает в горячие объятия Трушновича и самого Романова.
Романов... Да, да, "Дуга", конечно, слышал это имя... И вот теперь они вместе сидят за одним столом и обильно угощаются русской водкой. "Вот и сбылись наши мечты, —с блаженно-пьяной улыбкой цедит Трушнович. В уголках его иезуитских губ собирается слюна, и он, жарко дыша в лицо желанного туриста, продолжает:—Помните тогда, в Западном Берлине, мы хотели посидеть, потолковать за рюмочкой. Ваше здоровьице...".
Романов развязно перебивает слюнявый тост собутыльника. Он —босс. Ему все позволено. "Ты лучше скажи, как там у нас в Днепропетровске? Что строят? Какими мыслями живут горожане? Не стесняйся, выкладывай, я ведь сам из тех мест...".
И дальше последовала полупьяная исповедь человека без роду, без племени, заживо гниющего на свалке идущей вперед истории, "генерала" без армии, отщепенца и предателя, который, словно эстафетная палочка, был передан от гестапо ЦРУ.
После пьяного угара, во время которого Романов "доверительно" выплеснул на "Дугу" весь свой "послужной список", были назначены еще две "деловые" встречи на той же явочной квартире. Романов лично занялся "идейной" обработкой инженера-путейца и дал несколько советов по проведению подрывной работы в СССР. Он многословно разглагольствовал о "неизбежном крахе Советского строя", подчеркивал "жизненную силу" НТС, картинно бросая на стол фотографии своих близких друзей— главы нтэсовского отребья Поремского, его доверенного и подручного Околовича, сына Столыпина и других иждивенцев ЦРУ.
Закончив "сеанс гипноза", Романов "благословил" "Дугу" на дальнейшую работу и отпустил "с богом".
И снова в адрес инженера-путейца полетели циркуляры и указания. Ему все так же предписывали "жечь копирки", "уничтожать письма" и в постскриптуме осеняли наперстием — "да хранит вас господь!"
Никак не могли понять нтэсовские главари, что крахом оборачиваются все их грязные дела не из-за копирок, а из-за самих оригиналов, которые они требовали уничтожить. Вопреки указаниям Центра, инженер-путеец все же хранил письма, не надеясь на помощь господа бога. И сохранил его в конце концов не всевышний, а искреннее раскаяние, решение раз и навсегда порвать с белоэмигрантским охвостьем, с предателями из НТС, этой вовсе не "политической" организации, а филиала ЦРУ.
Прозрение, если так можно выразиться, у Иванова наступало постепенно. Знакомясь с материалами газет, рассказывающих о бесконечных провалах американской разведки, видя лично, из чего складывается "информация" НТС,—Иванов сам нередко передавал своим шефам заведомо липовые сведения,— инженер-путеец начал осознавать всю бесперспективность и пагубность этой антисоветской организации, этого логова шпионов и диверсантов, содержащихся на доллары ЦРУ. Теперь, зная "послужные списки" главарей НТС и некоторые теневые стороны их "личной" жизни, он с ужасом видел, с каким отвратительным дном связал свою судьбу. Теперь он ясно видел, что эти, с позволения сказать, люди способны лишь на предательство, измену, готовы за деньги перекинуться к любому хозяину.
До его сознания дошло и другое. Главари из НТС внушали ему, что нтэсовские организации существуют и в самом Советском Союзе, что он должен заняться изготовлением и распространением листовок, призывающих к свержению Советской власти от имени якобы существующей в СССР подпольной организации НТС. Ему давали понять, что письма-инструкции, которые он получает по почте, также приходят из адресов, находящихся на территории Советского Союза. Но в конце концов и это тайное стало явным. Отправкой писем с вымышленными обратными адресами советских граждан занимались сотрудники американского посольства в Москве Ланжелли, Стив Ващенко и другие.
Круг замкнулся. Николай Иванов решил прийти в советские органы с повинной и помог "разогнуть "дугу".
На этом можно было бы поставить точку. В конечном итоге, какое нам дело до денежек ЦРУ, которые "плакали", попав в карманы их нтэсовских холуев. Хотелось лишь в связи со всей этой неприглядной историей воспроизвести на газетной странице тот самый шифр, которым снабдил в свое время Иванова Центр НТС. Аналогичные цифровые таблицы есть не только во Франкфурте-на-Майне, но и за океаном. Думается, что главари из НТС и их хозяева из ЦРУ не сочтут за большой труд их сверить и признают в них то, что им давно знакомо.
Так-то, господа-изобретатели "Дуги"!
В. Брусков,
М. Зубов".
Комментариев нет:
Отправить комментарий