"То весела, то печальна ты..."

"... Я переменчив вечно,
Мы жизнь покупаем не на фунты
И не в пилюлях аптечных".

60 лет назад многие советские люди недоумевали, как это катался туда-сюда по свету якобы отставной московский полковник с запавшими острыми глазками:
"Из зала суда
Крах шпионской карьеры
Все логично. Они должны были сойтись в этом зале. Двое мужчин, по-разному жившие, но в то же время неуловимо похожие один на другого. Давние знакомые, которые сидят сейчас, как чужие. Англичанин и русский. Коммерсант и бывший совслужащий.
Гревилл Мейнерд Винн и Олег Владимирович Пеньковский.
Связник и шпион.
Они встречались часто — в Москве, в Лондоне, в Париже, на шумных улицах и в тихих отелях, на тайных конспиративных квартирах и на явных дипломатических приемах, в аэропортах, ресторанах, в машинах... Они встретились теперь на скамье подсудимых.
Что ж, закономерный итог. "Неправдой свет пройдешь,— исстари говорят у нас,— да назад не воротишься". Они сами избрали для себя этот путь.
О чем они думают в эти минуты?.. Винн на первый взгляд кажется спокойным. Потом замечаешь, как он машинально потирает все время щеку, таращит глаза на судей. Чуть скривив губы, над которыми топорщатся щегольские рыжие усики, он выслушивает перевод, и взгляд его обличает постоянное скрытое беспокойство. Обыкновенный клерк в обыкновенном темного цвета костюме с подобранным в тон темным галстуком.
Пеньковский сидит ближе к залу. Одутловатое бледное лицо, мясистый вздернутый нос, глубокие складки на щеках, опускающие книзу углы тяжелого рта. Глубоко запавшие острые глазки все время шарят по залу, а руки, холеные, поросшие рыжей шерстью, нервно перебирают какие-то листочки бумаги, лежащие перед ним.
Начинается опрос подсудимых. Оба родились в 1919 году. Пеньковский отвечает на вопросы громко, четко, не забывая всякий раз, как он опускается на скамью, поддернуть брюки на коленях. Винн нервно берется рукой за микрофон при каждом ответе, правая рука его безвольно опущена на барьер, голос глуховат, порой едва слышен. Отвечая на вопрос председательствующего, нет ли у него отводов к составу суда или кому-либо из судей, прокурору, экспертам, свидетелям, адвокатам, переводчикам, он всякий раз монотонно роняет: "Нет... Нет... Нет..." Пеньковский на те же вопросы дает полные ответы: "Отводов к составу суда у меня нет..."
Оглашается обвинительное заключение.
В зале тишина. Слова обвинения весомо и точно падают в цель: на землистом лице Пеньковского крайняя степень напряжения. Будь он человек, ему бы в этот миг привиделось многое.
Он шпион с недолгим стажем. Его завербовали весной 1961 года, а осенью 1962-го он уже был пойман и обезврежен. Однако предателем этот человек стал очень давно. Его бог — карьера, холуйство — его быт, тщеславие — суть, "изящная" жизнь —цель, вероломство— средство. Он предавал родных, близких, детей, жену, любовниц, знакомых, друзей; впрочем, у него никогда не было друзей —были собутыльники. А потом так же расчетливо и хладнокровно продал Родину.
"Продал" и "предал" —слова близкие, всего в одной букве отличие. У Пеньковского это понятия слитные. Не зря в обвинительном заключении мелькают сведения о долларах и прочих дензнаках. Судя по этим цифрам, курс "сребреников" на нынешней бирже не очень высок. Пеньковского хозяева не баловали.
Английский делец, сидящий рядом с ним на скамье подсудимых, также педантично считал фунты и доллары. Оплачивая расходы Пеньковского во время его заграничных поездок, он никогда не забывал предъявить затем счета сотрудникам английской разведки. Ради наживы бизнесмен стал связником шпиона. Другой идеи нет у него, как и у Пеньковского,— тут они вполне единомышленники.
За нашими спинами на местах, отведенных для прессы, строчат в блокнотах корреспонденты американских, английских, французских агентств, газет и журналов, стараясь не упустить ни единого слова. Время от времени, обгоняя один другого, они выбегают к телефонам. Слышится разноплеменная речь.
В обвинительном заключении проходит одна в высшей степени примечательная деталь, характеризующая и шпиона, и его хозяев, и отчасти нравы буржуазной прессы. В одну из встреч связник передал Пеньковскому статью... самого Пеньковского. "Автор" до этого ее и в глаза не видел. Статью общими силами сочинили "специалисты по русскому вопросу" из американской разведки. Замысел был такой: шпион опубликует "свой" научный труд в одном из советских журналов, и тогда, мол, все увидят, какой это дельный, умный, осведомленный работник. А статейка-то была архибезграмотна...
"Журналисты" из шпионского центра США, желая подчеркнуть, так сказать, "политичность" Пеньковского решили намекнуть на Пауэрса и вписали в статью: "Такая же участь ждет любого западного самолета" (Пеньковского не смутил родительный падеж, слово "западного" он зачеркнул и вписал: "враждебного"). В конце статьи ему даже вписали нечто о борьбе за мир: "...имея целью защиту и распространение миролюбия человечества по всему миру"(!)
Прочтено обвинительное заключение. После перерыва начался допрос подсудимых. Первым допрашивают Пеньковского. Он стоит за барьером, упершись в него обеими руками, и подробно рассказывает суду о встречах с Винном, об инструктаже, который он получал от своих хозяев, демонстрирует суду, как он пользовался шпионской техникой.
—...Следовательно, —спрашивает прокурор, —вы являетесь агентом двух разведок?
—Да,—отвечает Пеньковский,—я не делал выбора и работал одновременно на английскую и американскую разведки.
В ходе допроса неоспоримо выясняется, что связь со своими хозяевами шпион установил с помощью Винна. Они знакомы еще с декабря 1960 года, когда английский делец приезжал с делегацией в Москву. В следующий его приезд,
в апреле 1961 года, Пеньковский очень часто встречался с ним, "под предлогом внимания к гостю нашей страны", как он выразился. Посещал Винна в гостинице, приглашал в рестораны, водил на балет в Большой театр, а тем временем они прощупывали друг друга, осторожно принюхивались. И снюхались. И когда в мае 1961 года Пеньковский приехал в Лондон, там уже Винн оказывал ему "гостеприимство"...
Читатели могут, пожалуй, удивиться легкости осуществления этих многочисленных встреч. Один лишь перечень их занял во время допроса долгое время. Судите сами, 3 мая в Лондоне Пеньковский дает письменное обязательство сотрудничать с разведкой, а уже 27 мая — месяца не прошло —Винн прикатывает к нему в Москву, а следом опять Лондон, снова Москва, и новое свидание —в Париже...
Как же так, неужто никто не знал об их активном общении? Разумеется, это было известно. Мало того, Пеньковский получал персональные приглашения от фирмы "Гревилл Винн и К0", вполне легально отправлялся в Лондон во главе советской делегации, и Винн официально встречал его и вез в отель, предусмотрительно помещая подальше от остальных членов делегации. Само служебное положение позволяло Пеньковскому, почти не рискуя, поддерживать самые тесные контакты со своими хозяевами. Его пост позволял ему, с одной стороны, получать секретные сведения, а с другой —бывать на приемах в иностранных посольствах, наведываться по службе и в лондонский Сити, и в Париж на Елисейские поля...
Допрос подсудимых продолжался долго, занял все вечернее заседание. В  заключение мы хотели бы передать ту атмосферу возмущения, презрения, гадливости к отщепенцу Пеньковскому, которая охватила зал. Справедливый гнев советских людей вызывает и его сосед по скамье подсудимых и, может быть, в еще большей степени общие их заокеанские и заморские хозяева, которые несут всю полноту ответственности за преступления этих двоих.
В. Гольцев, А. Демидов, В. Кассис".
("Известия", 1963, № 108 (7  мая, московский вечерний выпуск), с. 4).