"Предо мною проносится вновь все, что в этом бывало бараке..."

"...И нелегкая жизнь, и любовь, 

И разлуки, и свадьбы, и драки".

65 лет назад быстро находили советского читателя новинки прогрессивной немецкой литературы:

"Петер Випп, немецкий писатель

Верный путь

Рассказ

Скандал разразился в дальнем углу барака под пестрым плакатом, рекламирующим кока-кола. Он начался, как всегда, с грубых ругательств, за которыми последовали дикие крики. Послышался треск досок, с грохотом полетели на пол горшки и жестяные тарелки, вдребезги разлетелось оконное стекло. В общем шуме раздался пронзительный детский плач. Зашатались настланные в два яруса нары. С другого конца барака кто-то швырнул в группу ссорившихся деревянную колоду, и одна из женщин, обливаясь кровью, упала на пол. Внезапно поднялся крик в противоположном конце и в боковых проходах барака, тут и там наступали друг на друга растрепанные женщины с искаженными злобой лицами; мужчины с проклятиями спускались с нар и бросались в общую свалку.

Марта Конрад рванула к себе своих детей и вместе с другими женщинами выбежала на асфальтированный двор. Дети жалобно плакали от страха. Взглянув на их бледные, растерянные лица, мать лишилась остатков мужества и, опустившись на груду валявшегося посреди двора хлама, громко разрыдалась. Отчаяние последних дней захлестнуло ее; закрыв лицо руками, она громко плакала, проклиная судьбу, забросившую ее в этот ад. Как в тумане, возникла перед ней ее тихая лейпцигская квартира, и мелкие невзгоды, которые из-за непрестанного брюзжания мужа казались непереносимыми, представились ей теперь в совсем ином свете. Она порывисто прижала к себе детей. Судьба? Ах, какая там судьба! Слабость, сумасбродство, ослепление... Уже сейчас глаза детей обвиняли ее...

После появления в бараке полицейских с резиновыми дубинками скандал стал постепенно стихать. Одну женщину унесли на носилках, нескольких других вывели. Штуммовские полицейские смеялись: они не воспринимали происшествие трагически. Такие потасовки – повседневное явление в так называемом лагере беженцев, этом скопище сбившихся с пути людей, в этом пестром сборище несчастных и легкомысленных...

По двору проходила истощенная женщина с жестяной кружкой, полной воды. Она остановилась на мгновение возле груды хлама.

"Вот они и снова неплохо похозяйничали, - язвительно сказала она. – Человек человеку – волк. И так каждый день. Ну, да ничего не поделаешь... Такова теперь наша жизнь".

Человек человеку – волк...

Марта Конрад отерла с лица слезы. Она двигалась так, словно проснулась после долгого, тяжелого сна. Сердце билось сильнее, она почувствовала теплоту вздрагивающих детских ручонок, и на минуту мысли ее остановились на муже, ведь это он склонил ее к этому бегству в неизвестность! Теперь он слоняется в поисках работы по Западной Германии. Если после всех разочарований он узнает, что мы... И Марта почувствовала, - впервые, - что и он найдет верный путь. "Пойдемте, - сказала она. – Пойдемте скорее".

Мать шла быстро, не оборачиваясь. Дети хныкали, но, как ни малы они были, и они понимали, что очень важно поскорее уйти отсюда. Лишь отойдя далеко, Марта Конрад заметила, что дорога залита солнцем, и в шорохе молодых листьев ощутила дыхание теплого ветра. На сердце стало легче...

"Попаду ли я отсюда в тот, другой сектор? " – спросила она у остановки автобуса.

Группа людей, стоявших поблизости, повернулась к ней. "вы как раз на правильном пути, - с улыбкой ответил ей толстый бритый человек. – Если вы хотите ехать с нами, - входите". Он помог ей и детям войти в автобус. Марта сначала стеснялась, но потом рассказала, откуда они. Женщины окружили ее, дети приплясывали у пассажиров на коленях, ели бутерброды и сразу повеселели.

"Теперь вы пойдете в народную полицию и заявите о своем возвращении, а завтра уже будете ночевать в Лейпциге", - сказал толстяк.

Она кивнула головой, глаза ее наполнились слезами. Она словно окаменела от счастья: пусть случится все что угодно, но ведь лагеря больше не будет! "Но раньше вы посмотрите с нами аллею Сталина". И снова она кивнула. Другие болтали, смеялись, хвалили и критиковали новые дома. Люди были возбуждены, взволнованы, полны удивления, а Марта Конрад плакала.

Шестилетняя девочка в порыве любопытства потянула ее вперед: "Мамуся, смотри-ка, в этих домах живут хорошие люди! "

В больших домах, видно, жили добрые взрослые люди и веселые дети. Они смотрели из окон и махали им руками.

"Мамуся, куда же мы идем? Пойдем домой!"

Марта Конрад отвернулась, она хотела скрыть слезы. "Мы уже дома, детка", - сказала она сдавленным голосом".

("Литературная газета", 1953, № 80 (7, июль), с. 4).