"Хоть бы новый потоп затопил этот мир в самом деле!.."

"…Но холодный Нью-Йорк 

Поднимает свои этажи... 
Где мы денег достанем 
На следующей неделе? 
Чем это кончится, 
Джэн, 
Дорогая, 
Скажи!"

60 лет назад уже с утра начинали экономить валюту советские люди за рубежом:

"Осень в Нью-Йорке

В. Кожевников,

специальный корреспондент "Огонька"

Завтракаем мы обычно в кафетерии-автомате Хорн и Хардат на 42-й улице. Сюда приходят не для того, чтобы посидеть, поговорить – только поесть, не поднимая глаз от подноса. Едят сосредоточенно, блюда выбирают по вкусу и средствам. Посетители кафетерия – люди, живущие своим трудом. Это скромно одетые, озабоченные люди, молчаливые, неулыбчивые. Зато за всех них много улыбаются актеры в Голливуде, изображая простых американцев в образе веселых гуляк с ночного Бродвея. Посетители кафетерия терпеливо ждут, пока мы с помощью немногих английских слов выбираем блюда и расплачиваемся в кассе. Но они не распрашивают нас, им некогда быть любопытными.

Пустую посуду со столов собирают негритянки, мулатки и пожилые белые женщины. Обслуживающего персонала мало, а посетителей много – нужно обладать проворством и выносливостью, чтобы к ночи не ронять сальных тарелок из рук.

Мое внимание привлекла согбенная женщина, устало волочащая ноги. Она с усилием толкала перед собой тележку для сбора пустой посуды.

Когда они приблизилась к нашему столу, мы помогли собрать с него посуду, не только из естественного желания ей помочь, но и для того, чтобы скорей освободить стол. Но женщина очень странно отнеслась к этому. Сначала она растерялась, потом на лице ее появилось волнение, и, наклонясь к нам, она спросила шепотом:

- Русские?

Сама она не походила на русскую. Смуглая, с черными, иссеченными сединой волосами, горбоносая, с синеватыми губами, изможденная, усталая и скорбная, она казалась безмерно несчастной.

- Откуда вы?

Она, не понимая нашего вопроса, покачала головой. Я показал на себя пальцем и сказал:  "Москва".

Женщина сделала то же и произнесла, волнуясь:

- Будапешт. – И в глазах ее появились слезы.

- Вы венгерка, да?

Она закивала головой и попыталась улыбнуться нам.

Мы попытались продолжить разговор, но женщина не говорила ни на каком языке, кроме венгерского.

Кто она, как попала сюда?

Мы спросили об этом уборщицу посуды, негритянку. Та сказала:

- О да, это венгерка. Но она не служит у нас. Моя подруга-негритянка позволила ей поработать за себя в воскресенье, чтобы самой поехать на Лонг-Айленд. Их тут много таких, голодных из этой страны.

Вот и все, что мы узнали об этой женщине. Когда мы уходили из кафетерия, венгерка подкатила тележку для посуды к самым дверям и печально и скорбно улыбнулась нам. Она подошла к дверям только для этого. Может быть, хотела что-то сказать, пожаловаться, попросить о помощи. Руки ее были так худы, что она все время поправляла обручальное кольцо, чтобы оно не свалилось с пальца.

Позднее мы встретили в Центральном парке еще двух венгров, деликатно просивших подаяние. Сколько людей ввергла в несчастье американская политика подрывных действий!..

Нью-Йорк,

11 октября".

("Огонек", 1957, № 43 (20, октябрь), с. 28-29).