"Мы честь рабочую храним и ей верны всегда..."

"... Не раз проверена в делах

Династия труда".

55 лет назад в СССР редкие рабочие активисты находили в себе силы соскочить с общественной деятельности:

«Если только за себя

Открытое письмо комсомольцу Сталинградского тракторного завода Виктору Чурину

Вот уже больше месяца прошло с момента нашей последней встречи. Я много думал над историей, случившейся с тобой, Виктор, вспоминал наши беседы, разговоры с твоими товарищами по цеху и все больше убеждался, что ты не до конца понял свои ошибки и все еще сильно обижен на товарищей, которые, как ты считаешь, несправедливо поступили с тобою. Мне же кажется, что если и стоит на кого-нибудь обижаться, то в первую очередь на самого себя, на свой собственный характер.... Четыре года назад в отделе энергетика тракторного цеха появился новый рабочий.

- Виктор Чурин, комсомолец, окончил техническое училище, по специальности электрик, работал на заводе в Таллине... Вначале только эти краткие биографические данные были известны коллективу цеха. Но вскоре молодежь узнала, что ты любишь и знаешь комсомольскую работу, увлекаешься легкой атлетикой, играешь в футбол, волейбол... Тебя привлекли к работе цехового совета физкультуры, а на отчетно-выборном комсомольском собрании избрали в цеховой комитет ВЛКСМ, поручили руководить всей спортивной работой. И комсомольцы не ошиблись в выборе. Скоро в цехе заработали различные секции, регулярно начали проходить тренировки, по воскресеньям группы туристов отправлялись в походы. Ты помнишь, Виктор, как радовались комсомольцы, как доволен был ты сам, когда хоккейная команда вашего цеха завоевала первое место в чемпионате СТЗ? Вымпел и почетная грамота, свидетельства этой заслуженной победы, до сих пор висят на самом почетном месте в комитете ВЛКСМ. Через год, на очередном отчетно-выборном собрании, тебя снова единогласно избрали в комитет комсомола. Когда же секретарь комитета Михаил Поликарпов уезжал на экзаменационную сессию в заочный институт и решался вопрос, кому замещать его, кому поручить руководство цеховой комсомолией, разногласий тоже не было: это дело доверили тебе, Виктор. Товарищи хорошо знали тебя, знали, что ты энергичный, инициативный человек, умеющий увлечь за собою людей. И ты горячо взялся за новую работу, отдавал ей много времени и сил. Но именно в это время все отчетливее, все явственнее стали проявляться в твоем характере черты, которые вначале насторожили окружающих тебя людей, а в дальнейшем привели к тому памятному заседанию комитета ВЛКСМ, которое, как ты и сам признаешь, стало для тебя поворотным в жизни. В наших беседах ты неоднократно говорил мне, что не можешь молчать, когда видишь, что люди поступают неправильно или высказывают мысли, которые кажутся тебе неверными. И я с тобой согласился: убежденность в своей правоте, умение отстоять в споре свое мнение - качество очень нужное и важное. Но вот именно умения убедить товарища, умения доказать ему ошибочность его мыслей или дел у тебя не хватало. Ты видел, что бригадир Колотовкин, под руководством которого ты сначала работал, иногда отдает неправильные распоряжения. У бригадира нет, как у тебя, десятилетки за плечами, он не кончал технического училища, и ты, естественно, нередко бывал более правым, когда спорил с ним по тому или иному поводу. Но, не умея спокойно, обстоятельно доказать свою правоту, часто переходил в споре на крик, отвечал грубостями. Тебе пошли навстречу и перевели в другую бригаду. Но и там продолжалось то же самое: ссоры с бригадиром, отказы выполнять распоряжения, которые тебе казались неправильными. Именно тогда и появилось словечко «неуживчивый», которое потом все чаще употреблялось, когда разговор заходил о тебе, Виктор. Нечто подобное проявилось и в твоих взаимоотношениях с комсомольцами. Когда ты исполнял обязанности секретаря цехового комитета ВЛКСМ, в твоем голосе все чаще стали проскальзывать повелительные нотки. Все чаще ты стал обрывать говорившего на полуслове и заявлять:

- А я думаю, что делать надо так... Ты считал собственное мнение самым верным, единственно правильным и хотел его навязать остальным. Если же они с тобой не соглашались, то нередко в ответ слышали окрик, а то и оскорбление. Ты никак не можешь понять, почему тебя обвинили в заносчивости, в зазнайстве.

- Ведь я же хотел сделать, как лучше! - с горечью говорил ты мне, Но, повторяю, дело не только в том, чтобы самому быть уверенным в правильности выбранного решения, а и в том, чтобы убедить в этом товарищей. Именно убедить, а не приказать. Своей правоты бранью не докажешь, Виктор! Мне рассказывали, что стоило как-то Вале Ермашовой покритиковать тебя за несостоявшийся турпоход как ты с криком обрушился на нее:

- Сама ничего не делаешь, а еще и критикуешь!... Когда вернувшийся из отпуска Михаил Поликарпов попробовал было поговорить с тобой по душам, ты и с ним разругался, даже при встречах перестал здороваться. А ведь раньше вы были друзьями... Могли ли комсомольцы тракторного цеха пройти мимо этого, могли ли не попытаться помочь тебе разобраться в твоих ошибках? Нет, не могли. Для этого и собрался осенью прошлого года комитет ВЛКСМ, на который пригласили и секретаря парткома цеха Е. П. Головченко и твоего начальника - энергетика цеха В. А. Сибилева. На этом заседании было высказано много гневных, обидных для тебя слов. И Геннадий Жмурин, и Нина Шпакова, и Михаил Поликарпов, и другие члены комитета резко и строго потребовали от тебя ответа: почему ты, Виктор, стал таким грубым? Почему перестал заниматься спортивной работой? Почему ни с кем не дружишь? Или в цехе, где только комсомольцев более двухсот, нет никого, с кем бы тебе было интересно встречаться вне завода, кто был бы достоин твоей дружбы? Я разговаривал со многими участниками того заседания комитета, когда обсуждали твое поведение, Виктор. И, поверь, все они в один голос говорили, что искренне хотели помочь тебе, подсказать, как дальше жить. Все они верили, да, кстати сказать, и до сих пор верят в тебя. Глубоко верят. Не поверил в это один ты. Ты обиделся на своих товарищей, обиделся за то, что они только критиковали тебя, и никто из них не напомнил о тех полезных и нужных делах, которые ты сделал.

- Выходило так, что я никчемный человек, что меня гнать надо отовсюду. И ни одним словом не вспомнили, как я по двенадцать часов в день торчал в цехе, выполняя различные комсомольские поручения. Об этом разом все забыли! - с глубоко затаенной обидой говорил ты мне. Нет, Виктор, не забыли. Они помнили твои заслуги, они голосовали за тебя, вторично выбирая в комитет, они поручили тебе секретарствовать. Именно поэтому так сурово и строго спрашивали с тебя комсомольцы, что знали другого Виктора Чурина, который быстро и точно выполнит поручение, умело организует ребят на то или иное дело. Они боролись за того Виктора, которого знали раньше: хорошего организатора, отзывчивого товарища, настоящего комсомольца. Боролись против... Виктора Чурина. Да, да, против тебя самого! Потому что Виктор, которого они знали раньше, и Виктор, который стоял сейчас перед ними, - это были два разных человека. И кто знает, как развернулись бы события дальше, если бы тогда, на заседании комитета комсомола, ты внимательно прислушался к голосу товарищей, не придал бы особого значения некоторым, может быть, несправедливым обвинениям, высказанным сгоряча. Ты поступил по-другому. Ты молча выслушал решение комитета: «За бестактное поведение и развал физкультурной работы в цехе объявить строгий выговор и вывести из членов комитета ВЛКСМ» - и решил отойти в сторону, ни во что больше не вмешиваться.

- Попробуйте без меня... Ты отступил без боя, ты не стал делами доказывать товарищам, что они была неправы в своих суждениях о тебе. Ты решил удалиться с видом оскорбленного, никем не понятого, отказался от всяких попыток реабилитировать себя в глазах окружающих. В этом твоя большая ошибка, Виктор! С тех пор прошел почти год. Многое изменилось за это время в тракторном цехе. Михаил Поликарпов, который и поныне является секретарем цехового комитета ВЛКСМ, с увлечением рассказывает о том, как коллектив цеха борется за звание цеха коммунистического труда, как участвуют комсомольцы в походе за технический прогресс, в борьбе с браком, как помогают наладить серийное производство новых тракторов «ДТ-75» к XXII съезду КПСС...

- Ну, а Виктор Чурин?

- Виктор? - Михаил пожимает плечами. - Работает неплохо, в вечерний институт собирается поступать, в обращении с рабочими стал намного сдержаннее. А в общем, живет он очень замкнуто, одиноко, вроде как на необитаемом острове... У нас в комитете с тех пор и не показывается. Говорят, время залечивает любые раны. Но ты, Виктор, как мне кажется, сам бередишь свою рану и не даешь ей зажить. Даже теперь, когда ты вспоминаешь про события прошлого года, в голосе твоем звучит обида на товарищей. Даже теперь, признавая, что сам был виноват во многом, ты тут же заявляешь, что не пойдешь на поклон к своим врагам. Постой, Виктор, подумай: кого ты называешь врагами? Своих товарищей, которые не могли простить тебе недостойного поведения и открыто, в глаза заявили тебе об этом. А ведь только так, и никак иначе, поступают настоящие друзья. В нашем народе издавна живет пословица: «Друг спорит, а недруг поддакивает». И вот за то, что товарищи не потакали тебе, а решили бороться за тебя против тебя, ты записал их в свои враги. Ты занял сейчас позицию стороннего наблюдателя, ни во что не вмешиваешься (хотя мог бы и вмешаться и помочь), тебя не интересует сейчас, что волнует комсомольцев, хорошо или плохо у них идут дела. Ты видишь, что не все еще гладко получается у Павла Потового, который вместо тебя теперь руководит спортивной работой в цехе. Твой опыт, твое знание людей во многом могли бы помочь Павлу, лишь недавно начавшему заниматься этой работой. И если раньше тебе, как и остальным ребятам, была дорога спортивная честь своего коллектива, то теперь ты с равнодушным видом узнаешь, что на нынешней традиционной эстафете, посвященной 31-й годовщине со дня пуска завода, команда тракториста цеха заняла предпоследнее место. А ведь в прошлом году ваша команда завоевала одно из призовых мест. И на первом, самом трудном этапе - 800 метров, на котором, по существу, решался вопрос, добьется ли команда успеха, бежал ты, Виктор. А сейчас ты даже не пришел на стадион, чтобы «поболеть» за своих. «Меня это теперь не касается...» Я знаю, у тебя есть мечта, мечта большая и светлая - стать инженером-строителем. Эта мечта зародилась тогда, когда ты участвовал в строительстве дома, в котором сейчас живешь. Тогда ты отчетливо понял, какая это замечательная профессия - строить дома, помогать людям быстрее наладить удобную и красивую жизнь. И я уверен, ты осуществишь свою мечту, станешь строителем. Чего-чего, а упорства в достижении намеченной цели тебе не занимать: не каждый найдет в себе силы вторично по вечерам учиться в 10-м классе и одновременно заниматься на подготовительных курсах для поступления в институт. Ты нашел в себе такие силы, ты выдержал это трудное испытание. Так почему же не найдешь сил переломить свой характер и снова вернуться к общественной работе, вернуться к товарищам, которые тебя ждут? Мешает учеба? Но ведь учишься в цехе не один ты, а почти все комсомольцы. В этом году на подготовительных курсах различных институтов учились Валя Ермашова, Володя Козлов, Валя Стрельцова, в вечерних институтах и техникумах занимаются Валя Хвастунова, Володя Беленко, Саша Крючков и многие другие, которых в цехе знают и как передовых рабочих и как активных общественников. Не нравится общественная работа? Опять-таки неверно. Я помню, как оживился твой голос, как загорелись глаза, когда ты рассказывал мне об истории, случившейся в семье Александровых. Тебе тогда поручили разобраться в недоразумениях, возникших между молодыми супругами, и удержать их от наметившегося разрыва. Тебе, неженатому парню, приходилось вникать в чужую семейную жизнь. Верю, что было трудно. Но ты не только не бросил этого дела, а довел его до конца, несмотря на многочисленные неудачи и огорчения, сумел найти убедительные слова и доводы, которые привели к примирению супругов. Они благодарны тебе и по сей день. Мне кажется, что вернуться к товарищам, снова окунуться с головой в кипучую жизнь, которая ключом бьет в цехе, тебе мешает не только застарелая обида, но и боязнь, что товарищи неправильно могут истолковать твой первый шаг к сближению.

- Как же я пойду к тем, кто меня критиковал и наказал? - спрашивал ты меня в последней беседе. Пойми, Виктор, что и твои сверстники-комсомольцы и старшие товарищи - коммунисты цеха - ни на минуту не выпускают тебя из поля зрения. Они ждут от тебя первого шага. Они замечают даже малейшие изменения в твоем поведении. Недавно в комитет ВЛКСМ зашел один из работающих вместе с тобой в отделе и радостно сообщил:

- Сегодня Чурин первый раз улыбнулся... 
Даже такая мелочь не осталась незамеченной! Так почему же ты, Виктор, не пойдешь навстречу товарищам, не докажешь им, что ты уже не тот, что был в прошлом году, что справедливое взыскание, наложенное на тебя год назад, теперь уже заслуживает отмены? Мне хочется напомнить одно древнее изречение, которое неоднократно приводил в своих статьях Алексей Максимович Горький: «Если не я за себя, то кто же за меня? А если я только за себя - зачем я?» Расшифровывая вторую часть этого изречения, Алексей Максимович обращался как будто прямо к тебе, Виктор: «Если все, что ты делаешь, ты делаешь только для себя, подумай, какой смысл во всей твоей работе, какой смысл во всей твоей жизни. Живи так, чтобы твое сердце обнимало весь мир и чтобы каждый звук в мире, каждая улыбка и каждое горе в нем заставляли бы твое сердце биться радостью или горем». За последнее время ты, Виктор Чурин, не совершил ничего, что бы пошло на пользу коллективу, в котором ты трудишься. Иными словами, ты живешь сейчас по принципу «только за себя». Подумай серьезно, к чему это может привести. Я уверен, что ты найдешь в себе силы разрушить стену отчуждения, возведенную твоими же руками и отгородившую тебя от товарищей. И не раз еще комсомольцы тракторного цеха, да и не только они, будут свидетелями больших и интересных дел, душой и заводилой которых станешь ты, Виктор Чурин. Желаю тебе успехов.

С дружеским приветом

Станислав Егоров»

("Смена", 1961, № 15 (август), с. 10-11).