"... Потому что раз в полгода - сессия,
Потому что каждый год - весна".
40 лет назад
в городе Руане нарушались элементарные нормы человеческой морали по отношению к
советской студентке из Ярославля Людмиле Варигиной:
"Это был какой-то ужас, кошмар"
О том, как издевалась полиция над советской гражданкой
То, что я пережила,— это какой-то ужас, кошмар, который трудно передать словами, заявила советская гражданка Людмила Павловна Варигина (Вердье) представителям консульского отдела посольства СССР во Франции.
В приступе шпиономании ее схватила французская полиция в городе Руане и в течение двенадцати часов подвергала непрерывному допросу с применением шантажа, угроз, запугивания, самых грубых методов психологического давления. От нее пытались добиться компрометирующих показаний, касающихся ее самой и ее мужа Пьера Вердье, арестованного по обвинению в "шпионаже" за секретами французской ракеты "Ариан".
Л. Варигину (Вердье) арестовали 17 марта, но лишь 2 апреля советские представители получили наконец возможность увидеться с ней в руанской тюрьме.
Л. Варигина (Вердье) — студентка пятого курса Ярославского педагогического института. В Ярославле она на праздновании нового 1986 года познакомилась с французом Пьером Вердье и прошлым летом вышла за него замуж. В середине января этого года она прибыла ненадолго к мужу в Руан с тем, чтобы 21 марта выехать обратно в Ярославль для сдачи экзаменов. Однако все ее планы были внезапно нарушены.
16 марта, рассказывает она, вдруг исчез муж. Я заволновалась, пыталась его разыскать, чувствовала себя очень неуютно — одна в чужом городе. Поздно вечером он откуда-то позвонил, заверял меня, что все будет хорошо, явно хотел успокоить. Но по его неестественному тону я поняла, что что-то случилось, что он разговаривает в присутствии посторонних. Второй раз он позвонил уже под утро 17 марта, встревожив меня еще больше. А рано утром в нашу квартиру ворвались четверо полицейских и, не предъявив никаких документов на арест, но лишь заявив, что везут меня на свидание к мужу, на самом деле доставили меня в центральный полицейский комиссариат города Руана. При этом они в самой грубой форме пресекли все мои попытки позвонить по телефону в Париж в советское посольство.
В комиссариате, продолжала она, сразу же начался допрос, который потом не прерывался до самого вечера. Допрашивали четверо, причем один из них говорил по-немецки и служил переводчиком. Французского языка я практически не знаю, немецкий же учу на филфаке института. По-русски ко мне никто не обращался. Я ничего не понимала, была в полной растерянности, требовала лишь, чтобы мне позволили связаться с посольством СССР или хотя бы воспользоваться помощью адвоката. Но и в этом мне было отказано. На меня обрушили град вопросов, касавшихся главным образом деятельности мужа, и сказали, что я должна чистосердечно во всем признаться, чтобы "рассеять недоразумение" и что этим, мол, я помогу и мужу, и себе самой. Но, конечно, я никак не могла клеветать на собственного мужа и полностью отрицала всякую причастность — и его, и мою — к шпионажу.
Это вызвало, по ее словам, ярость допрашивавших. На Людмилу посыпались угрозы. Ей заявляли, что своим упорством она губит сама себя, что П. Вердье якобы уже подписал "признание", демонстрировали какие-то бумаги с французским текстом, которые она не могла понять. Шантажировали, утверждая, что если она не даст нужных показаний, то это лишь усугубит положение мужа. Ваше посольство, лгали ей, поставлено в известность, но от вас отреклось. Защищать вас некому, вы — одна в чужой стране. У вас нет никаких прав, вы в нашей полной власти, мы можем сделать с вами все что угодно, и никто об этом ничего не узнает.
Мне прямо заявили, что раз уж я к ним попала, то назад мне пути нет, что даже если я вырвусь из-под ареста, то мне одна дорога — "в лапы КГБ, в Сибирь, в ГУЛаг". Лишь эти слова они четко выговаривали по-русски, сказала Л. Варигина (Вердье).
Не добившись от нее компрометирующих показаний, Людмилу оставили на ночь в том же комиссариате, где в предварительном заключении содержится всякий уголовный сброд, наркоманы, проститутки. После перенесенного потрясения, рассказала она, я не могла спать, плохо себя почувствовала. Просила о помощи, но в ответ полицейские только смеялись, вместо сочувствия они устроили отвратительный спектакль: в течение нескольких часов из соседних камер раздавались вопли каких-то женщин, подвергаемых насилию и побоям,— а может, это только имитировалось с целью психологического давления. Время от времени ко мне являлись полицейские и давали понять, что такая участь может постигнуть и меня.
На следующий день Людмиле назначили адвоката, говорящего по-немецки, а затем перевели в тюрьму, где ее содержат в одиночной камере. На допросы к следователю ее возят в наручниках...
Посольство СССР во Франции выразило министерству иностранных дел Франции самый решительный протест по поводу незаконного ареста гражданки СССР, несвоевременного оповещения советского посольства об этом факте, а также нарушения по отношению к Л. Варигиной (Вердье) элементарных норм человеческой морали, грубого попрания прав человека. Посольство потребовало ее немедленного освобождения из-под ареста и снятия всех выдвинутых против нее вымышленных обвинений.
По ходатайству ее адвоката советская гражданка Л. Варигина (Вердье) в пятницу была выпущена из руанской тюрьмы, но остается под надзором полиции. Об этом она сообщила по телефону корреспонденту ТАСС, позвонившему в Руан. С меня взяли обязательство о невыезде из Франции и из департамента Приморская Сена, сказала Людмила. Дважды в неделю я должна являться во дворец правосудия к следователю мадемуазель Элизабет Сено.
Ю. Лопатин,
корр. ТАСС специально для "Известий".
Париж".
("Известия",
1987, № 95 (4 апреля, московский вечерний выпуск), с. 5).
Потому что каждый год - весна".
"Это был какой-то ужас, кошмар"
О том, как издевалась полиция над советской гражданкой
То, что я пережила,— это какой-то ужас, кошмар, который трудно передать словами, заявила советская гражданка Людмила Павловна Варигина (Вердье) представителям консульского отдела посольства СССР во Франции.
В приступе шпиономании ее схватила французская полиция в городе Руане и в течение двенадцати часов подвергала непрерывному допросу с применением шантажа, угроз, запугивания, самых грубых методов психологического давления. От нее пытались добиться компрометирующих показаний, касающихся ее самой и ее мужа Пьера Вердье, арестованного по обвинению в "шпионаже" за секретами французской ракеты "Ариан".
Л. Варигину (Вердье) арестовали 17 марта, но лишь 2 апреля советские представители получили наконец возможность увидеться с ней в руанской тюрьме.
Л. Варигина (Вердье) — студентка пятого курса Ярославского педагогического института. В Ярославле она на праздновании нового 1986 года познакомилась с французом Пьером Вердье и прошлым летом вышла за него замуж. В середине января этого года она прибыла ненадолго к мужу в Руан с тем, чтобы 21 марта выехать обратно в Ярославль для сдачи экзаменов. Однако все ее планы были внезапно нарушены.
16 марта, рассказывает она, вдруг исчез муж. Я заволновалась, пыталась его разыскать, чувствовала себя очень неуютно — одна в чужом городе. Поздно вечером он откуда-то позвонил, заверял меня, что все будет хорошо, явно хотел успокоить. Но по его неестественному тону я поняла, что что-то случилось, что он разговаривает в присутствии посторонних. Второй раз он позвонил уже под утро 17 марта, встревожив меня еще больше. А рано утром в нашу квартиру ворвались четверо полицейских и, не предъявив никаких документов на арест, но лишь заявив, что везут меня на свидание к мужу, на самом деле доставили меня в центральный полицейский комиссариат города Руана. При этом они в самой грубой форме пресекли все мои попытки позвонить по телефону в Париж в советское посольство.
В комиссариате, продолжала она, сразу же начался допрос, который потом не прерывался до самого вечера. Допрашивали четверо, причем один из них говорил по-немецки и служил переводчиком. Французского языка я практически не знаю, немецкий же учу на филфаке института. По-русски ко мне никто не обращался. Я ничего не понимала, была в полной растерянности, требовала лишь, чтобы мне позволили связаться с посольством СССР или хотя бы воспользоваться помощью адвоката. Но и в этом мне было отказано. На меня обрушили град вопросов, касавшихся главным образом деятельности мужа, и сказали, что я должна чистосердечно во всем признаться, чтобы "рассеять недоразумение" и что этим, мол, я помогу и мужу, и себе самой. Но, конечно, я никак не могла клеветать на собственного мужа и полностью отрицала всякую причастность — и его, и мою — к шпионажу.
Это вызвало, по ее словам, ярость допрашивавших. На Людмилу посыпались угрозы. Ей заявляли, что своим упорством она губит сама себя, что П. Вердье якобы уже подписал "признание", демонстрировали какие-то бумаги с французским текстом, которые она не могла понять. Шантажировали, утверждая, что если она не даст нужных показаний, то это лишь усугубит положение мужа. Ваше посольство, лгали ей, поставлено в известность, но от вас отреклось. Защищать вас некому, вы — одна в чужой стране. У вас нет никаких прав, вы в нашей полной власти, мы можем сделать с вами все что угодно, и никто об этом ничего не узнает.
Мне прямо заявили, что раз уж я к ним попала, то назад мне пути нет, что даже если я вырвусь из-под ареста, то мне одна дорога — "в лапы КГБ, в Сибирь, в ГУЛаг". Лишь эти слова они четко выговаривали по-русски, сказала Л. Варигина (Вердье).
Не добившись от нее компрометирующих показаний, Людмилу оставили на ночь в том же комиссариате, где в предварительном заключении содержится всякий уголовный сброд, наркоманы, проститутки. После перенесенного потрясения, рассказала она, я не могла спать, плохо себя почувствовала. Просила о помощи, но в ответ полицейские только смеялись, вместо сочувствия они устроили отвратительный спектакль: в течение нескольких часов из соседних камер раздавались вопли каких-то женщин, подвергаемых насилию и побоям,— а может, это только имитировалось с целью психологического давления. Время от времени ко мне являлись полицейские и давали понять, что такая участь может постигнуть и меня.
На следующий день Людмиле назначили адвоката, говорящего по-немецки, а затем перевели в тюрьму, где ее содержат в одиночной камере. На допросы к следователю ее возят в наручниках...
Посольство СССР во Франции выразило министерству иностранных дел Франции самый решительный протест по поводу незаконного ареста гражданки СССР, несвоевременного оповещения советского посольства об этом факте, а также нарушения по отношению к Л. Варигиной (Вердье) элементарных норм человеческой морали, грубого попрания прав человека. Посольство потребовало ее немедленного освобождения из-под ареста и снятия всех выдвинутых против нее вымышленных обвинений.
По ходатайству ее адвоката советская гражданка Л. Варигина (Вердье) в пятницу была выпущена из руанской тюрьмы, но остается под надзором полиции. Об этом она сообщила по телефону корреспонденту ТАСС, позвонившему в Руан. С меня взяли обязательство о невыезде из Франции и из департамента Приморская Сена, сказала Людмила. Дважды в неделю я должна являться во дворец правосудия к следователю мадемуазель Элизабет Сено.
Ю. Лопатин,
корр. ТАСС специально для "Известий".
Париж".
Комментариев нет:
Отправить комментарий