"Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью..."

"... Щелкал носом - в ем был спрятан инфракрасный объектив, -
А потом в нормальном свете представало в черном цвете
То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив".
 

40 лет назад советские работники политических органов не забывали бороться за каждого человека, спасать попавшего в трудную ситуацию, оступившегося:
"История, почти детективная, с Борисом Н.
ЦРУ на службе противников разрядки и мира
Борис вошел в незнакомую виллу. Она была пуста. Где же Дуглас Терренс? Интересно, он каждый раз "для занятий языком" выбирает новое место: то у себя дома, то на квартире "друзей, уехавших в отпуск", то в пустующих загородных виллах. Оглядевшись, Борис через распахнутую дверь вышел в сад...
Советский специалист Борис Н. был командирован в одну из развивающихся стран Африки для оказания помощи в подготовке национальных научных кадров. Он свободно владеет английским языком. Говорили о нем, что умен, знает предмет, общителен, деловит.
Через некоторое время после приезда Бориса в страну к нему обратился 2-й секретарь посольства США Дуглас Терренс и под предлогом предстоящего назначения на работу в СССР попросил давать ему платные уроки русского языка. Борис согласился. Терренс сказал, что не надо "афишировать" их знакомство, по телефону предложил называться не своим именем, а Робертом. Так ближе, по-дружески.
... В глубине сада Борис заметил как всегда подтянутого Терренса в светло-сером костюме. Он с улыбкой приветствовал Бориса:
— О, дорогой яруг, я жду вас с нетерпением.
Так, непринужденно разговаривая, они прошли по садовым дорожкам. Затем американец провел Бориса в виллу. Повторили некоторые правила грамматики, а потом Терренс заговорил:
— Знаете, мне придется жить в Москве, хочу побольше знать о вашей стране.
— Это, конечно, полезно,— согласился Борис.
Ему даже нравился такой метод занятий, "ученик" быстрее усваивал язык, да и увлекательнее было вести беседу, аргументируя свою точку зрения примерами и фактами, которые знаешь, чем читать текст на отвлеченные темы. Терренс расспрашивал о разных сторонах советской действительности, жизни и работе ученых. И чтобы не прослыть профаном, Борис охотно отвечал на вопросы, делился подробно своими впечатлениями о местах, где не так давно, во время поездки на родину, побывал, называл новые предприятия, стройки, о которых еще даже в газетах не пишут".
Иногда Терренс приносил на занятия советские газеты и журналы, исчерканные карандашом и просил разъяснить ему "непонятные вопросы". Ставил их так, чтобы почерпнуть новую информацию и услышать личное мнение Бориса.
Такой подход даже льстил Н.— как высоко американский дипломат ставит его мнение, осведомленность и знания. И у них день за днем, казалось Борису, возникало чувство доверия. желание обсуждать "острые" вопросы действительности.
—У нас в Штатах, конечно, еще много безработных, - признавался Терренс —Но, правда, они получают помощь. Могут устраивать демонстрации.
Стараясь не быть ортодоксом, Борис тоже начинал "выискивать" недостатки у себя в стране Он рассказывал то, что слышал от товарищей в посольстве, от своих друзей-земляков. Не подозревал еще Борис, что Терренс —опытный разведчик, методично направленными вопросами, дискуссиями пытается "вытянуть" у Бориса побольше нужной информации, ну и прощупать его идейную и моральную стойкость, узнать слабости, пристрастия. Ему удалось почувствовать, что Борис страдает тщеславием, самомнением, любит не в меру украшать свой быт.
— Ваши рассказы для меня, — сказал как-то Терренс, стараясь придать словам доверительный характер, лучше всякого учебника. С таким умом и эрудицией вы быстро сделали бы карьеру в США.
Такие беседы о "радужных" перспективах жизни в Америке нет-нет да и повторялись, Терренс исподволь восхвалял американский образ жизни.
Борис возражал, но как то не особенно решительно, и это не оставил без внимания Дуглас.
Вот и в тот памятный вечер, подливая коньяк, Терренс снова завел разговор "по разным проблемам": как оформляются выезды советских людей за границу, о настроениях среди нашей интеллигенции, расспрашивал о сотрудниках посольства. Подвыпив, Борис изрядно разоткровенничался. Поздно вечером Борис один уехал домой, нагруженный специально подобранной для него Терренсом литературой, сувенирами и подарками для семьи.
Постепенно, втягивая Бориса в липкую шпионскую паутину, американец платил ему "за обучение" все больше и больше денег. Казалось, что Н., наконец, возмутится и не станет брать "лишние" деньги, но он не сделал этого, чтобы "не обижать нового знакомого", —давали знать непомерное тщеславие, корыстолюбие и беззаботность. Этим и пользовался Терренс. Видя идейную нестойкость, беспринципность Бориса Н., американец становился все нахрапистее, и однажды, когда Борис оказал, что собирается купить автомашину, но не хватает денег, Терренс "великодушно" предложил ему нужную сумму для покупки авто американской марки, а заодно подарил жене—"чтоб не была в обиде"— украшение.

—Отдадите деньги в Ленинграде,— заметил он.
Бориса растрогала такая щедрость. Когда он серьезно заболел, Дуглас проявил подчеркнуто заботливое участие, достал дефицитное лекарство, привел американского врача.
— Специально вызвал из США,—сообщил он.—Чего не сделаешь для коллеги!..
Уже "коллеги"?! Потом, кстати, выяснилось, что врач-то жил тут же в городе, и поэтому не надо было "специально вызывать" из Америки. Но это потом, после отъезда Бориса. А тогда это сообщение произвело определенный эффект.

И когда Борис уже с доверием стал относиться к работнику американского посольства, заходить к нему в гости, тот повел разговор о войне и мире, стал играть на искренних чувствах советских людей, выступающих против войны. Мы ведь тоже за разрядку, за мир, говорил Терренс, но "должны контролировать, знать, как Советский Союз выполняет соглашение о разрядке". "Мы тоже за контроль", — согласился Борис. "Раз так, то помогите нам. И за разрядкой нужно наблюдение", — заметил Терренс.
На удивленный вопрос, кому и как помочь. Терренс, не смущаясь, прямо заявил что он является сотрудником ЦРУ и обращается к Борису как к "умному человеку", которому "близки и понятны" цели представляемой Терренсом организации, борющейся "за свободу и гуманные мирные идеалы" Говорил он негромко, но властно, тоном, не допускающим возражений. Шпион в обличье дипломата? Тут, наконец, Борис понял, с кем имеет дело, и сказал нерешительно:
—Мне бы не хотелось обсуждать подобные вопросы.
И только. Не сумев преодолеть себя — да и жалко было терять немалый заработок, — Борис продолжал заниматься языком со шпионом-дипломатом. Американская разведка уже несколько лет изучала Бориса, подбирала "ключи" к нему, подмечая в нем хвастливость, себялюбие. Да, Борис Н. был знающим специалистом, но недостаточно зрелым политически, не видел всех тонкостей идейной борьбы на международной арене, коварства противника. Иногда возникала мысль отойти от Терренса, но тут же чувствовал себя уже "обязанным ему" — купленная машина, лечение, подарки... Мысли раздваивались...
Терренс стал недвусмысленно шантажировать Н., приводя кое-кикие факты о его пребывании за рубежом, о контактах еще студентом с иностранцами в Ленинграде, где ему дарили заграничные вещи. "Все это, — явно угрожая заявил Терренс,—в досье ЦРУ и легко может стать достоянием советских органов. Короче, вы уже с нами, подумайте".
Так, проявив малодушие, пойдя на сделку с совестью, Н. постепенно втягивался американским разведчиком в фактическое сотрудничество с ЦРУ. Боязнь разоблачения мешала Борису рассказать обо всем в посольстве. Думал: вот уеду на родину, а там "ищи ветра в поле..." А Терренс, теперь уже сбросив маску, стал давать указания Борису: перейти на дипломатическую работу, например, в представительство ООН...
Незадолго до отъезда Бориса на родину, Терренс стал приезжать с. другим американцем — мрачноватым, грузным человеком, которого представил как "специально приехавшего из США технического инструктора Сэма".
— Сэм — бывалый человек, он кое-чему научит вас, — заметил Терренс.
Сэм начал учить "шпионскому ремеслу", работе с шифрами, тайнописи, чтению микроточек, составлению писем-прикрытий, приему кодированных радиопередач, пользованию специальными электронными приборами. Терренс сообщил, что ЦРУ после возвращения Бориса в СССР передаст через тайник все средства связи, шифры, рекомендовал запомнить пароль, с которым на него выйдет "надежный человек".
Слушая все эти инструкции и задания, Борис все больше проникался чувством страха. Он боялся "разгневать" такого "любезного" к нему Терренса и мрачноватого Сэма, понимая, что от них всего можно ожидать. Нет, нет, скорее на родную землю. А там — концы в воду, и все пойдет, как прежде.
Приехав в Ленинград, Борис никому ничего не рассказал о том. что произошло с ним за границей, успокаивая себя мыслью "Все обойдется". Но не обошлось... Уже через несколько месяцев он получил из разведцентра ЦРУ по почте первое письмо. В нем было задание собирать и передавать информацию об оборонных предприятиях города, их руководителях, говорилось, как принимать радиосигналы.
В это же время Борис узнал из газет о суде над американским шпионом и перепугался уже не на шутку. Если он ответит на письмо, сообщит разведывательные сведения, то это будет настоящий шпионаж. Тогда о последствиях страшно было даже подумать Несколько ночей Н. почти не спал.
О судьбе Бориса Н. думали и чекисты, задаваясь вопросом, как поведет он себя дальше, сумеет ли найти мужество прийти к ним и честно рассказать о случившемся.
Пусть с запозданием, но все же Борис Н. нашел в себе силы откровенно рассказать о своих взаимоотношениях с Терренсом и его "коллегой" по ЦРУ. Он рассказал и о том, что уже после возвращения в СССР на квартиру к нему явилась некая Кириенко, когда-то знакомая Бориса, вышедшая замуж за англичанина. Она щебетала обо всем, а между разговорами о домашних делах, книгах успевала ставить вопросы, как он чувствует себя, когда поедет за границу: ведь там его ждут друзья. Зачем приходила Кириенко? Стало ясно: ЦРУ интересовалось, готов ли он выполнять задания? Конечно, Борис запутался в силках, расставленных американскими разведчиками, однако не совершил преступления, действий в ущерб государству и честно обо всем происшедшем рассказал. Наш закон гласит:
"Не подлежит уголовной ответственности гражданин СССР, завербованный иностранной разведкой для проведения враждебной деятельности против СССР, если он во исполнение полученного преступного задания никаких действий не совершил и добровольно заявил органам власти о своей связи с иностранной разведкой".
И поэтому Н. не был привлечен к уголовной ответственности и продолжает работать. Бороться за каждого человека, спасти попавшего в трудную ситуацию, оступившегося,— об этом никогда не забывают работники политических органов — чекисты.
Так было и с Борисом.
Случаи такие не единичны. Помня о глубоко гуманных, партийных целях дела, которому они служат, чекисты не раз помогали советским людям стать на правильный путь, ограждали их от коварных действий империалистических спецслужб.
Второе письмо ЦРУ Борис Н. принес в управление КГБ. В нем говорилось о закладке для нею во дворе Боткинской больницы в Ленинграде тайника со шпионскими инструкциями. В письме было указано: "При входе найдите электробудку, возьмите пакет. Смотрите схему…"
Посоветовавшись с чекистами, Борис Н. скрытно взял контейнер и, как просили американцы, здесь же установил новый — с информацией для ЦРУ. Кто же придет за ним? Шла большая аналитическая работа, чтобы успешно провести операцию, задуманную советскими контрразведчиками. Нити тянулись к сотрудникам американского консульства. Изучая материалы, чекисты пришли к выводу: вероятно, у тайника появится вице-консул Д. Шорер.
В последнее время он что-то нервозно вел себя в Ленинграде: рыскал по городу и его окрестностям, беспричинно заходил на рынки, в рестораны, музеи, магазины, зачастил в Боткинскую больницу. Правда, там лежала заболевшая американка, но Шорер почему-то раньше не проявлял такой "трогательной заботы" о своих соотечественниках. С утра в тот день, когда американцами намечалась операция по изъятию тайника, Шорер был необыкновенно активен. Проехал мимо дома, где была сигнальная метка о тайнике.
Наступали зимние сумерки, сплошным потоком шли с работы ленинградцы. И в эти минуты Шорер, оставив на соседней улице свою машину, тревожно оглядываясь, направился к Боткинской больнице. Зачем? Ведь американки-то там уже не было, она выздоровела и выписалась. Зайдя в приемное отделение, с любезной улыбкой передал дежурной сестре дешевый сувенир. Вышел на улицу, приблизился к электробудке и резким движением руки извлек магнитный контейнер. И тут же был задержан чекистами-контрразведчиками. Сначала Шорер пытался оказать сопротивление, но быстро понял бесплодность этих попыток. И тогда он решил разыграть спектакль: нанести себе травмы, стараясь удариться лицом о тротуар, с тем чтобы создать повод для обвинения сотрудников КГБ. Но все его ухищрения были тщетны.
В присутствии понятых у Шорера был изъят магнитный контейнер. О происшедшем сразу же сообщили генконсулу, который вскоре прибыл. Его ознакомили с существом дела. Шорер все порывался что-то "объяснить" консулу,
но тот не стал его слушать. Махнув рукой, сказал: "Молчи уж теперь".
В Вашингтоне советский посол сделал госдепартаменту США заявление по поводу недозволенной деятельности Шорера и потребовал принять необходимые меры к недопущению подобных действий со стороны дипломатов США, аккредитованных в Советском Союзе. Шорер был выдворен из нашей страны.
...Встречаясь недавно с участниками операции, положившей конец деятельности в СССР матерого разведчика Шорера, я не мог не восхищаться этими людьми —удивительно находчивыми, верными долгу, с твердой волей и в то же время с чистой, доброй душой, людьми большой культуры и интеллекта. Веселые, дружные, смелые. Вспомнились слова Феликса Дзержинского: "Тот, кто стал черствым, не годится больше для работы в ЧК". Они берегут и развивают традиции первых чекистов —людей из легенды, верных стражей революции.
...В последнее время при выездах советских граждан в зарубежные страны, где империалистические спецслужбы чувствуют себя в безопасности от советских законов, агенты ЦРУ все более бесцеремонно и коварно применяют всевозможные провокации, чтобы склонить наших людей к измене Родине. Как правило, тщетны такие попытки.
Граждане нашей страны в самых трудных условиях проявляют высокую идейность, верность своей Родине, в подавляющем большинстве случаев своевременно распознают провокации и провокаторов. Они не позволяют втянуть себя в шпионские сети. Вот достойный ответ советского юноши-комсомольца П. Русанова. Когда в Антверпене представители иностранной разведки пытались шантажом и угрозами толкнуть его на путь предательства, ои сказал:
—Что вы пугаете меня? Вас здесь пятеро слуг ЦРУ, а за мной великая Родина, двести семьдесят миллионов моих соотечественников! Что вы можете сделать с нами?!
Так ведут себя советские патриоты. Люди высокой цели, нравственности, строители нового мира, несущие в своих сердцах чувство патриотизма, правоту ленинского дела.
М. Степичев.
(Спец. корр. "Правды").
Ленинград—Москва".
("Правда", 1983, № 114 (24 апреля), с. 6).