"…Вспоминаем мы на чужбине
Красоту подмосковных дорог".
60 лет назад
советские люди переживали из-за того, что венгерские газеты всё ещё
недостаточно костерят действительность капиталистических стран:
"Утраченные
иллюзии
Рассказ
бывшего венгерского беженца
Часто мы забываем
о мудром житейском правиле — ценить все то хорошее, что имеем. За полтора года своих
скитаний я многое узнал и теперь совсем по-другому смотрю на жизнь.
Разве плохо мне
было дома? Конечно, у нас трое детей, а зарабатываю фактически я один. Правда, жена
помогает мне, и довольно деятельно. Получал я здесь прежде четыре с половиной —
пять тысяч форинтов в месяц. Была у меня обширная клиентура, и немало людей благодарны
мне за хорошо сшитые костюмы. Мы имеем неплохую квартиру. Меня уважали знакомые
и друзья.
Осенью того смутного
1956 года мы поссорились с женой, причем довольно крупно. Тут как
раз развернулись известные "венгерские события". Немало людей покинуло
тогда родную землю. Кто испугался происходившего вокруг, кто запятнал себя темными
делами, кто воспользовался возможностью свободно перейти границу
в поисках "счастья".
Я не сразу решился
уйти из страны. Одни раз пришел на вокзал, постоял там, подумал и вернулся. Снова
у меня состоялся серьезный разговор с женой, но примирения не получилось.
Я взял упакованные чемоданы, забрал своих двух сыновей от первой жены и отправился
на вокзал. Старшему сыну Палу — 14 лет, младшему Лаци — 12. Они с детским интересом
отнеслись к предстоящему путешествию куда-то
в неизвестное.
Не буду рассказывать,
как мы оказались в австрийских лагерях. Там были десятки вербовщиков. Мне хотелось
поскорее выбраться из сортировочного лагеря, и я готов был согласиться ехать в любую
страну, куда меня пригласят. Меня немного удивило, что раньше всех я получил приглашение
ехать в Соединенные Штаты. Я подумал, что там высоко ценят квалифицированных венгерских
портных. Многие из беженцев мечтали попасть туда.
25 декабря
1956 года самолет доставил нас на американскую землю. О первом своем периоде жизни
там особенного ничего рассказать не могу. Чувствовал я себя хорошо, к нам относились
как к гостям. Но потом, когда мне, как и многим другим венгерским беженцам, пришлось
уже самостоятельно пробивать себе дорогу, я понял, что мое представление о Соединенных
Штатах, сложившееся на основании американских радиопередач,
было ложным.
Я нс могу сказать,
что считаю сейчас себя хорошим знатоком жизни Соединенных Штатов Америки. Но уже
то, что я узнал, для меня вполне достаточно, чтобы составить о ней отчетливое представление.
В этой стране хорошо жить только тем. кто имеет или приличное состояние или какую-то
редкую ценную профессию.
Уже после четырех
месяцев жизни в заокеанской стране я твердо решил возвратиться на родину. К сожалению,
в этом мне чинили всяческие препятствия. На работу меня устроили очень быстро. Уже
4 января 1957 года я работал в портновской мастерской при магазине готового платья
в городке Грейт-Репиц штата Мигичан. За 40 часов работы в неделю я получал (за вычетом
налогов) вначале 55, а к концу моей работы 59 долларов.
В первый период
меня очень обрадовало заманчивое предложение, которое сделали опекуны
беженцев,— купить небольшой одноквартирный домик в рассрочку. Платить надо было
100 долларов в месяц. Я понимал, что это трудно, а сам думал, ведь через несколько
лет дом станет моей собственностью! На питание для нас троих уходило
95— 100 долларов в месяц. По дому мы все делали сами. На оплату счетов за газ, свет
и воду уходило около 25 долларов в месяц.
Конечно, все это
было дорого. В Будапеште при заработке до 5 тысяч я платил за мою довольно приличную
квартиру лишь 116 форинтов, а за коммунальные услуги — около 50 форинтов. Итак,
в Будапеште квартира обходилась мне немногим более трех процентов моего заработка,
а там, в Соединенных Штатах, — более 50 процентов моего заработка! Даже после выплаты
всей стоимости домика на коммунальные
услуги, налоги и ремонт пришлось бы расходовать львиную долю зарплаты.
Меня как холодным
душем окатило, когда я вдруг неожиданно узнал, что опекуны и агент по продаже дома
в рассрочку обманули меня. Оказалось, что из 100 долларов, которые я ежемесячно
вносил за дом, только 45 идут в погашение стоимости дома, а 55 — это проценты за
рассрочку, то есть за то, что я пользуюсь кредитом у домовладельца. Причем обратно
деньги мои уж не могут возвратить. Стоит мне по какой-либо причине не внести очередной
взнос, как все выплаченное ранее пропадет.
Заокеанская пропаганда
много трубит о правах человека, об идеальном для всех времен и всех народов американском
образе жизни, лучше которого на земле будто не существует и не может существовать.
Но я теперь знаю, чего в действительности стоят такие заявления.
Вот, например,
в одной и той же мастерской, в одной и той же комнате работали со мной другие портные
— американцы. А я даже не знал, сколько они зарабатывают. По квалификации они от
меня не отличались. Я думал, что и платят им столько же, сколько и мне. Но какой-то
червь сомнения все время не давал мне покоя.
Тем более, что они всегда старались уйти от ответа на вопрос о заработке. Как-то
в конце недели один из них изорвал квиток, на котором была указана полученная нм
сумма. В комнате никого не было. Я поднял клочки бумаги, сложил
их и увидел, что он получил за неделю не 55 долларов, а более ста. Почему? Значит,
опять кто-то меня обманул.
В Австрии все вербовщики,
посещавшие лагеря высокопоставленные деятели, печать, радио, священники — все в
один голос утверждали, что западные государства. и в первую очередь Соединенные
Штаты, делают все для того, чтобы помочь "бедным венграм".
А, оказывается,
за лицемерными слезами "благодетелей" скрывалось стремление во что бы
то ни стало подзаработать, не упустить возможность хорошего бизнеса.
Позже я окончательно
убедился в этом. Мне рассказали, что одно официальное лицо даже бахвалилось прибылями,
извлеченными американскими бизнесменами из "операции с венгерскими беженцами".
По его словам, прибыль эта определяется в 30 миллионов долларов, которые США пришлось
бы израсходовать на подготовку инженеров, техников и высококвалифицированных рабочих, которых
сии "в готовом виде" получили из Венгрии.
Я, конечно, пытался
говорить о повышении зарплаты, ссылался на то, что у меня двое детей, что я хороший
специалист. Но по ответам и по ироническим взглядам я понимал, что иду по скользкому
пути. И сам я читал в американских газетах и знал, что в то время, в начале
1958 года, в стране уже насчитывалось 8 миллионов безработных и полубезработных.
Там, в США, я чувствовал за своей спиной эту огромную армию людей, жаждущих найти
хоть какую-либо работу. А в том, что среди них были и портные, я не сомневался.
Надо сказать, что
еще в австрийских лагерях нам заявили, что вопросы об эмиграции решаются через различные
благотворительные организации, то есть над католиками, например, берет шефство католическая
церковь, над реформатами — реформатская, над некоторыми категориями беженцев — отдельные
так называемые "предприниматели-меценаты".
Надо мной шефствовала
реформатская церковь. В Грейт-Репице поселились 120 венгерских беженцев. Наш шеф
прислал священника-венгра, который был, так сказать, нашим "попечителем".
Сначала нам казалось, что он объективен. Мы думали, что, уговаривая терпеливо ждать
повышения заработной платы, он имел в виду только
наши интересы.
Как-то по этому
же вопросу я зашел к нему вместе со знакомым мне учителем-венгром. Я жаловался
на то, что без всяких оснований получаю вдвое меньше, чем мои коллеги
по работе, а учитель заявил, что должность подметальщика улиц его не устраивает.
Священник разгневался.
— Я начал свою
карьеру с мойки общественных уборных, — визгливо воскликнул наш "попечитель",—а сейчас, видите,— священник. Пусть душа ваша преисполнится
надеждой, — добавил он елейным голосом, — и вы найдете свое место в жизни...
Мой бюджет складывался
так: 14 дней в месяц я работал для того, чтобы оплатить квартиру, еще одну неделю
для того, чтобы покрыть расходы на транспорт и коммунальные услуги. Кроме этого,
я должен был делиться своими доходами с церковью. Некоторые из беженцев после визитов
в божий дом оставляли там до десяти долларов в неделю. Я не был таким щедрым, а
под конец даже вообще перестал его посещать. Надо же было мне кормить своих детей!
А ведь- за учебу в школе тоже надо
платить. Одевать детей н себя также необходимо.
А что случилось
бы, если заболел кто-нибудь из детей, а еще хуже — я сам. У нас ведь не было сбережений.
А каждому американцу известно, что болеть, когда у тебя нет в банке
средств на то, чтобы прожить с семьей хотя бы несколько месяцев, ты не имеешь права.
Уже с апреля
1957 года я начал хлопотать о возвращении на родину. Однако мне начали чинить всяческие
препятствия к возвращению. Чем только меня не запугивали, когда я вновь и вновь
начинал говорить о возвращении. "Вас посадят в концлагерь!",
"Всех вернувшихся судит трибунал и многих уже повесили",
«Вы будете в своей
стране неправомочным человеком»,— обо всем этом мне пришлось слушать не один раз.
Упоминали, конечно, и сказку о Сибири. Как ни странно, а это на некоторых действовало.
Ведь когда мы были от Америки за тысячи километров, мы тоже верили в миф роскошной
американской жизни!
Я лично всем этим
басням не верил потому, что убедился в лживости тех людей, которые мне их рассказывали.
К тому же я чувствовал, что как я не могу их понять, так и они не понимают меня.
Когда я им говорил истинную правду о том, как я жил
в народно-демократической Венгрии, мне не верили.
Я не дождался в
Грейт-Репице никакой помощи и, собрав вещи, бросив "собственный" домик,
уехал на родину. Я, наконец, добился своего.
Теперь я снова
дома, снова в кругу всей своей семьи, вокруг меня много и родных и знакомых людей,
бесследно улетучились те крохотные сомнения в том, хорошо ли меня здесь примут.
Вместе с тем резко возросло мое возмущение крайне враждебной и лживой
пропагандой, которую ведут на Западе против Венгрии и других социалистических стран.
Правду об американском образе жизни я узнал ценою собственных унижений.
Я поступил на работу.
Здесь, в Венгерской Народной Республике, я знаю, что ни мне, ни сотням тысяч других
тружеников никто не скажет бессердечную фразу:
получите расчет
и завтра на работу можете не выходить. Знаю, что если заболею, обо мне будет заботиться
государство, и мой накопленные трудом сбережения останутся в сохранности.
Я теперь полностью
убедился, что представление, которое дает венгерская печать о жизни в капиталистических
странах, не только правдиво, более того — действительность оказалась хуже, чем можно
судить по сообщениям наших газет. Из моих
встреч с венграми, попавшими в Америку, в том числе и с теми, с которыми я встречался
в эмигрантском управлении, сложилось твердое убеждение, что большинство уже вкусило
"прелестей" американской, жизни и стремится вернуться домой. Мне помогло
то, что со мною были дети и что у меня настойчивый характер. На каждой ступеньке
лестницы, по которой я поднимался, добиваясь своего отъезда, меня всячески отговаривали
от возвращения на родину. Пускали в ход и клевету, и запугивание, и просто обман.
Все это я преодолел.
Мои чувства, видимо,
схожи с ощущением птички, залетевшей в сеть, запутавшейся в ней и вдруг неожиданно
освободившейся. Теперь меня никаким калачом не заманишь ни в какие заморские страны.
Пал Понгор,
портной.
Будапешт. Август.
Записал корреспондент
"Известий"
П. Баранников".
("Известия",
1959, № 188 (9, август), с. 5).
Комментариев нет:
Отправить комментарий